Лупо вернулся к себе в квартиру и обзвонил родственников девушки, разбудив их худшей вестью, которую могут получить родители. Стараясь смягчить удар, он солгал, что смерть наступила мгновенно, и сказал, что они бросили все силы на розыск убийцы. Поговорив с семьей Мартины, он налил себе стакан бесцветного, очень крепкого бурбона, изготовленного по рецепту времен сухого закона. Фельдфебель пил очень редко, но сейчас чувствовал себя разбитым и морально, и физически.

Не успел он сделать второй глоток, как в дверь постучал Бруно. Глаза пожилого бригадира опухли, а руки дрожали.

– Я заметил у вас свет.

– Никаких проблем. – Лупо пригласил его войти. – Налить тебе выпить?

Кивнув, Бруно опустился на пуф рядом с большим пластиковым кактусом. Когда Лупо протянул ему стакан, он едва смочил губы.

– Я собираюсь подать в отставку, – неожиданно сказал он. – Я отслужил свой срок на девяносто процентов, с меня хватит.

Лупо почувствовал укол неудовольствия. Бруно прослужил под его началом шесть лет, они приехали в Портико вместе. Друзьями они не стали, но после стольких лет тайн между ними почти не осталось, и, хотя Лупо и притворялся, будто ничего не замечает, он давно понимал, что Бруно на пределе.

– Ну, если ты все решил, то переубеждать тебя бесполезно. Но я бы хотел, чтобы ты подумал еще несколько месяцев.

Выражение лица Бруно не изменилось.

– Я год над этим думал. И окончательно определился. Дело не только в Мартине, а во всем дерьме, которое мы жрем изо дня в день. Я слишком часто видел то, что сейчас происходит.

– О чем конкретно ты толкуешь?

– Об этих, что крутят правдой как хотят.

Лупо закатил глаза: с годами Бруно все больше увлекался теориями заговора.

– Об этих, что изобрели вакцины, чтобы держать всех под колпаком? – устало спросил он.

– Я не псих. И не слепой. Я все вижу. Спорим, Каселли не предъявят обвинение?

Этого фельдфебель не ожидал:

– Виджевани упрямится. Дал мне понять, что все из-за бойни в Венеции…

– Потому что Венеция – это надувательство, – коротко сказал Бруно. – Я говорил с кучей народу, которые участвовали в расследовании. Спецслужбы скрыли все. Улики, показания… Может, даже трупы.

– Значит, они втайне ведут собственное расследование.

– Знаю я их тайные расследования. Я, в отличие от тебя, застал семидесятые. В то время шагу нельзя было ступить, чтобы спецслужбы тебя во что-то не втянули. Но сейчас все иначе.

– В каком смысле?

– Они скрывают что-то важное. Точно говорю. И Каселли увязла в этом по уши. – Бруно снова промочил губы. – Она утверждала, что поехала с Торре в Венецию на выходные, а во время нападения оказалась во Дворце спорта «Мизерикордия» случайно. А потом Бонаккорсо ранил ее и похитил Торре, а почему – неясно. Так?

– Кажется, да…

– Незадолго до этого она участвовала в перестрелке с исламским экстремистом, потом полицейский из ее команды убил жену и покончил с собой. Гуарнери его звали.

– А я и не знал, – потрясенно сказал Лупо. – Но при чем тут это?

– Между прочим, с собой он покончил за день до Венеции. Совпадение? Вряд ли.

– Однако, скорее всего, так и было.

– Ты бы поехал отдыхать, когда еще не остыло тело твоего сослуживца?

– Нет.

– А еще, мало кто знает, но Каселли была знакома с Бонаккорсо.

– Как это?

– Они якобы пересеклись случайно. Но один свидетель говорил, что перед бойней видел их всех вместе в поезде, когда ехал в Венецию. Его, ее и Торре.

– Бред, – с сомнением сказал Лупо.

Вся эта история отдавала безумием, но поведение Коломбы казалось еще более безумным.

– Я только привожу тебе факты. Но если Каселли работает на спецслужбы, правду о Мартине мы не узнаем никогда.

