– Тебе повезло, Тама.

Я в удивлении подняла голову. Мне очень хотелось услышать продолжение.

– Может быть, ты этого не понимаешь, но тебе повезло. Живешь и ни о чем не думаешь! Ни квитанций, ни налогов! На всем готовеньком. Решать ничего не нужно…

Она закончила свою тираду долгим идиотским вздохом. Я подождала, может, она добавит, что хотела бы оказаться на моем месте, но до этого она не дошла. Я спросила себя, нужно ли вообще что-нибудь на такое отвечать. Но, естественно, я не сдержалась. Я долго подбирала верные слова и потом произнесла:

– Вы совершенно правы, мадам Кара-Сантос. По счетам мне платить не надо, но это, вероятно, оттого, что я ничем не владею. Из этого следует, в общем-то, что у меня брать нечего… Представляю, как ужасно, когда за вами следит налоговая, и от всего сердца сочувствую!

Она чуть нахмурилась и с глупым видом приоткрыла рот, ничего не говоря. Это придало мне храбрости.

– Я осталась без матери в пять лет, и мне повезло – меня забрали из семьи, когда мне было всего восемь. Я познала еще одну радость – не ходить в школу и учиться читать и писать самой, сидя в неотапливаемой постирочной… И – огромное везение – я работаю примерно сто часов в неделю совершенно без зарплаты. Вы правы, мадам, мне очень повезло.

Она возмущенно посмотрела на меня и ушла к себе в комнату, даже не попросив о помощи. Так что, думаю, она прекрасно справляется сама.

Сегодня четверг, и я возвращаюсь от Кара-Сантосов, проведя у них три дня и две ночи. Как только я покину их квартиру, мне нужно будет еще убрать в офисе, пока эта жирная свинья Межда будет храпеть на удобном диванчике.

Дети возвращаются из школы, их привела соседка, и как только они приходят, то сразу идут поздороваться с матерью к ней в комнату. Пока они болтают, рассказывая, что произошло за день, я готовлю им полдник – свежевыжатый апельсиновый сок (Мари-Виолетт не хочет, чтобы они пили сок из магазина, не знаю почему) и бутерброд с маслом и четырьмя кусочками шоколадки. Я так хочу есть, что съела бы что угодно, но не сразу беру кусочек шоколадки, которую кладу на язык, закрыв глаза.

Жасмин и Адам врываются в кухню и набрасываются на бутерброды. Кара-Сантос возмущенно кричит, потому что они забыли вымыть руки. Я смотрю, как они выполняют материнское указание, и протягиваю чистое полотенце.

Будут ли однажды и у меня дети? До сегодняшнего дня я никогда не задавала себе этого вопроса. Наверное, потому, что я давно перестала думать о своем будущем.

Я как будто постоянно стою перед неприступной стеной. Как будто за этим куском бетона есть жизнь и эта жизнь меня ждет, а я не могу в нее попасть.

Жасмин и Адам ссорятся. Они начинают драться, и я их разнимаю. Адам нехорошо на меня смотрит.

– Ты пра́ва не имеешь до меня дотрагиваться, служка! – орет он.

– Тама – не служка, милый, – вяло поправляет его из своей комнаты Мари-Виолетт.

Но этот балбес прав.

«Служка». Вот кто я. И буду ею всю жизнь.

– Ты иногда слушаешь музыку? – спрашивает Маргарита.

– Слышу иногда по телевизору, – отвечает Тама.

– Поставить тебе?

– Конечно!

Маргарита выбирает пластинку и включает проигрыватель.

– Это Шопен, – говорит она. – Вальсы.

Продолжая протирать мебель, Тама погружается в неизъяснимое удовольствие. Музыка устремляется ввысь, и Тама попадает на седьмое небо.

– Это так прекрасно…

– Да, прекрасно… Знаешь, чтобы полюбить кого-то, действительно полюбить, нужно его хорошо узнать. И так же с музыкой – чтобы полюбить музыкальную композицию, нужно ее хорошенько узнать. А не то это называется любовью с первого взгляда!

Маргарита замолкает и хитро улыбается, а Тама отвечает:

– То, что вы говорите, тоже прекрасно.

– Ну что ты!.. Видишь сверток на столе? Это тебе!

