– Лиз, например. Из кафе, знаете?
Я помню Лиз. Она вела себя со мной недружелюбно и подозрительно. Интересно, как же мне разговорить ее? Ладно, об этом я подумаю позже.
– Ясно. Как я уже сказала, я тоже обеспокоена. – Стараюсь подобрать слова. – И то, что побудило Сэди сбежать, Дейзи толкнуло на ее поступок, а Зои… В общем, боюсь, все это продолжается до сих пор.
Судя по всему, ни для кого из них мое предположение не становится неожиданностью.
– Джоди, – говорю я, – что, по вашему мнению, произошло?
Шон принимается ерзать в кресле, но она на него не смотрит. У нее вырывается тяжелый вздох.
– Я не знаю, – качает она головой. – Но как минимум некоторые люди утверждали, что Дейзи не стала бы прыгать со скалы. Они считали, что там было что-то другое. А наша Зои… Она изменилась. Мы перестали узнавать нашу девочку.
– Самые обычные подростковые выходки, – вмешивается Шон. – Хамство, выпивка, курево.
– Да скажи ты уже правду, – ядовито набрасывается на него Джоди.
– Какую еще правду?
– Все было куда хуже. Она росла такой хорошей девочкой, пока не связалась с ним.
– С кем?
– Да с каким-то парнем. Зои не хотела нам про него рассказывать. Но она начала прогуливать школу. Пропадала где-то допоздна. Шлялась по Блэквуд-Бей. Домой заявлялась пьяная. От нее несло.
– Несло?
– Табаком. Травкой. Она даже сделала себе татуировку.
– Значит, она принимала наркотики. Где она их брала?
– У него, разумеется. Он был старше ее.
Я думаю про Дэвида.
– Насколько старше?
– Без понятия. Мы никогда его не видели. Она встречалась с ним тайком. Мы лишь знали, что он не из школы. Одна наша соседка сказала, что видела ее с мальчиком постарше, но…
– С мальчиком? Не с мужчиной?
– Она сказала, с мальчиком. Но только я ей не верю.
– Почему?
– Потому что я вообще уже не знаю, чему верить.
Теперь она чуть ли не шепчет. Хочется обнять ее, взять за руку, но я сдерживаюсь. Вместо меня это делает Шон, и она не отстраняется, хотя и не отвечает тем же. Из нее словно выпустили воздух, осталась одна оболочка, сосуд, в котором нет ничего, кроме боли.
Наверное, то же самое я сделала со своей матерью, мелькает у меня мысль. В точности то же самое. Но потом я вспоминаю ее хахаля. Представляю, с каким облегчением он вздохнул, когда отпала необходимость терпеть мое присутствие в доме, и на мгновение меня охватывает уверенность, что в глубине души моя мать тоже была рада, когда я свалила.
И все равно совесть связывает мой желудок в тугой жгут.
– Ей было четырнадцать, – произносит Джоди, опуская глаза. – Четырнадцать.
Я решаюсь на следующий вопрос:
– Она занималась сексом?
Джоди смеется, и Шон вновь пытается заставить ее замолчать:
– Хватит!
– Ну, надо полагать. Она была беременна.
В комнате повисает мертвая тишина.
– Беременна?
Собственный голос кажется мне чужим и фальшивым. Поначалу я даже не уверена, что произнесла это вслух, но Джоди отвечает:
– Она не хотела нам говорить. Но это было очевидно.
– Зои не сказала вам от кого?
– Это тоже было очевидно.
– От него.
– От кого же еще?
Я снова мешкаю с вопросом.
– По-вашему, она… Она вела беспорядочную половую жизнь?
– Беспорядочную половую жизнь? Вы говорите как полицейский. – Женщина наклоняется вперед. – Ей было четырнадцать, милочка. Это изнасилование, как ни крути.
Я вцепляюсь в подлокотник кресла:
– Мне очень жаль.
– Мы уверяли, что позаботимся о ней. Никакой нужды сбегать у нее не было, – подает голос Шон.
– И она была совсем еще девочкой, – говорит Джоди. – Ребенком. Это целиком и полностью его вина, кем бы он ни был. А этого мы никогда уже не узнаем.
– Она не упоминала о человеке по имени Дэвид?
Джоди на мгновение задумывается, потом качает головой:
– По-моему, нет. А что?
