Бронированная дверь квартиры на третьем этаже, которую они узнали по табличке над звонком, представляла собой более сложную задачу.

– Тихо ее не взломаешь, – заметил Джерри. – К счастью, на каждом этаже тут всего по одной квартире. Сейчас приду.

Джерри сходил в минивэн и вернулся с пантографным домкратом, после чего исчез еще на пару минут и объявился со старыми кирпичами. Он положил кирпичи на косяк двери, затем принес еще несколько, пока не осталось минимальное пространство, где он мог вертикально установить домкрат, примерно на высоте замка.

– Посторожи, чтобы никто не пришел, – сказал он.

Франческа встала на лестнице, задаваясь вопросом, что она сделает, если кто-нибудь придет. Джерри начал вращать рычаг домкрата.

– Сломается либо он, либо стена, – сообщил он.

Оба сломались одновременно с немалым шумом, хотя и не таким громким, как опасалась Франческа. Косяк был полностью сорван, и дверь болталась только на петлях. Джерри приоткрыл ее достаточно, чтобы в проем можно было пройти.

– После тебя.

Франческа протиснулась внутрь. Джерри последовал за ней, затащив в квартиру домкрат, прежде чем снова притворить дверь. Он почувствовал привычный зуд в затылке. На первый взгляд дверь могла показаться закрытой.

– Давай поторопимся, – сказал он, включив свет, потому что в помещении царила полная темнота.

«Только бы не найти здесь тело Амалы», – мысленно взмолилась Франческа. Тела в квартире не оказалось – лишь грандиозные завалы всякого барахла, заполонившего все комнаты, кроме небольших свободных пятачков, где стояли раскладной диван, холодильник и телевизор. Воняло затхлостью, но не тухлятиной.

– Как называется мания собирательства?

– Диспозофобия. Это вид навязчивого поведения.

– Но мы еще не знаем, действительно ли он подражатель. Хоть что-нибудь здесь на это указывает?

Джерри не ответил. Он замер, глядя на маленький вотивный алтарь, висящий в шкафу, похоже сколоченном из оливкового дерева. В отверстии для свечи лежали сухие трупики дюжины ос.

– Черт, – сказал Джерри.

Затем он увидел, что верхняя часть тела белой пластиковой Богородицы обернута куском газеты, так что лицо, изображенное в газете, совпадало с лицом фигурки. Это было лицо Италы Карузо.

Джорджо снова надавил на гудок.

– Его там нет, – сказал он. – Иначе он бы уже открыл.

– Посмотрим, – с деланым спокойствием отозвался Бенедетти.

То, что он делал, могло навлечь недовольство сенатора Феррари, но он не мог так просто этого оставить. Когда они узнали о похищении Амалы Кавальканте, Феррари забеспокоился. «Это может быть связано с той старой историей, – сказал он тогда. – Кто-то о ней знает». Так что, хотя сам Бенедетти и считал это очень маловероятным, он позаботился о том, чтобы получать информацию о происходящем из первых рук, прослушивая звонки Кавальканте. Это было нетрудно, учитывая, что в данном вопросе «Цапля» сотрудничала с полицией. Теоретически операторы «Цапли» не могли напрямую прослушивать разговоры, которые попросту записывались на зашифрованные жесткие диски или перенаправлялись в полицию в режиме реального времени, но это было возможно, и в тот раз – далеко не впервые, поскольку Феррари имел многочисленные интересы, – они слушали все, что говорилось, в режиме реального времени. И хотя после встречи с этой сукой Кавальканте сенатор потребовал прекратить слежку, Бенедетти продолжал ее в одиночку. Он не мог смириться с тем, что Кавальканте выставила его на посмешище, отправив его и его людей в дом известного журналиста, пусть и на пенсии, который заявил на них в полицию за вторжение, несмотря на все оправдания, которые ему пришлось сочинить. На Амалу Бенедетти было наплевать, но он надеялся услышать что-нибудь компрометирующее об этой суке или ее семье, чтобы передать это прессе или своим друзьям в полиции. Вместо этого Бенедетти прослушал странный звонок от архитектора Кавальканте в муниципалитет Конки, а затем – столь же странный звонок этой суки магистрату. Что они ищут? Все, что могло повредить «Цапле» и семье Феррари в связи с Пьеро, было оперативно зачищено тридцать лет назад, когда он, Бенедетти, еще лежал в больнице под капельницей с кровью, но они, разумеется, не позаботились избавиться от автомобилей персонала и старой мебели. Что, если это была ошибка?

