Агнета быстро зашагала к отелю, который находился как раз напротив кафе. Я проводил ее взглядом. На ней было скромное, но дорогое черное платье. Бренд показался мне знакомым, но я так и не смог вспомнить его названия. Выглядела она потрясающе.

К машине я бежал вприпрыжку, потому что снова начался дождь. Не слишком сильный, но довольно навязчивый, он так и не перестал до самого Сольвикена.

Не успел я переступить порог своего дома, как мобильник запищал.

Это Агнета Бьёркенстам прислала обещанные снимки.

Два из них представляли собой фотокопии списка имен и фамилий на четырех листах. Шрифт был такой мелкий, что прочитать его я смог только на экране компьютера.

К ним прилагалась старая фотография Вивеки Бьёркенстам в нацистской форме. Собственно, судя по цвету, она была сделана не раньше конца семидесятых – начала восьмидесятых годов. На ней Вивека, в мундире и форменной фуражке, улыбалась во весь рот, демонстрируя превосходную военную выправку.

Кроме фотографий, я обнаружил два видеоролика о знаменитых железнодорожных моделях Эдварда Бьёркенстама. Открыв первый, я увидел старый шведский паровоз, отъезжавший от станции Мёлле, какой она была много лет назад. Во втором фильме станции не было. Железнодорожные пути уходили на огражденную территорию, что-то вроде завода или базы. Я не сразу разглядел над воротами знакомую вывеску: «Arbeit macht frei». То есть во втором фильме железная дорога Эдварда Бьёркенстама вела в концлагерь Освенцим.

Отдельным сообщением Агнета Бьёркенстам комментировала снимки и видео. Она давно подозревала «благочестивое» семейство в симпатиях к нацизму, а в списке на четырех страницах перечислены наиболее видные товарищи Бьёркенстамов по партии.

Я просмотрел списки.

Действительно, многие имена оказались мне знакомы.

Журналисты, издатели, телеведущие. Бертиль Раск, Маркус Йифлуд… Лаксгорд К… Их было не меньше сотни.

Откуда у Агнеты Бьёркенстам эта информация, оставалось только догадываться.

В этот момент мобильник снова запищал. Очередное сообщение оказалось длинным.

Я набрал номер Агнеты, но она не отвечала.

Тогда я позвонил в отель в Хельсингборге, но там сказали, что она съехала.

Потом пришла еще одна короткая эсэмэска от Агнеты:

Она перечитала договор не меньше двадцати пяти раз, она выучила его наизусть.

Ей не к кому было обратиться за помощью и оставалось полагаться только на собственное чутье. Разбираться с аферами мужа помогал знакомый юрист, но он давно отошел от дел, да и не слишком поднаторел в сделках на грани законности.

Отныне ей не на кого положиться в Швеции. Ну а деловые партнеры мужа из Флориды и Нью-Йорка были из тех, кто за доллар продаст родную мать.

У нее действительно никого не осталось в этом мире.

Она могла рассчитывать только на себя.

Но она умна, и хладнокровия ей не занимать.

Согласно договору, Головин передает в ее распоряжение свою недвижимость в Белгравии. Он предлагает ей отправиться с ним в Лондон из Копенгагена, морем. Ну а дальше…

Она станет богатой, как ее муж.

И ей наплевать, что это грязные деньги.

Все равно нет в этом мире ни справедливости, ни правды.

Подпись Головина выглядела неуклюже, поскольку была поставлена искусственной рукой.

Она вздохнула и вывела рядом свою.

Местная газета действительно сообщала о сгоревшем доме, но не больше того, что мне уже было известно от начальника пожарной команды. Гораздо интереснее оказалась заметка Берглунда под заголовком «Нападение на бизнесмена». В ней говорилось о женщине, которая прилюдно назвала Якоба Бьёркенстама убийцей. Это случилось в гавани в Мёлле. Берглунд не упоминал имен. Лицо Бьёркенстама на снимке было микшировано, речь шла всего лишь о бизнесмене, недавно переехавшем из столицы и намеревающемся инвестировать хорошие деньги в развитие коммуны. Но для любого жителя Северо-Западного Сконе не представляло проблемы на основании этих сведений вычислить героя статьи.

