Тихой сапой закрался страх. Что, если он не вернется? Что, если выбрал другую? Нет, невозможно. Он ждет ответа. Они хотят, чтобы это была я. Я и никто другой. Он просто решил предоставить побольше времени на размышление. В конце концов, он ведь сказал «до скорого». Да, он явится на свидание в следующую среду. Паниковать бесполезно. Неделя ничего не изменит. Что значит неделя, когда ждешь годами? А я пока успею расправиться с Джованной.

Она медленно поковыляла к ВМ. На ногу уже можно было опираться, но при каждом шаге ощущалась острая боль. ВМ продолжала отжиматься, и Марианна присела рядом на землю. Вот тогда Гиена доставила себе удовольствие и нанесла визит.

— Спешишь под защиту телохранителя, как я вижу? Очко играет?

ВМ выпрямилась. Протянула руку Марианне, та встала на ноги.

— Боюсь я только одного: что придется тебя прикончить! За это мне могут прибавить срок… Но заметь: поскольку у меня все равно пожизненное, это не так уж важно.

— Не беспокойся, это я тебя урою! А потом займусь твоей подружкой…

— Ты говоришь обо мне? — уточнила ВМ, сворачивая папиросу.

— Я говорю о припадочной, которая делит с ней камеру.

— Ты ее пальцем не тронешь! — прорычала Марианна.

— Еще как трону! Брюхо ей распорю, кишки завяжу узлом… И поскольку ты решила эту дрянь защищать, то подохнешь тоже…

ВМ сделала шаг вперед, Гиена незаметно отступила.

— Иди гадить в другой конец двора, — холодно посоветовала ВМ. — Иначе я буду вынуждена вмешаться, как в прошлый раз.

— Гревиль не может за себя постоять? Неужели? — осклабилась Гиена.

— Марианна такая же сильная, как я. Если не сильнее. Когда она поправится, я посмотрю, как она набьет тебе морду. И с удовольствием, можешь мне поверить! А теперь пошла вон.

Мимо прошла Жюстина. Джованна воспользовалась случаем, чтобы удалиться с высоко поднятой головой. Марианна так и осталась стоять со сжатыми кулаками.

— Присядь, — скомандовала ВМ. — И успокойся. Не сейчас. Не сегодня. Момент не настал.

Марианна скользнула на землю у самой решетки.

— Я должна ее сделать…

— У тебя нет выбора, — признала ВМ. — Она тебя не оставит в покое… А я не всегда буду рядом, чтобы помочь тебе. Так что, пока ты не держишься на ногах, лучше оставайся в камере. Знаю, это тяжело, но так благоразумнее. Завтра утром меня не будет… Меня вызывают в суд. За попытку побега.

— А… И кто судья?

— Женщина. Надин Форестье.

— Поверить не могу! Это она представляла мое дело, когда я завалила старика и копа…

— Вид у нее довольно суровый!

— Она просто сволочь! Это из-за нее мне дали пожизненное! Она состряпала дело, буковка к буковке, не тебе объяснять! Утопила меня с головой! Говорят, судебный процесс ведется как обвинением, так и защитой. Ну а у нее только обвинение, все, точка!

— Я это заметила. Она все еще надеется, что я выдам сообщников!

— У тебя были сообщники?

— Старые друзья на воле. Верные друзья…

— Ты… Ты будешь снова пытаться?

— Да, Марианна, я буду пытаться всегда. Я не сдамся.

Соланж не дежурила в тот день, но Даниэль ее вызвал. Когда она вошла, положил на стол отшлифованный до блеска рапорт. Порицание обеспечено.

— Присядь, — предложил он.

— Благодарю вас, но я лучше постою.

— Как тебе будет угодно. Я закончил рапорт о профессиональном нарушении, которое ты допустила в понедельник после полудня в отношении мадемуазель де Гревиль.

Странно, что она упорно продолжала улыбаться в такой ситуации.

— Хочешь, прочту его тебе, перед тем как отправить Санчесу?

— Это ни к чему… ведь вы никуда его не отправите.

Даниэль улыбнулся тоже:

— Ты так думаешь? Заблуждаешься! Я сейчас же его отнесу!

— Я бы вам не советовала, Даниэль…

Соланж по-прежнему улыбалась. У него вдруг возникло дурное предчувствие. Она вытащила из внутреннего кармана блузы маленький конвертик и бросила ему на стол.

