– Он что, русский?

– Нет, это название российской христианской секты, действовавшей в восемнадцатом веке. Ее члены практиковали муки и умерщвление плоти. И верили, что их Богу угодны дары… Тот же дар приносили Господу психиатры с помощью чересчур буйных больных – и взрослых, и детей. Они называли это оскоплением.

– Что это такое? – спросила Коломба.

– КоКа, они их кастрировали. Теперь я понимаю, откуда в короле монет столько ненависти.

Допрыгнуть из лужи до лестницы оказалось гораздо сложнее, чем забраться в бомбоубежище. Когда Коломба наконец выкарабкалась наружу, Данте стоял на коленях прямо на земле. Лицо его промокло от слез.

Коломбу охватил гнев и в то же время странная печаль. Ее огорчало, что ее не было рядом, когда маленького Данте похитил маньяк, произвольно решавший, каким пыткам его подвергнуть. Она хотела бы держать его за руку, когда он вышел из силосной башни, когда его перебрасывали из одной клиники в другую, когда его судьбу доверили врачам, которые, возможно, в прошлом подвергали целые поколения пациентов тем же истязаниям, что и Отец: электрошоку, погружениям в ледяные ванны, связыванию… и, как выяснилось сейчас, кастрации. Она хотела бы быть с ним, когда Данте зажил собственной жизнью, пряча свою ранимость за цинизмом.

«Но я рядом сейчас, – подумала она. – Хотя и не так, как ему бы того хотелось».

– Мне жаль, – сказала она.

Данте поднял глаза:

– КоКа, это не только история Отца. Это история всего мира. Таких, как я, веками подвергали пыткам и похуже. И продолжают подвергать по сей день. – Он вытер лицо перепачканной в земле рукой. – Знаешь, один врач по имени Мониш[219] изобрел способ обуздывать пациентов поэффективнее, чем кастрация и электрошок: произведя трепанацию черепа, он вводил в лобную долю спирт, чтобы разрушить нервные клетки.

– Он орудовал в концентрационных лагерях? – чуть слышно спросила Коломба.

– Нет, в обыкновенных больницах. КоКа, ему вручили Нобелевскую премию по медицине. Нобелевскую премию. – Данте со вздохом оперся на трость и поднялся. – В долгосрочной перспективе одним из последствий кастрации является остеопороз. Надо попросить Барт, чтобы…

В гарнитуре раздался голос Первого:

– У нас проблема.

– Какая? – спросила Коломба.

– Дорога опустела. Боюсь, что нас берут в оцепление.

– О’кей, мы выходим.

Не успела Коломба договорить, как у нее в рюкзаке завибрировал мобильник. Ей удалось нашарить его только на десятом звонке: на экране высвечивался номер Лупо.

– Каселли, у вас две минуты, чтобы уйти.

– Откуда?

– Сами знаете.

Очевидно, начальник «Shadow» не ошибся насчет оцепления.

– Как вы, черт подери, нас нашли?

– У вас в машине жучок. Его установили на бензозаправке. Ди Марко вами недоволен.

– Не сомневаюсь. Но никаких законов мы не нарушили.

– Он докажет обратное. Д’Аморе исчез, а Немец в бегах, так что сейчас он в не лучшем расположении духа.

– А вы тут при чем?

– При моей профессии сложно не впутаться в интриги спецслужб. Меня уже предупреждал об этом один друг, но я только сейчас понял, насколько он прав. В минуту сомнения я ошибся и связался с военными. Уходите. Еще немного, и вы уже не успеете скрыться.

– Подождите… – Коломба перевела дыхание. – Под заводом старое бомбоубежище. Отец держал там детей. Не позвольте Ди Марко избавиться от улик. Многие семьи смогут наконец узнать о судьбе своих пропавших детей.

На другом конце провода повисла тишина.

– Сделаю все, что смогу. Обещаю, – наконец сказал Лупо.

– Спасибо. – Коломба разбила телефон о камень и выбросила гарнитуру.

– Бросай все, Данте.

– А как же охранники?

– Мы ничем не сможем им помочь. Не беспокойся, у них отличные адвокаты. Сможешь перелезть через ограду со стороны солнечных панелей?

– Нет… – ответил он.