– Мне? – шепчет Тама.

– Ну да, скоро же Рождество. Откроешь?

Тама откладывает тряпку и садится за стол, а потом разворачивает чудесную подарочную упаковку. Она такая красивая, что Тама не осмеливается ее разорвать.

– Давай же, открывай! – нетерпеливо просит Маргарита.

Тама наконец достает коробочку и вся светится в предвкушении чуда. Коробочка белого цвета, продолговатой формы.

– Что это?

Маргарита не отвечает, просто улыбается. В коробочке оказывается великолепный серебряный браслет с орнаментом.

– Нравится?

Тама переводит взгляд с браслета на Маргариту и обратно. Ей не хватает слов, чтобы выразить то, что она чувствует.

– Мне его подарила мама, когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас. Теперь он твой.

– Я не могу его принять!

– Конечно можешь. Я бы хотела, чтобы теперь его носила ты. Потому что у меня нет дочери.

– Он слишком красив для меня, – шепчет Тама, кладя браслет обратно в футляр.

– Что это значит?

– Я… Я ведь просто уборщица, вы же знаете. Просто уборщица, и ничего более…

Лицо Маргариты суровеет.

– Слышать этого не хочу! – возмущается она.

– Но ведь так и есть…

– Ерунда, вот что! Ты храбрая и умная девочка! Вот кто ты. И я запрещаю тебе об этом забывать.

Тама сдерживает слезы и смотрит на сверкающий браслет. Маргарита берет украшение и надевает Таме на запястье.

– Он тебе очень идет, милая моя.

– Но Межда не захочет, чтобы я его оставила у себя!

– Пусть только попробует забрать! Я поговорю с ней сегодня вечером, не волнуйся. Этот браслет теперь твой.

Тама бросается на шею к своей подруге и долго держит ее в объятиях.

Да, понедельник – единственный день, в котором хочется жить.

Сегодня воскресенье. Я, как обычно, встаю в шесть часов. Но я не должна шуметь, чтобы не разбудить отвратительную, храпящую в спальне свинью. Я подумала и решила, что несправедлива по отношению к свиньям, коровам и другим животным, и рассмеялась.

Я снимаю браслет и кладу в коробку. Межда разрешает мне носить его только по понедельникам, а в другое время заставляет снимать. Говорит, что он для меня слишком дорогой.

– Все равно что бисер перед свиньями метать.

Думаю, она хотела бы такой же. Так что каждый вечер я надеваю браслет и молюсь за Маргариту.

Я писаю в ведро и моюсь в раковине на кухне. Раз Межда спит, я не буду стесняться, включу горячую воду!

Рождество прошло, и, кроме Маргариты, мне никто ничего не подарил, даже новую блузку. Та, что в прошлом году была подарена Сефаной, стала мне мала. Больше не могу ее застегнуть, потому что грудь у меня опять увеличилась. Но Межда сказала, уже в сотый раз, что я и так ей слишком дорого обхожусь.

Сегодня особенный день. На обед придут Шарандоны. Я не могу решить, хорошая это новость или плохая. Но в любом случае у меня много работы. Мне надо приготовить обед на восьмерых. Потому что Изри тоже будет.

Межда попросила меня приготовить традиционную еду. На закуску пастиллу[933], как основное блюдо – рыбный таджин[934]. На десерт она купила набор пирожных.

Наконец она встает около десяти и идет в кухню выпить кофе. Она смотрит, как я справляюсь, и бросает, что я медлительная и плохо работаю, что мать меня ничему не научила. Я хочу ей ответить, что просто у той не хватило времени, но предпочитаю промолчать. Она все орет и орет, но обед все-таки почти готов. Выпив кофе, она исчезает, собираясь принять душ.

В прошлый понедельник Маргарита разрешила мне воспользоваться ванной комнатой. Я впервые в жизни приняла душ. Не слишком горячий, потому что спина все еще доставляет мне страдания. Никогда еще я не чувствовала себя такой чистой! Маргарита сказала, что я могу мыться в свое удовольствие каждый понедельник.

Думаю, эта женщина – ангел. Мой ангел-хранитель, моя счастливая звезда. Бабушка, которой у меня никогда не было. Ради нее я готова на все.