– И все-таки что-то здесь не сходится. Феррари утверждает, что, когда Джаду похитили, он уже посадил сына под замок.

– По словам Донати, ее забрал Амато, бывший подчиненный моей матери, но Донати не знал куда. Мы можем только предполагать, что он отвез ее в гостиницу Феррари. В чем дело?

– Мне не по себе, когда ты говоришь о людях, которых убил, – ответила Франческа.

– Понимаю, это может вызывать тревогу.

– Это все твой тон. Быть таким расслабленным ненормально.

– Если хочешь, могу изобразить эмоции. Ты знаешь, где находилась гостиница Феррари?

– Провожая меня в гостиную, Бенедетти назвал ее «Квисисана», и насколько я поняла, она где-то в Бергамо.

– Я проведу кое-какие поиски в айпаде, а у тебя есть время собраться, если хочешь. Возьми с собой все свои вещи, потому что сюда мы больше не вернемся. У людей из «Цапли» много связей, оставаться здесь еще на одну ночь слишком рискованно.

Франческа помылась в раковине, потому что ей не хотелось пользоваться ржавым душем Джерри. Дом был довольно чистым, но в полуразрушенном состоянии: заплесневелые стены, неровные полы, сквозняки, накипь. Две комнаты из четырех были загромождены старым пыльным барахлом. Когда она вернулась на кухню, Джерри собирал сумку.

– Можно тебя кое о чем спросить? Почему ты называешь себя Джерри?

– В Тель-Авиве никто не выговаривал «Чезаре», ближе всего было «Джерри». Но это прозвище, а свое настоящее имя я принял после бар-мицвы.

– И как же тебя зовут?

– Не скажу.

– Получается, ты действительно израильский иудей.

– Я не ортодоксален, но в данный момент иудаизм – единственная религия, которая представляет для меня интерес. А Израиль – единственная страна, к которой я чувствую привязанность. От Италии у меня остались только неприятные воспоминания.

Их прервал шум двигателя, и Франческа подбежала к окну. Во двор въезжал минивэн «фольксваген».

– Кто-то приехал, – сказала она.

– Это наше новое средство передвижения. На этот раз не на наше имя.

– Быстро ты подсуетился… Для сбежавшего заключенного у тебя много друзей.

– С чего ты взяла, что я сбежал?

– Ты связывался с Ренато из закрытого учреждения.

– В закрытом учреждении можно находиться по тысяче причин, – ответил Джерри.

Вытянуть из него еще хоть слово по этому поводу Франческе не удалось.

Солнце, бьющее в глаза, вывело Амалу из полукоматозного состояния. В конце коридора виднелось голубое небо. Она спит? Сырой ветер, развевающий и треплющий ее волосы, казался настоящим. Но где я? Камни стены, у которой она спала, оставили синяк на ее руке; они выглядели точно как те, что в подвале, а значит, здание, видимо, было тем же самым: пользуясь бессознательным состоянием Амалы, Орест отнес ее к выходу.

Амала с усилием встала и, пошатываясь, поплелась к источнику света, но через несколько шагов ее остановило кольцо привязи. Здесь была только одна направляющая, и на середине коридора она оканчивалась металлическим навесным замком, большим, как из «Игры престолов»[321], лишая возможности пройти дальше. Сразу после этого пол превращался в гладкую поверхность из ПВХ, которая выглядела новой и продолжалась до самого выхода.

В противоположном конце коридора была только глухая стена: неужели это всего лишь длинный узкий склад? Подойдя поближе, Амала поняла, что на самом деле стена представляет собой металлическую плиту, расписанную под кирпичную кладку, похожую на ту, что была у настоящей стены. Очередная потайная дверь.

Амала попыталась толкнуть дверь, но та не поддалась. Еще слишком слабая от наркотиков, чтобы попробовать ее выбить, она вернулась туда же, где очнулась, и села спиной к стене. Орест зачем-то унес ее носки и обувь, но температура соответствовала поздней весне, хотя уже стоял октябрь, а запах полей и пение птиц были так прекрасны, что на несколько минут Амала забыла о своем положении. Она легла ногами к двери и оттопырила пальцы, наслаждаясь обдувающим их ветром. Затем в памяти вспыхнула коллекция вырезок под плакатами, тех самых, с фотографиями девушек, и она вспомнила, что сказал ей Орест.

