За ночь я нашла всему объяснение. Дэвид помог ей, как помог Кэт и Элли. Он снял на видео, как Кэт с Элли едят чипсы и курят косяк, чтобы донести до меня, что в деревне что-то происходит, а прыжок Дейзи снял на тот случай, если у когда-нибудь возникнут сомнения в том, что она действительно спрыгнула со скалы. Поэтому он и собирался встретиться со мной в ту ночь, когда я нашла его у маяка. Он хотел отдать мне пленку из камеры. Доказательство.

Так что Дейзи не погибла. Единственный вопрос, на который у меня пока нет ответа, – как? Как ей удалось выжить? Это и еще – зачем она вернулась, почему прячется и, если хочет убить меня, почему до сих пор этого не сделала?

Я переворачиваюсь и смотрю на телефон. Сейчас восемь тридцать, а мы с Гэвином договорились встретиться в десять. Я пообещала ему, что мы пойдем в полицию и расскажем все, что нам удалось узнать, признала, что он прав и это единственный выход.

Но сначала нужно еще кое-что сделать.

Я встречаюсь с Брайаном у лодочного спуска. Сейчас прилив, и его катер уже покачивается на воде. Он кажется даже меньше, чем я помню, очень хрупким.

– У тебя все в порядке? – спрашивает он при виде меня.

– Да, все нормально, – отвечаю я, хотя это совершенно не так.

Руки у меня трясутся, голос срывается. Надеюсь, он спишет это на мою простуду.

– Ничего нового про Дейзи не выяснила?

– Пока в процессе, – отвечаю я с вымученной улыбкой.

– Ты тепло одета? На воде будет холодно. Ты же умеешь плавать?

Я устремляю взгляд на перистые облака, белеющие над Блафф-хаусом. Рассказывать ему правду бессмысленно.

– Да, умею. Просто не люблю воду. Если вывалюсь за борт, придется тебе прыгать за мной.

Он настороженно смотрит на меня, не очень понимая, шучу я или говорю серьезно. Но в его взгляде мелькает что-то такое… Он прыгнет. Если дело дойдет до этого. Он прыгнет в воду и спасет меня, я это знаю.

Но откуда у меня эта уверенность? Я смотрю ему в глаза. Их металлический блеск мне знаком. Я помню их со времен той, другой жизни. Но если так, почему тогда о нем нет никаких воспоминаний?

– Ну что, поехали?

Он берется за веревку и подтягивает катер к спуску. Море спокойное, практически неподвижное. Даже чаек нигде не видно.

– Запрыгивай.

Я забираюсь в катер, Брайан – следом за мной. Я устраиваюсь на корме, а он отвязывает веревку и заводит мотор. Мы отчаливаем от берега. Время от времени он поглядывает на меня, проверяя, как я держусь. Я слабо улыбаюсь. Меня начинает бить дрожь, отчасти от холода, но главным образом от страха. Ничего не могу с собой поделать. Неопределенный страх овладевает каждой моей клеточкой. Я не в состоянии видеть ничего, кроме воды, простирающейся во все стороны без конца и края, соленой и холодной. И не могу думать ни о чем, кроме бездонной пучины подо мной, которая только и хочет, что меня поглотить. И о существах, скрывающихся там, в темноте.

Брайан слегка ускоряется, и мы, подскакивая, мчимся над поверхностью воды – быстрее, чем я считала возможным, быстрее, чем мне бы хотелось. Решил покрасоваться передо мной? Через минуту я понимаю, что больше не могу этого выносить. Со дна желудка медленно поднимается волна тошноты.

– А можно немного потише?

– Ась?

Я изо всех сил пытаюсь перекричать рев мотора и хлопаю ладонью по камере, которую предусмотрительно убрала в водонепроницаемый чехол.

– Хочу поснимать!

Он приглушает двигатель до негромкого тарахтения, и я настраиваю видоискатель. Я снимаю «Корабль», лодочный спуск, волноломы, которые врезаются в береговую линию. Материал вполне может потом пригодиться, но это так, побочное соображение. Главное для меня сейчас – отвлечься от качки. Я устремляю взгляд на Блафф-хаус. Отсюда, с воды, он кажется дальше, а утесы – выше.

– А мы можем подплыть вон туда?

– Угу, – говорит он и поворачивает лодку в сторону скал, снова ускоряясь.