— Вы должны бы на это взглянуть.

Он колебался. Закурил. Наконец открыл конверт. Две фотографии.

Сердце съехало куда-то вниз. По крутому обрыву, без тормозов.

— Вы хорошо получились, не правда ли, шеф?

Он наставил на нее глаза, как два огнемета.

— Я и не думала, что вы такой фотогеничный!

— Думаешь запугать меня этим? Можешь отдать их Санчесу! Никаких проблем. Это тебе не поможет, рапорт я все равно отправлю.

— Санчесу? Вы меня за идиотку принимаете или как? Если я отдам кому-то эти фотографии, то уж точно не Санчесу! Мне известно, что он покрывает ваши профессиональные нарушения! Но я думаю, шеф, что в Региональном управлении весьма заинтересуются этими снимками…

Он встал, но Соланж не сдвинулась ни на сантиметр. Даниэль обошел стол, навис над ней:

— Хочешь войны, Париотти?

— Не будет никакой войны. Ведь вы заранее проиграли… Оружие у меня в руках.

— Стукачей в нашей конторе не любят. Если ты сделаешь, как грозишь, меня, наверное, переведут. Но и все… А вот ты пропадешь! У меня здесь полно приятелей.

— Вы же сами сказали — у меня и так скверная репутация! Чуть хуже, чуть лучше… Ваши приятели мне ничего особенного не смогут сделать. Состроют козью морду, перестанут общаться… И что с того? Но вы, вы рискуете большим, чем простой перевод!

— Ошибаешься… Изнасилования не было, все по согласию. Это ведь видно на фотографиях, так?!

— Да, это видно. Ваша жена это увидит тоже…

Лицо Даниэля исказилось. Как будто он проглотил змею. Он впечатал Соланж в стенку. Перегородка задрожала, книги посыпались с полок.

— Если ты отправишь это моей жене, я тебя убью! — заорал он.

— Ладно, шеф, успокойтесь! Уверена, мы с вами сможем достигнуть соглашения…

Даниэль отпустил ее, оперся руками о стол. Его трясло: нужно было взять себя в руки. Он снова повернулся к охраннице. Та продолжала улыбаться: ему страшно хотелось залепить ей пощечину. Соланж порвала рапорт перед самым его носом, бросила обрывки в корзину и смерила его торжествующим взглядом.

— Эти фотографии я буду хранить у самого сердца. Они гарантируют мне свободу. Вы ничего мне не сможете сделать… А я в моих поступках вольна… В любой момент могу отправить это вашей жене… В любой момент! Не забывайте об этом!

До него только начинало доходить, что это значит. Она могла творить с заключенными самые жуткие вещи. Он больше не в силах этому помешать. Загнанный в угол, скованный.

— Особой заботой я окружу вашу маленькую подружку…

— Марианну не тронь!

Это вырвалось невольно. Хотя молчать смысла не было: Соланж уже знала, до какой степени Марианна ему небезразлична.

— Вам останется только смотреть, шеф…

Хотелось ее задушить. Прямо здесь, в кабинете. Но он опустил глаза. Соланж подошла ближе, это было невыносимо. От ее горячего дыхания воротило с души.

— Я лично займусь твоей маленькой шлюшкой, будь уверен!

Фраза так поразила его, что он чуть не потерял равновесия. Сами по себе слова или неуставное тыканье?

— Убирайся из моего кабинета, пока я…

— Пока ты — что? Неужели ради нее пойдешь на преступление? Подумай о своих детишках!

Она смотрела на его терзания с каким-то порочным удовольствием.

— Однажды ты меня поблагодаришь. За то, что я тебя от нее избавила… Но пока можешь еще ею попользоваться, мне некуда спешить.

Она наконец вышла за дверь, а он минута за минутой сидел неподвижно, совершенно убитый. Глаз не сводя со снимков, которые словно издевались над ним в тишине. Как пресечь эту кровавую игру? Как спасти Марианну? Спасти все, что он построил? Но другой вопрос барабанной дробью отдавался в мозгу. Почему? Из чистой злобы, из жестокости? Или это болезнь? Он сгорбился в кресле. Сам виноват. Нарушил правила. Изменил жене. Совершил ошибку, которой боялся с тех пор, как начал работать здесь. Влюбился в заключенную. Даниэль вышел из кабинета. Ему нужно было утешиться. Нужно было увидеть ее лицо.