— Он много рисовал! — воскликнула Силла. — Он был очень талантливый, он мог бы сделать прекрасную карьеру. А вы… вы подозреваете его в убийстве этой девочки?
— Скажем так, он входит в список подозреваемых, — ответил Гэхаловуд.
По щеке Силлы скатилась слеза.
— Знаете, сержант, я вспоминаю день, когда он умер. Это было в пятницу, в конце сентября. Я только что отметила день рождения, двадцать один год. Нам позвонили из полиции и сообщили, что Лютер погиб в автокатастрофе. Я хорошо помню, как зазвонил телефон и мать взяла трубку. Рядом были мы с отцом. Мама ответила и шепнула нам: «Это полиция». Внимательно выслушала и сказала: «О’кей». Никогда не забуду эту минуту. На другом конце провода полицейский сообщил ей о смерти сына. Сказал что-то вроде: «На меня возложена тяжкая обязанность сообщить вам, что ваш сын погиб в автомобильной катастрофе», а она отвечает: «О’кей». Потом вешает трубку, смотрит на нас и говорит: «Он умер».
— Как это произошло? — спросил Гэхаловуд.
— Он упал с тридцатиметровой высоты, с прибрежных скал в Сагаморе, в Массачусетсе. Говорят, он был пьян. Дорога там извилистая и ночью нет освещения.
— Сколько ему было лет?
— Тридцать… Ему было тридцать лет. Мой брат был хороший человек, но… Знаете, я рада, что вы приехали. По-моему, я должна вам рассказать одну вещь, которую надо было рассказать тридцать три года назад.
И Силла срывающимся голосом поведала нам сцену, случившуюся примерно за три недели до несчастного случая. Это было 30 августа 1975 года.
30 августа 1975 года, Портленд, Мэн
В тот вечер вся семья собиралась пойти поужинать в «Подкову», любимый ресторан Силлы, чтобы отметить ее двадцать первый день рождения. Она родилась 1 сентября. Отец, Джей Калеб, решил сделать ей сюрприз и забронировал отдельный зал на втором этаже; он пригласил всех ее друзей и нескольких родственников, всего человек тридцать, включая Лютера.
Калебы — Джей, Силла и ее мать Надя — пришли в ресторан к шести часам вечера. Все гости уже ждали Силлу в зале и, когда она появилась, весело поздравили ее. Праздник начался — музыка, шампанское. Лютер еще не приехал. Отец сначала думал, что его что-то задержало по дороге. Но в половине восьмого, когда подали ужин, сына по-прежнему не было. Привычки опаздывать он не имел, и Джей забеспокоился. Он попытался позвонить Лютеру домой, в его комнату в пристройке у Стерна, но там никто не брал трубку.
Лютер пропустил ужин, пирог, танцы. В час ночи Калебы вернулись домой, молчаливые и встревоженные. Лютер ни за что на свете не пропустил бы день рождения сестры. Дома Джей машинально включил в гостиной радио. В новостях сообщали о масштабной полицейской операции в Авроре: пропала девочка пятнадцати лет. Название «Аврора» было им хорошо знакомо. Лютер говорил, что часто ездит в Аврору ухаживать за розами, поскольку у Элайджи Стерна там роскошный дом на берегу океана. Джей Калеб подумал, что это совпадение. Он внимательно прослушал остальные новости, потом новости еще нескольких радиостанций, чтобы узнать, не было ли в округе дорожных происшествий; но нигде ни о каких ДТП не упоминали. Охваченный тревогой, он долго не спал этой ночью, не зная, что ему делать — звонить в полицию, ждать дома или ехать в Конкорд. В конце концов он уснул на кушетке в гостиной.
На следующий день, ранним утром, по-прежнему пребывая в неизвестности, он позвонил Элайдже Стерну и спросил, не видел ли он его сына. «Лютера? — ответил Стерн. — Его нет. Он взял отпуск. Разве он вам ничего не сказал?» Вся эта история выглядела очень странно. Почему Лютер куда-то уехал, не предупредив их? Джей Калеб, в смятении, не в силах больше ждать, решил отправиться на поиски сына.
* * *
Вспоминая этот эпизод, Силла Митчелл задрожала. Она резко встала со стула и сварила еще кофе.