Военные освободили один из углов центрального склада, разобрав сотни мешков с цементом, а потом разложили их полукругом вокруг длинного железного стола и флипчарта. Помимо Коломбы, Сантини и Ди Марко, за освещенным неоновыми светильниками столом сидели начальник полиции и корпусной генерал карабинеров. Всех попросили оставить электронные устройства в пластиковом лотке, который один из солдат затем унес на безопасное расстояние. Ди Марко удалось без помощи рук отодвинуть себе стул. Сидящего рядом мужчину, который встал было, чтобы помочь, он испепелил грозным взглядом.

Этого загорелого, поджарого, как бегун, чиновника лет сорока Коломба никогда раньше не видела. Она успела пожать ему руку – «Очень приятно, Уолтер Д’Аморе, Агентство внутренней информации и безопасности», – прежде чем вошел облаченный в горчичного цвета пальто из верблюжьей шерсти премьер-министр.

Странно было видеть его в одиночестве: его сопровождающих остановили еще на подступах к складу, поскольку они не имели права даже видеть, кто участвует в совещании. Без привычного эскорта премьер озирался, как турист на экскурсии. Коломбе казалось, что этот молодой по итальянским меркам, сорокапятилетний чиновник вечно лезет из кожи вон, чтобы выглядеть непринужденным. До сих пор она видела его только по телевизору, да и то нечасто, потому что политика не входила в сферу ее интересов. Своей улыбкой и круглой головой он напомнил ей пирожника из детских книжек.

– Всем, если можно так выразиться, доброй ночи, – сказал он. – Простите за опоздание, но у меня сегодня совещание за совещанием. – Он посмотрел на часы на своем запястье. – Уже половина второго, а значит, у меня максимум пятьдесят минут. Мне нужно успеть на самолет – в Париже назначена конференция, посвященная свободной торговле.

– Сомневаюсь, что пятидесяти минут хватит, господин премьер-министр, – холодно сказал Ди Марко.

Премьер с виноватой улыбкой развел руками:

– Обстоятельства, конечно, чрезвычайные, и я бы никуда не полетел, но не часто представляется шанс обсудить вопросы безопасности с моими европейскими коллегами. – Он повернулся к Коломбе и пожал ей руку. – Очень рад познакомиться, госпожа Каселли. Такие люди, как вы, – цвет нации.

– Спасибо, – смутилась Коломба.

К счастью, она успела по-быстрому принять душ в женской душевой и переоделась из грязного лыжного комбинезона в камуфляж без знаков различия.

– Надеюсь, у нас еще будет возможность снова встретиться и спокойно побеседовать. Но мне очень любопытно узнать, как же вы нашли господина Торре.

Д’Аморе положил руки на стол, и Коломба заметила, что с его левого запястья свисает маленький деревянный Будда.

– Господин премьер-министр, прежде чем говорить об этом, нам нужно обсудить одну щекотливую тему, – сказал он и, помолчав, добавил: – Массовое убийство в Венеции.

Премьер-министр взглянул на мужчину так, будто тот ему нагрубил:

– Неужели есть другие новости, помимо возвращения домой господина Торре?

– Не совсем новости, скорее переосмысление пройденного, – невозмутимо сказал Д’Аморе.

Премьер снова улыбнулся, как пирожник:

– Я уже знаю о Венеции все. Недавно я прочел полную документацию ответственной комиссии. И долго обсуждал ее с директором ЦРУ, когда он навещал меня в Риме.

«Представляю, как тот посмеялся», – подумала Коломба.

– Это очень умный человек. Вы, полковник, должно быть, не раз с ним встречались, – продолжал премьер.

– Господин премьер-министр… Прошу вас не отклоняться от темы, – раздраженно, как старый учитель, сказал Ди Марко. – О том, что мы обсуждаем на этом складе, известно лишь единицам. Как и всегда, ни слова из совещания не попадет в протокол.

Премьер тщетно огляделся в поисках поддержки:

– Вы утверждаете, что существует какая-то закрытая информация насчет Венеции?

– Да, господин премьер-министр.

– Нельзя хранить в тайне сведения о массовых кровопролитиях.

– Спасибо за напоминание, – сказал Ди Марко. – Но я гарантирую вам, что по окончании расследования мы позаботимся о том, чтобы донести все собранные нами сведения до соответствующих органов.