Она подчинилась, как автомат, стараясь не смотреть ему в глаза. Вообще на него не смотреть. Особенно руки стали настоящим наваждением. Взять эти руки в свои, позволить им проследовать за каждым изгибом ее тела. Освоить каждый миллиметр кожи. Марианна глубоко вздохнула, разглядывая замусоренный плиточный пол и собственные ноги. Поставила на стол пустой стакан, благоразумно ожидая продолжения. Но что-то в ней возрастало и ширилось… Желание, чтобы Даниэль заключил ее в объятия, прижал к себе. Такое сильное, что, наверное, читалось на ее лице. Значит, все насмарку. А Даниэль тем временем видел только белый мрамор с голубыми прожилками. Он задумался, подыскивая нужные слова.

— Никто не должен знать, что между нами было, — вдруг прошептал он. — Чем мы занимаемся уже целый год…

Она подняла на него взгляд. Полные отравы зрачки плотоядного растения.

— Боишься, да? Если я выдам тебя, ты многое потеряешь, а?

— Ничего я не боюсь, — возразил он спокойно. — В любом случае твое слово против моего… И мое более весомо.

Ей стало плохо, но она ничем не выдала себя.

— Можно, я вернусь к себе и лягу?

Лучше сбежать как можно быстрее. Такая странная смесь желания и ярости взрывоопасна.

— С каких это пор ты спишь целыми днями?

— С тех самых, как разбила себе морду о ступеньки.

Он улыбнулся и решил наконец засыпать ров, разделявший их. Присел на стол, обхватил руками запястья Марианны. Электрошок. Мягко привлек к себе. Но у нее хватило духу сопротивляться. Сама удивилась, насколько успешно. Тогда он удвоил усилия. Ей пришлось сделать шаг ему навстречу.

— Кажется, это ты меня боишься! — усмехнулся он.

— Никого я не боюсь.

— Ну конечно, совсем забыл! А что с мадам Оберже?

— Я ее не трогала, — заверила Марианна, опуская глаза.

— Ты врешь. Я это чувствую… А ведь ты обещала.

— Ничего я не обещала! И потом, это она набросилась на меня!

Тут он расхохотался:

— Она? Она на тебя напала? Издеваешься, да? Да она и мухи не обидит!

О последней реплике он тут же пожалел, настолько нелепо она прозвучала.

— Она запустила мне стулом в физиономию, била головой о стену…

Он изумленно, с восхищением свистнул, что вывело Марианну из себя.

— Я показала, кто сильнее! — заявила она с надменной улыбкой. — Но оставила в живых.

Он вздохнул, обнял ее за талию, привлек к себе. Разворошил, раздул угли, тлеющие внутри. Мучительный жар.

— Отпусти, — потребовала она, сама себе противореча.

— Ну, не дичись! Поцелуй меня…

— Говорю, отпусти. Иначе пожалеешь.

С окаменевшим, непроницаемым лицом он выпустил ее запястья. Она нырнула вниз головой прямо в ледяное озеро.

— Как тебе будет угодно!

Он позвал Монику, та незамедлительно явилась.

— Не могли бы вы отвести мадемуазель де Гревиль в ее камеру?

Марианна следом за Дельбек вышла в коридор. Ноги у нее дрожали, кулаки никак не хотели разжиматься. Нужно время, чтобы стереть воспоминания. Чтобы снова найти свой собственный путь. Залатать пробоины в броне. Времени хватит. Как ни у кого.

Пожизненно.

21:30 — камера 119

Эмманюэль посматривала на Марианну с беспокойством. День, правда, прошел тихо. Девушка спала без задних ног. Но после ужина ее состояние ухудшилось, это было видно невооруженным взглядом. Она не притронулась к еде, даже не встала с койки. Беспрерывно дрожала, даже под одеялом. Хрипела, корчилась, все время закусывала губу. Вся подушка была залита кровью. Жуткое зрелище.

Эмманюэль решила действовать. Обмирая от страха. Марианна была ей врагом, но все-таки они вместе сидели. Она ведь тоже человек. Для начала Эмманюэль взяла собственное одеяло и осторожно укрыла им съежившееся, застывшее тело.

— Спасибо, — еле слышно прошептала Марианна.

— Хотите, позову на помощь?

Марианна повернула голову. Впервые в ее взгляде не сквозила воля к убийству. Скорее отчаяние.