— В тот день, — продолжала она, — отец поехал в Конкорд, мать осталась дома на случай, если вдруг появится Лютер, а я пошла гулять с подругами. Домой я вернулась поздно. Родители разговаривали в гостиной, и я услышала, как отец сказал: «По-моему, Лютер сделал огромную глупость». Я спросила, что происходит, и он велел мне не говорить никому, что Лютер исчез, особенно полиции. Сказал, что сам его найдет. Он тщетно искал его больше трех недель. До самой катастрофы.
Она подавила рыдания.
— Что же случилось, миссис Митчелл? — мягко спросил Гэхаловуд. — Почему ваш отец считал, что Лютер сделал глупость? Почему он не хотел привлекать полицию?
— Это сложно объяснить, сержант. Все так сложно…
Она раскрыла альбомы с фотографиями и стала рассказывать о семье: о Джее, их любящем отце, о Наде, матери, бывшей Мисс штата Мэн, привившей детям вкус к прекрасному. Лютер был старшим из детей, на девять лет старше ее. Оба они родились в Портленде.
Она показала нам детские фотографии. Родительский дом, отдых в Колорадо, гигантский склад отцовского предприятия, из которого они с Лютером летом почти не вылезали. На нескольких фото семья была запечатлена в Йосемитском парке в 1963 году. Лютеру восемнадцать лет, это красивый, стройный, изящный юноша. Потом нам попалась фотография, датированная осенью 1974 года: двадцатилетие Силлы. Родители постарели. Джею, гордому отцу семейства, уже шестьдесят, у него отросло брюшко. На лице матери появились морщины, против которых она бессильна. Лютеру под тридцать: его лицо изуродовано.
Силла долго смотрела на эту фотографию.
— До этого мы были прекрасной семьей, — произнесла она. — До этого мы были счастливы.
— До чего? — спросил Гэхаловуд.
Она взглянула на него так, словно ответ разумелся сам собой.
— До того, как на него напали.
— Напали? — повторил Гэхаловуд. — Я не в курсе.
Силла положила рядом две фотографии брата.
— Это произошло осенью, после нашего отпуска в Йосемити. Посмотрите на это фото… Посмотрите, какой он был красивый. Знаете, Лютер был особенный. Он любил искусство, у него был настоящий художественный дар. Он окончил школу, его только что приняли в академию изящных искусств в Портленде. Все говорили, что он может стать очень большим художником, что у него талант. Он был счастливый мальчик. Но тогда как раз начиналась война во Вьетнаме, и ему надо было идти в армию. Его только что призвали. Он говорил, что, когда вернется, станет заниматься искусством и женится. У него уже была невеста. Ее звали Элеонора Смит. Девушка из его школы. Я вам говорю, он был счастливый мальчик. Вплоть до этого вечера в сентябре шестьдесят четвертого.
— Что произошло в тот вечер?
— Вы когда-нибудь слышали о банде филдголов,[335] сержант?
— Банде филдголов? Нет, никогда.
— Это прозвище, которое полиция дала группе подонков, орудовавших в то время в нашем районе.
Сентябрь 1964 года
Было около десяти часов вечера. Лютер провел вечер у Элеоноры и возвращался к родителям пешком. Завтра он должен был отправиться на сборный пункт. Они с Элеонорой только что решили, что, как только он вернется, они поженятся: поклялись друг другу хранить верность и в первый раз занимались любовью на узенькой детской кровати Элеоноры, пока ее мать на кухне пекла им печенье.
Лютер ушел не сразу, он еще несколько раз возвращался к дому Смитов. В свете фонарей он видел Элеонору — она, плача, стояла на крыльце и махала ему рукой. Теперь он шел по Линкольн-роуд. Улица в этот час была безлюдна и плохо освещена, зато вела к его дому кратчайшим путем. Идти оставалось три мили. Его обогнала машина, и лучи фар выхватили большой отрезок улицы впереди. Немного погодя сзади появилась вторая машина, ехавшая на большой скорости. Из ее окна раздались вопли: пассажиры, явно на взводе, решили его попугать. Лютер не реагировал, и машина, проехав несколько десятков метров, резко затормозила посреди дороги. Он продолжал идти — что ему еще оставалось делать? Он поравнялся с машиной, и тот, что был за рулем, спросил его: