– Снова не в духе? – спросила Коломба, высунувшись из-за стеклянной двери. Она успела переодеться в свой обычный затрапезный костюм.

Данте сел.

– Просто думаю о прошлом, которое никогда не умирает. И спрашиваю себя, что затевал мой брат, когда принес сюда войну.

– Какую войну?

Данте ухмыльнулся:

– Войну между добром и злом. Почему он не оставил тебя в покое? Почему бросил меня?

– Я-то надеялась, что это ты мне объяснишь.

Данте постучал себя по лбу:

– У меня в котелке пусто. Это ты у нас ищейка.

– Бывшая… – пробормотала Коломба.

– Точно, ты гражданский консультант, – улыбнулся он. – Думаешь, у спецслужб есть что-то стоящее на механика?

– Возможно, но я не намерена их спрашивать. Они не связали его самоубийство с Лео, и я не собираюсь подводить их к этой мысли. То же касается Томми и Отца. Любая информация, которую мы запрашиваем, – это информация, которую мы предоставляем.

– А Ди Марко не заметит, что ты что-то от него скрываешь?

Коломба потеснила Данте на диване и перетянула на себя часть покрывала.

– Я десять лет управлялась с начальниками, требующими срочных результатов, и знаю, как далеко с ними можно зайти.

– И как ты собираешься действовать?

– Как полагается – буду гнать лошадей.

Данте с каждым днем все больше набирался сил, а Коломба и ее команда всю следующую неделю разыскивали родных и друзей Лориса и Мартины, пытаясь понять, не познакомилась ли эта парочка с Лео или каким-нибудь его сообщником. Однако узнать им удалось немногое: Мартина говорила паре подруг о будущем повышении, но только вскользь, а по словам немногих друзей Лориса – в большинстве своем алкоголиков и наркоманов, – в последний месяц он расплевался со всеми приятелями и засел дома, в одиночку нюхая кокаин.

Встретилась Коломба и с бабушкой и дедушкой Томми – родителями первого мужа Терезы. Пожилая пара жила в сером палаццо в Биелле, и кожа их была такой же серой, как и дом. Похоже, старики Карабба не жили, а лишь дожидались смерти. Из разговора с ними Коломба вынесла для себя только одно: они ненавидят невестку и считают, что на ней лежит ответственность – по крайней мере моральная – за смерть их сына. Тереза любила красивую жизнь, пилила мужа, чтобы тот больше зарабатывал, и всеми способами пыталась сплавить сына в какой-нибудь приют, хотя муж был против, потому что любил Томми.

– Терапевт Томми утверждает, что она была в хороших отношениях с сыном, – сказала Коломба, представившаяся социальной работницей.

– Может, сейчас это и так, – сказал старик. – А в былые времена она как будто жалела, что Томми не погиб вместе с ним.

– А что случилось после его смерти?

– Тереза уехала на шесть месяцев и увезла с собой Томми. Хотела работать в турагентстве в Греции. Говорила, что море пойдет мальчику на пользу.

– Когда вы последний раз видели Томми? – спросила Коломба.

– Я приехал его проведать за день до их отъезда. Мальчик рыдал в три ручья. Он понял, что покидает родину навсегда.

– Но сейчас он вернулся.

Карабба переглянулись.

– Может, лучше бы они остались в Греции, – сказала бабушка Томми.

Тем временем воссоединившиеся Эспозито и Альберти занялись отцом механика. Как и сказал Лупо, после работы Гаспаре Мантони ошивался в баре для дальнобойщиков в Конильяно. Увидев, как шестидесятилетний Мантони – низкорослый, худощавый старик с приплюснутым носом, в натянувшейся на мускулистых венозных руках клетчатой рубашке – сидит перед бокалом красного вина, положив локти на стойку, Эспозито тут же решил, что он смутьян. Он показал ему удостоверение:

– Господин Мантони?

– Гляньте, кто явился мозги мне канифолить, – сказал тот хозяину бара, который благоразумно притворился, что протирает стаканы.

– Мы не отнимем у вас много времени. Не хотите поговорить на улице?

– Мне и тут хорошо.

Альберти встал у отца Лориса за спиной, а Эспозито подтащил к стойке табурет. Повернувшись к мужчине, он спросил:

– Думаешь впечатлить меня своим мудачеством? Да я таких, как ты, на завтрак ем.

Мантони подтолкнул локтем бокал, пролив вино на шерстяные брюки Эспозито:

– Ой.

Эспозито собрался было отвесить ему подзатыльник, но Мантони с кошачьей ловкостью увернулся, схватил бутылку и разбил ее о край стойки. Альберти обхватил мужчину, и розочка выпала из его руки, но он тут же пинком сшиб Эспозито на пол и прижал молодого человека к колонне. Работяги за другими столиками загорланили, требуя оставить старика в покое, и в полицейских полетели стаканы и пакетики из-под чипсов.

– Он первый начал! – крикнул Альберти, ударив Мантони кулаком в поясницу.

Тот развернулся, чтобы дать сдачи, размахивая мозолистыми кулаками, но Эспозито потянул его за ноги и повалил на пол. Альберти, повысив голос, велел посетителям оставаться на своих местах, и двое полицейских выволокли Мантони на тротуар перед баром.

Эспозито достал из кармана телескопическую дубинку и разложил ее взмахом руки:

– Хочешь, я ее тебе в задницу засуну?

Мантони засмеялся и показал на красное пятно на брюках Эспозито:

– Киска, ты забыла прокладку надеть.

Эспозито ударил его в лицо и разбил ему губы:

– Сам носи прокладки, мудила.

Не переставая смеяться, стоящий на четвереньках Мантони сплюнул кровь:

– Ладно. Какого хрена вам надо?

Эспозито снова ударил его дубинкой, на сей раз по спине:

– Поговорить о твоем сыне. Понял, осел?

Мужчина прислонился к стене и окровавленными пальцами свернул самокрутку.

– Какого хрена вам от него надо? Он на том свете.

– Вопросы будем задавать мы, – ответил Эспозито, помахав дубинкой у него перед носом, что, похоже, не произвело на Мантони никакого впечатления. – Когда ты видел его последний раз?

– В морге. Меня привели на опознание.

– До этого!

– Два месяца назад. Я заезжал к нему, чтобы поменять резину.

– И больше вы не виделись?

– Нет.

– Ты знал, что он принимает наркотики?

– Я думал, он в завязке, но такие, как он, никогда не бросают. – Мантони закурил мятую, испачканную в крови самокрутку. – Только делают перерывчик, чтобы потом еще больше кайфануть.

– Может, он нуждался в поддержке, – сказал Альберти.

Мантони пожал плечами:

– Может, и так. Но не мне учить кого-то жить.

– Значит, за месяц до его смерти ты с ним ни разу не общался? – спросил Эспозито.

– Пару раз болтал по телефону.

– О чем?

– А тебе что за дело? – Эспозито ударил его дубинкой по ляжке. Мантони потер ушибленное место. – Иди на хер. Одна из покрышек оказалась лысой, и я хотел ее вернуть, но он больше сервис не открывал. Оба раза находил предлог меня послать.

– Какой?

– Якобы говорил по другой линии. Но не спрашивайте с кем и о чем, потому что он мне не сказал. – Мантони выплюнул окурок в водосток и поднялся. – Могу я идти, или вы и дальше будете пересчитывать мне косточки?

– Ты в курсе, что мы можем арестовать тебя за нападение на представителя власти при исполнении? – спросил Альберти.

– Ну так арестуйте, вы от меня разрешения, что ли, ждете?

– Иди на хрен. Проваливай. – Эспозито подтолкнул его в спину.

Мантони, не оборачиваясь, показал им средний палец:

– Если передумаете, ищите меня здесь.

Пока двое амиго приходили в себя после драки с отцом Лориса, Коломба вернулась из Биеллы и стащила Данте с дивана, чтобы встретиться с Деметрой Мелас. Женщина переехала в Кальо – другую деревню в окрестностях Портико, но ниже в долине. Она остановилась на перестроенной под жилой комплекс ферме, населенной по большей части пенсионерами, которые разводили на своих садовых участках куриц и кроликов. Деметра же выходила в сад, только чтобы курить за пластиковым столом, покрикивать на шумных соседей и кидаться в кур камнями. На цепи она держала двух вывезенных по ее распоряжению из Афин доберманов, которые при виде Коломбы и Данте вскочили и зарычали.