Публикации пытались помешать. Ларс Берглунд подозревал папашу Эдварда. Но новый редактор газеты оказалась на высоте и пренебрегла даже угрозами начальства.

Когда я позвонил Эве Монссон, она мчалась по трассе Е6 в северном направлении. Выслушав последние новости, Эва решила устроить мне встречу с женщиной из полиции Хельсингборга.

Головин уже ответил на ее эсэмэску, и она следовала инструкциям.

Во-первых, позвонила в фирму, где брала машину напрокат. Сообщила им, где она стоит, а счет за услуги велела отправить своему мужу.

Потом рассчиталась в отеле и взяла такси.

На площадке в гавани ее уже ждал вертолет.

Мы встретились все трое в баре отеля, который назывался «Мария плаза» и находился в Хельсингборге на въезде в гавань. Движение на трассе было, как всегда, оживленное, зато из окон на море открывался чудесный вид. Имей я в распоряжении больше времени, охотно посидел бы здесь за кружкой пива, любуясь судами.

Линн Сандберг оказалась почти одного роста со мной, стройная, в голубых джинсах, белой ветровке и темно-синей бейсболке. У нее были коротко стриженные темные волосы и живые карие глаза. На вид я дал бы ей около тридцати лет.

Эва Монссон была немногословна. Она представила нас друг другу и коротко ввела Линн в курс дела. Точнее, предоставила такую возможность мне.

Мы заказали кофе.

– Собственно, я не горела желанием заниматься всем этим, – призналась Линн Сандберг, – но я кое-чем обязана Эве, да и перед вами чувствую себя виноватой.

– Это почему же? – не понял я.

– Это ведь вы, если не ошибаюсь, занимались в прошлом году «убийцей с розгой»? Эва в конце концов расправилась с ним. Время тогда было горячее. Сначала расисты подожгли киоск, потом убили фермера. Я уже не вспоминаю о кражах дизельного топлива у крестьян. В общем, мы патрулировали окрестности. В основном по другую сторону шоссе, ближе к фермам, но спускались и ниже, к Арильду, Свансхаллю, Йонсторпу, Шерету и Сольвикену. И вот однажды вечером увидели на автобусной остановке в Сольвикене подозрительный автомобиль. За рулем сидел тот самый… как его… Бергстрём.

– Герт-Инге, – подсказал я.

– Мы его отпустили, – сказала Линн. – Он был трезв, и с машиной все в порядке. Он сказал, что недавно пообедал в вашем ресторане и решил немного вздремнуть перед дорогой.

– Он не был у меня в ресторане, – заметил я.

– Но мы-то этого не знали. Мой коллега проверил его на алкотестере, я пробила машину по базе. Все было в порядке. Мне как будто не в чем себя упрекнуть, но получается, что это мы дали убийце уйти.

– Не факт, что, если бы вы тогда задержали Бергстрёма, его не пришлось бы отпускать снова, – успокоил ее я.

Я и сам не вполне верил тому, что говорил. Разумеется, и для Лизен Карлберг, хозяйки художественной галереи и несостоявшейся жертвы Бергстрёма, и для еще одной женщины из Южной Африки, и для другой из Копенгагена было бы лучше, если бы Герт-Инге оказался за решеткой уже тогда. Но Линн права: ей не в чем винить себя. Кроме того, я категорически не мог согласиться с тем, что это Эва тогда с ним расправилась. Не Эва, а мы с Арне в конце концов прижали Бергстрёма к стенке. Эва же стяжала себе все лавры отчасти потому, что так захотел я. Мне было не с руки афишировать свою роль в этой истории.