– Не уверена, – говорю я. – Но есть один мужчина из Блэквуд-Бей… Ходят слухи…
– Слухи?
– Вы о нем не знаете?
– Я знаю о нем, – отвечает она, – но…
– Мы туда не ездим, – поясняет Шон. – Больше не ездим.
– Да, – подтверждает Джоди. – Мы застряли здесь.
Ее муж понижает голос:
– Мы не застряли. Мы можем переехать.
Она смеется, но ничего не отвечает, и я знаю, что именно она сейчас думает: «А вдруг она вернется? Вдруг она вернется, а нас нет?»
– Разрешите мне взглянуть на ее комнату. Может, там найдется что-то, что поможет понять, от кого она забеременела или почему сбежала.
– Извините, но…
Однако Джоди решительно встает:
– Идемте. – Она поворачивается к мужу. – Она мне нравится. В любом случае никакого вреда не будет.
«Она мне нравится». Наверное, я должна быть польщена. Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж, она идет впереди. Печаль, точно аромат, тянется за ней; я, кажется, могу почти физически уловить ее запах, длинный шлейф горя.
– Мы все оставили в ее комнате нетронутым, – говорит Джоди.
Она открывает дверь рядом с лестницей. В воздухе стоит какой-то въедливый запах вроде старых духов. Сама комната маленькая, стены выкрашены в розовато-лиловый цвет, над письменным столом висит пробковая доска. Узкая кровать с прикроватной тумбочкой, по соседству с ней комод, шкаф в дальнем углу комнаты – все из разных гарнитуров. Одежда вывалена из ящиков и разбросана по постели – взрыв розового, белого, фиолетового и черного. В изножье кровати стоит прислоненная к спинке акустическая гитара. Все выглядит так, будто Зои вышла из комнаты сегодня утром, а теперь может в любую минуту вернуться из школы и с каким-нибудь перекусом подняться к себе, потребовав, чтобы ее оставили в покое.
– Я тут не прибиралась, – словно извиняясь, произносит Джоди. – Ну, практически. Тут были бутылки. И пачки из-под сигарет… Их я убрала.
– Ничего страшного. Вы не возражаете, если я поснимаю?
Джоди говорит, что нет, и я переступаю через порог. Первым делом мой взгляд падает на прикроватную тумбочку. На ней валяется зарядка от телефона, воткнутая в розетку, стоит лампа с разбитым основанием, стакан, коробка с салфетками и средство для снятия макияжа. Ящик выдвинут, но в нем ничего нет. Я беру камеру и начинаю снимать.
– Тут что-нибудь лежало?
Джоди качает головой, но я вижу, она лукавит. Интересно, что она там нашла? Любовные письма? Презервативы? Что же там могло быть такого предосудительного, что ей стыдно об этом говорить? Пакетик кокаина? Лубрикант?
Очень хочется сообщить ей, что меня в этой жизни вряд ли чем-то шокируешь. Я видела такое, что ей и в страшном сне не приснится.
Подхожу к письменному столу. Он завален всяким хламом: ножницами, мотками скотча, старыми наушниками, ручками, книжками и обрывками бумаги.
– У нее был компьютер?
– Она пользовалась школьными. И своим телефоном.
Я разглядываю пробковую доску. Кроме расписания уроков и каких-то открыток, на ней практически ничего нет. Среди фотографий встречаются вырезки из журналов и несколько снимков самой Зои с подружками. Селфи в тщательно продуманных позах, старая фотография, на которой она, не подозревая, что ее снимают, хохочет в компании приятеля. Она счастлива и беззаботна, как, наверное, была и Дейзи в ее возрасте, как и я. Если бы она только знала, что готовит ей судьба. Если бы могла этого избежать.
– Там ничего нет, – говорит Джоди печально. – Я все просмотрела. И полиция тоже.
Я наклоняюсь ближе и внимательно рассматриваю фотографии. На одной из них она стоит на солнцепеке в майке. Выглядит она тут прилично старше своих лет. Из-под лямки лифчика виднеется край набитой на плече татуировки. Она похожа на круг, крошечное «О». Я снимаю ее, потом приподнимаю еще пару фотографий, чтобы взглянуть, что под ними. В глаза бросается знакомый узор. Череда точек, соединенных друг с другом линиями, нарисованная фломастером на обрывке открытки. Я открепляю ее от доски.
– Что это? – спрашивает Джоди.