– Ладно, тогда остается только ждать, пока нас арестуют.

Данте фыркнул.

До похищения Данте был гораздо более ловким, чем Коломба, но теперь ей пришлось подтолкнуть его снизу. Перелезая через ограду, он уронил трость и потратил на ее поиски целую вечность.

– Неужели нельзя купить новую? – спросила Коломба, когда они подходили к первой развилке, ведущей в город.

– Я же говорил, это классический Хэм Брукс.

– А я понятия не имею, что это значит. Она дорогая?

– Никогда не слышала о Бронзовом человеке?

Услышав приближающийся шум двигателей, они бросились в придорожные кусты. Мимо пронеслась колонна автомобилей, набитых агентами ОБТ. Вдали раздался шум сирен и отзвуки перебранки: охранников схватили.

Данте взял под воображаемый козырек:

– Прощайте. Для меня было честью служить родине вместе с вами.

– Скорее разорением. По крайней мере, их арест сэкономит тебе немного денег.

– К сожалению, нет. Депозит мне не вернут. Думаю, останется ровно столько, чтобы уехать подальше из этой страны. – Данте запыхался и замедлил шаг. – Меня достало жить среди шпионов и государственных тайн.

Коломба подтолкнула его вперед.

– И куда ты намылился?

– Я много хорошего слышал о Швеции.

– Там зверски холодно и говорят по-тарабарски.

– Я все равно не выхожу из дому.

В паре километров от территории завода Коломба позволила Данте сделать небольшой привал. Округу заволок густой туман.

– Итак, – сказала она, – мы в глухом захолустье, по уши в грязи, без мобильника и автомобиля, и при мне чужой пистолет. Есть предложения?

– Давай угоним машину, – с готовностью ответил Данте. – Я могу завести двигатель без ключа.

– Ничего получше тебе в голову не пришло?

– Кремона всего в шести километрах отсюда, – сказал Данте, указывая направление. – У меня есть кое-какая сменная одежда в доме Аннибале.

– Они и туда заявятся.

– Надеюсь, что не сразу. А нам надо только переодеться и одолжить машину. Правда, я пока не придумал, куда можно поехать.

– Разберемся по ходу дела, – сказала Коломба.

Дорога была долгой и тревожной, ведь за ними охотился король монет, а Немец разгуливал на свободе. К счастью, беглецов скрывал туман.

Аннибале жил в палаццо восемнадцатого века в историческом центре Кремоны, куда они добрались только к одиннадцати вечера. Данте трижды нажал на кнопку домофона.

– Это наш семейный звонок, – пояснил он.

Дверь открылась, и они вошли в просторную, как плац, главную гостиную. Данте с облегчением заметил, что все окна настежь распахнуты. Хотя в знакомых помещениях он страдал от клаустрофобии не так сильно, свежий воздух помогал ему расслабиться.

– Горничная, наверное, уже спит, – сказал он. – Папа, ты тут?

– Я наверху.

Как и в единственный раз, когда Коломба бывала в этом доме, облаченный в халат Аннибале Валле ожидал их, раскинувшись в кресле. Но на сей раз он был не один.

За стариком, положив руку ему на плечо, стоял Томми.

– Я уже думал, вы не приедете, – сказал он.

Коломба упала на колени. Легкие ее сжались с такой силой, что в секунду выдавили из себя весь воздух. Комната наполнилась тенями, и крики Данте походили на играющую на слишком высоких оборотах пластинку.

«Все было ошибкой», – не сомневаясь, что умирает, подумала она.

А главной ошибкой был Томми. Ее поразило даже не внезапное появление парня, а сам его облик. Мягкий взгляд и бессмысленное выражение лица исчезли без следа – теперь его суровые глаза сияли ненавистью и умом.

Данте снова закричал, Валле заерзал в кресле. Коломба рухнула набок. Вопящие с электрическим присвистом тени рвали ее в клочья. Томми рассмеялся. Никогда еще она не слышала ничего страшнее. Даже визг теней-убийц, постепенно высасывающих из нее жизнь, не казался ей настолько невыносимым. В засасывающем ее черном вакууме раздался хлопок пощечины, и по ее щеке разлилось тепло. Тени отпрянули, ускользая от взгляда. Пощечину ей дал Данте.