«Ты станешь последней».

Коммерческий минивэн «фольксваген» был потрепанным, но достаточно просторным, чтобы вместить стаю. Из любопытства Франческа заглянула в техпаспорт и узнала, что минивэн зарегистрирован на транспортную компанию, о которой она никогда не слышала, а имя водителя – Марио Росси.

Франческа охотно пустила бы за руль Джерри, потому что не привыкла к такому типу транспортных средств, но, если бы их остановил дорожный патруль, Джерри не смог бы предъявить права на имя Перетца – существовал риск, что Металли объявил его в розыск.

– Не вздумай, как обычно, засыпать, – сказала она. – Мне нужно о многом поговорить с тобой по дороге.

Джерри выпрямился на сиденье, опустил стекло и высунул из окна локоть. Солнце резко освещало его. Усы он сбрил, и с обнажившейся губой, вечно изогнутой в саркастической усмешке, его лицо снова изменилось.

– Хочешь учинить мне допрос с пристрастием по поводу моего прошлого? Я не настроен на откровения.

– Меня интересует только то, что касается Окуня. Откуда ты получил всю информацию, которая была у тебя до приезда в Италию?

– От матери.

– Она рассказывала тебе об этом, когда ты был маленьким?

– В некотором смысле. Перед тем как отправиться на охоту за Окунем, мама оставила мне наследство и передала его в чемодане своей домработнице Анне, которая жила с ней в одном доме в Кремоне. Внутри были драгоценности, свидетельства о праве собственности на две квартиры в Риме и несколько миллионов наличными.

– Доходы от ее преступлений.

– Несомненно. Помимо прочего, она положила в чемодан три трехдюймовые дискеты со всеми своими заметками, написанными к тому дню. Мама была очень осторожна и не называла никаких имен, но я сразу понял, что она сделала, хотя мне и пришлось прояснять ее путь сначала у Ренато, а потом у тебя. Моя мать пошла иным путем, чем мы, и выяснила, что Окунь выбирал жертв среди девушек, которые посещали гребной клуб «Тоти». Но подробностей не было, а клуб уже много лет как закрылся. Тупик.

– Я помню «Тоти». Но почему ты не навел справки раньше?

– Потому что я узнал о своем наследстве только два года назад. Перед нашим отъездом в Израиль Анна передала чемодан моей бабушке, и та не сказала мне ни слова. До конца жизни она жаловалась на безденежье. И до последнего доила своего мужа.

– Она не отдала тебе даже дискеты?

– Нет. Когда она умерла, ее муж нашел их и принес мне. Это случилось два года назад, но, думаю, он знал обо всем и раньше. Он был очень стар и таким образом хотел попросить прощения перед Богом.

– Мне жаль, что тебе не повезло с семьей.

Джерри пожал плечами:

– Подростком я ушел из дома и оборвал с ними связь. Я начал понимать, что бабушка не тот человек, каким я ее считал, и увидел свою жизнь в другом свете. Но я и подумать не мог, что она еще и обокрала меня. Не то чтобы меня заботили деньги…

– Я поняла это по тому, как ты живешь.

– Почему? Как я живу?

– Скажем так – аскетично.

– Не всегда. Но когда они мне нужны, я знаю, как их получить. Знаешь такую поговорку: рано или поздно Бог разлучает дураков с их деньгами? Достаточно просто быть рядом, когда это произойдет.

– Ты еще и экономист?

– Знаток в этой области.

– Так я и думала.

Следуя карте, они преодолели несколько крутых поворотов и прибыли в отель Relais & Châteaux[322] под названием «Эвкалипты», с термальным бассейном и рестораном, упомянутым в рейтинге Gambero Rosso[323]. Каменное здание, увитое плющом, окружал обширный сад, украшенный скульптурами современного искусства. В этот сезон постояльцев было немного, и все эти немногие оказались пожилыми людьми, которые наслаждались утренним солнцем, сидя за завтраком или лежа в шезлонгах.