За забором из колючей проволоки простиралась заросшая лужайка, доходящая до старого здания, выстроенного в стиле рационализма фашистских времен, со множеством выбитых окон. А с другой стороны располагалась роща. Здание выглядело заброшенным, на траве тут и там громоздились груды ржавых обломков.

– Вернемся в другой раз?

– Нет. Если не хочешь, чтобы я заявил на тебя в полицию, мы войдем прямо сейчас.

Бенедетти уже сказал Джорджо, что знает, кто обчистил разрушенную гостиницу, и что до сих пор его это не волновало.

– Почему именно сегодня?

– Не твое дело.

– Если хотите перелезть, валяйте. Я подожду здесь.

– Твой друг меня не знает. Лучше, если мы войдем вместе.

Ворота были заперты на цепь и старый навесной замок, который Бенедетти сбил камнем.

– Теперь Микеле взбесится, – сказал Джорджо. – Нельзя же взламывать человеку дверь.

– Зато можно заявить на него в полицию за скупку краденого. А на тебя – за воровство.

– Ясно, – развел руками Джорджо. – Ворота были уже открыты.

Несмотря на скрежет металла, на огороженном участке не наблюдалось никакого движения. Они вошли пешком и направились к зданию по асфальтированной дорожке, сквозь которую прорастали корни и сорняки.

Главный вход был перегорожен. В щели в заколоченных окнах виднелись просторные внутренние помещения, до потолка заваленные мебелью и мусором.

Бенедетти уже собирался сдаться, когда услышал крик о помощи.

Франческа и Джерри быстро удалились из квартиры, не обернувшись на голос пожилой женщины, спрашивающей, кто они такие.

Подъехав к въезду в деревню, они припарковались на обочине. Джерри вертел в руках прихваченный с собой алтарь.

– Кумиром Дзеннаро был не Окунь, а моя мать, – сказал он. – Он считает себя не серийным убийцей, а вершителем правосудия.

– Зачем в таком случае он похищает девушек?

– Из-за Окуня. Представь, что ты серийный убийца и кто-то начал тебе подражать. Как бы ты поступила?

– Ты мне скажи, ведь тебе лучше знать.

– Допустим, я попытался бы выяснить, кто он. На случай, если он представляет для меня опасность.

– Но ты не знал бы, где его найти.

– Разве что похититель оставил мне подсказки, указывающие путь. А поскольку я серийный убийца с тридцатилетним стажем, у меня высокий интеллект и только я один могу понять послание.

– А что дальше?

– Я нахожу своего почитателя, и он убивает меня.

– Прямо-таки торжество правосудия, – съязвила Франческа.

– Будь любезна, позвони своему брату и дай мне трубку. Воспользуйся чистой симкой.

Франческа выполнила просьбу.

– Можно задать вам вопрос, с которым к вам наверняка уже неоднократно обращались? – спросил Джерри у Танкреда, снова перевоплощаясь в кроткого и дотошного Росси. – Вы не замечали среди вещей Амалы такое, чего не видели раньше?

– Грамм травы. Когда она вернется, выслушает от нас с матерью пару ласковых. Но если не считать этого…

– Возможно, ваша жена…

– Она сказала бы мне. Амала уронила рюкзак, когда ее похитили, но карабинеры уже его обыскали. Забрали даже ее связку ключей, оставшуюся в замке калитки.

– Карабинеры сделали фотографии связки, прежде чем вытащить ее из замка? – спросил Джерри.

– Не только они, но и какой-то долбаный папарацци, – ответил Танкред. – Тот снимок напечатали в паре газет, видимо посчитав очень драматичным.

– Спасибо, господин Кавальканте, будем на связи. – Джерри дал отбой и взял айпад.

– Ничего не хочешь объяснить? – спросила Франческа.

– Связка ключей висела на самом виду. Если бы я хотел оставить последнее послание, то оставил бы его именно там – разумеется, позаботившись, чтобы его мог понять только адресат.