— Поговори со мной…

Справившись с изумлением, Эмманюэль придвинула стул к койке. Странное ощущение: сидеть у изголовья девушки, которая пыталась ее задушить несколько часов назад.

— О чем мне с тобой поговорить?

В конце концов, не так и трудно обращаться к ней на «ты». Она такая молоденькая. Почти что в дочери ей годится. Марианна казалась такой хрупкой, что Эмманюэль вдруг успокоилась, ошибочно решив, что перед ней измученная безобидная девчонка.

— Не знаю, — слабо откликнулась Марианна. — Все равно… О себе, если хочешь… Или придумай какую-нибудь историю.

— В том, как я жила, нет ничего интересного.

— Почему ты это сделала?

Почему я спросила? Зачем задавать этот запретный вопрос, изгнанный из тюремного обихода? Но ей было нужно знать. Изучить врага, чтобы успешнее бороться с ним. Услышать о чужом несчастье, чтобы забыть о своем. Осудить ужасное преступление, чтобы сгладить собственную вину.

Эмманюэль застыла на стуле, этот простой вопрос вогнал ее в панику.

— Можешь наврать, если хочешь, — добавила Марианна.

— Я… Я сама толком не знаю почему…

— Да знаешь, знаешь! Не хочешь говорить — твое право. Я не судья, не следователь.

— Я больше не могла… Не находила выхода. Полный тупик, дальше пути нет…

Флешбэк кошмара. Марианна поняла, что мадам Фантом собирается опорожнить свою совесть, как опорожняют мочевой пузырь. Начнешь и уже не остановишься. Муж пустил себе пулю в лоб, способ не хуже других избавиться от дерьмовой жизни. Длительная безработица, долги выше крыши. Пьянство как простое прибежище. Вечные хлопоты, постыдная необходимость идти по людям с протянутой рукой. Судебные исполнители, истеричный домохозяин, банкир-стервятник, отточивши клюв, нацеливающийся на добычу. Благотворительные столовки. Приговор суда, согласно которому вас выбросят на улицу, когда ласточки прилетят. И я прохожу через все это. Классика жанра, тысячу раз дежавю. Превратности, на которые всем наплевать.

— Я не была плохой матерью, но…

Она расплакалась, но это не помешало ей, будто рвоту в канализацию, извергать свою историю на Марианну.

— Они хотели забрать у меня детей, поместить в приют… Я не знала, как выйти из положения… Только я никак не могла допустить, чтобы нас разлучили. Дети не вынесли бы этого. И я тоже…

Эмманюэль вновь переживала драму в реальном времени. Положив руки на колени, вглядывалась в пол, будто могила разверзалась у нее под ногами. Нервы у Марианны дрожали, как струны «Фендера» под пальцами гитариста, нюхнувшего кокаина.

— Накануне выселения я дала им выпить снотворного, ничего не сказав…

Омерзительному рассказу прерывистое дыхание задавало ритм. Марианна проникала в ужас, вслушиваясь в этот чужой голос, который без лишних виражей вел ее прямо в ад, отвлекая от собственных страданий.

— Я тоже выпила снотворное. Хотела, чтобы мы ушли все вчетвером…

— Вчетвером?

— Я и трое… моих детей. Думала, мы встретимся там, наверху…

— Наверху? И ты веришь в эту бурду? — вскрикнула Марианна.

Эмманюэль метнула в нее взгляд, хлесткий, как пощечина. Как она смеет перебивать? Ведь она должна дойти до конца. Вот только конец пути уже обозначился.

— Вот только ты проснулась, да?

Она кивнула, задыхаясь от муки.

— Я и Тома, — наконец удалось ей проговорить.

Услышав это имя, Марианна вздрогнула.

— В больнице мне сказали, что Амандина и Сильвен умерли, а Тома впал в кому. Меня нашли как раз вовремя. Почему они не дали мне уйти? Почему?

— Ты должна была позволить, чтобы детей забрали в приют… Ты бы могла их когда-нибудь забрать.

— Нет, я знала, что если нас разлучат, то навсегда! — отчаянно защищалась Эмманюэль. — Это было невыносимо! Тебе не понять!

Она зарыдала. Марианна плотнее завернулась в одеяло. Непростое чудовище эта мадам Фантом.

— Если бы ты знала, как я сожалею! — простонала она. — Как я могла такое сотворить!.. Убить тех, кого любила больше всего на свете! Ради кого жила.