Сердце колотится громче рева мотора, я не могу заставить себя взглянуть ни вниз, на воду, которую мы рассекаем, ни вдаль, на обрыв, с которого бросилась моя лучшая подруга. Поэтому я смотрю вверх, на голубое небо и полупрозрачную завесу облаков. Вдалеке появляется одинокая птица, неузнаваемая с такого расстояния, и начинает кружить над водой, точно стервятник.

Я думаю о Дейзи, о том, как она плыла здесь, в этой воде, глядя на ночное небо. Что она видела? Луну, наверное, а может, звезды Ориона, Пегаса или Андромеды. Темно-красную Бетельгейзе, такую далекую и уже мертвую. Безбрежную черноту сверху и снизу.

Но что произошло дальше? Удалось ли ей выплыть? Удалось ли достичь безопасного места?

Брайан оглядывается на меня:

– Ты там как?

– А можно подойти немного поближе?

Мы покидаем бухту. Тут, за ее пределами, волнение сильнее; в лицо мне летит колючая водная пыль. От запаха бензина подташнивает. Мы уже подходим к дому. Утес кряжистый, складчатый, иззубренный от времени. Его венчает уступ, и я представляю, как Дейзи летит с него прямо в воду.

– Так пойдет?

Камера болтается на шее, я поднимаю ее и начинаю снимать дом и скалы. Потом Молби с его мерцающими вдалеке огнями. Почему мы, Дейзи и я, не уехали туда? Почему не сбежали вместе? Что же я такого сделала, не оставив тебе другого выхода, кроме как сигануть со скалы? И снова я прикидываю, могла ли она остаться в живых после такого прыжка, а потом доплыть через всю бухту до лодочного спуска или в противоположную сторону, до ближайшего пляжа. Расстояние кажется слишком большим даже для такой хорошей пловчихи, как Дейзи.

– Еще подойти?

Мы плывем дальше, и тут я замечаю под водой что-то темное. Это всего лишь тень в скале, углубление, неровная, неправильной формы дыра. Подводная пещера – размером не более ярда в самом широком месте, но все равно в ней можно укрыться. Я представляю себе Дейзи, загнанную под воду, извивающуюся, точно червяк, насаженный на крючок. Ждущую спасения, но от кого?

Брайан глушит двигатель.

– А ты знаешь, что сегодня ровно десять лет? – вдруг спрашивает он.

Я недоуменно смотрю на него. Но он же не дурак, он видел, что именно я снимаю: Блафф-хаус и пещеру в скале под ним. Он понимает, что это отнюдь не фоновые съемки для фильма про повседневную жизнь Блэквуд-Бей – фильма, который я теперь едва ли смогу доделать. Он прекрасно знает, в чем дело.

– В смысле, ровно десять лет, как она прыгнула?

Я оглядываюсь на него. Мы качаемся на воде в тени утеса. Брайан внимательно смотрит на меня. Лицо у него спокойное, говорит он тихим голосом, но в тоне есть что-то нарочитое, будто он расстроен сильнее, чем хочет показать, и ему приходится делать над собой усилие, чтобы сохранять безмятежный вид.

Внезапно все встает на свои места.

– Ты ее знал, – произношу я. – Лучше, чем говорил.

– Ты так ничего и не поняла.

Я не отвечаю, и он остается сидеть неподвижно. Его черные, как два голыша, глаза, кажется, просверлят меня насквозь. Мне становится страшно, хотя я сама не могла бы сказать, чего именно боюсь. Я не могу думать ни о чем, кроме толщи темной воды подо мной, неподвижной под поверхностным волнением. Дежавю.

Он поводит плечами и, пригнувшись, делает шаг ко мне.

– Зря ты сюда вернулась.

«Вернулась». Он знает.

– Тебе Моника рассказала?

Голос у меня ровный, но он пропускает вопрос мимо ушей.

– Чего ты добиваешься? – говорит он. – Хочешь снять свою документалку?

Тон у него насмешливый.

– Нет. – Я в упор смотрю на него. – Выяснить правду.

– О чем?

– Ты прекрасно знаешь.

Он смеется, негромко, но с ядовитым сарказмом. Я помню его голос. Он звучит у меня в ушах, и его смех тоже.

«Ты прекрасно знаешь, кто ты такая, – говорит он. – И кем всегда была».

Мое сознание снова ускользает, разваливается на куски. Я вцепляюсь в борт катера.

– Зачем ты врешь? – наседает он.

Мы были знакомы, понимаю я. В той моей прошлой жизни. Мы были знакомы.