– Я и не предлагаю вам со мной водиться, – отозвался я. – Просто прошу вас ответить на несколько вопросов.

– С какой стати я должен на них отвечать?

– Видите ли, как мне кажется…

– Тебе вообще слишком много кажется, как я погляжу.

Тут я почувствовал, что теряю самообладание: он действительно вывел меня из себя. Бьёркенстам же, что-то крикнув по-немецки своему окружению, развернулся в сторону дома. Он шагал широко, как и тогда, на пляже, задрав подбородок к небу и приоткрыв рот. Я вприпрыжку побежал за ним. Мужчины в комбинезонах остались у костра.

– Видите ли, я расследую одно дело…

– Мне это неинтересно.

– Речь идет о плантациях марихуаны в лесу…

Бьёркенстам остановился и посмотрел мне в глаза. Он был почти одного роста со мной. Сын унаследовал его стать и черты, хотя и проявлял бóльшую склонность к полноте.

– Я слышал, вам есть что рассказать об этом.

Я лебезил перед ним и ненавидел себя за это. Но мне нужно было разговорить его, по крайней мере удержать здесь любой ценой. Хозяин развернулся и, не говоря ни слова, продолжил путь к дому. У подъезда он ткнул пальцем в мой автомобиль:

– Это твой?

– Да.

– Тогда садись, и чтоб духу твоего здесь не было! Или я позову полицию.

– Возможно, это следовало бы сделать мне. Я имею в виду костер на участке.

– Это тебя не касается. Я занимаюсь чем хочу в своих собственных владениях.

Я удивился, как естественно и в то же время весомо прозвучало у него слово «владения». Как будто он один понимал, что это такое.

– Известно, чем вы занимаетесь. Выращиваете травку, не так ли? Все видели фотографии в сегодняшней газете.

– Убирайся ко всем чертям! – Он еще раз показал в сторону машины.

В этот момент парадная дверь распахнулась, и на пороге появилась Вивека Бьёркенстам. Когда же из-за ее спины выскочил джек-расселл-терьер и с радостным лаем устремился ко мне, я окончательно признал в этой женщине ту, что имела обыкновение прогуливаться по утрам в окрестностях Сольвикена. Год назад она застала нас с Бодиль на пляже голыми. Вероятно, поэтому песик так разволновался. Воспоминания о голой Бодиль кого угодно заставят залаять от счастья.

Я присел на корточки.

Собака завиляла хвостом, понюхала и лизнула мою руку.

– Оставь пса в покое! – приказал мне Бьёркенстам.

– Но он сам прибежал ко мне, – оправдывался я, поднимаясь.

– Кто это? – Вивека кивнула на меня.

– Журналист, – пробурчал Бьёркенстам. – Сейчас он уберется отсюда, не волнуйся.

– Отто, ко мне! – позвала фру Бьёркенстам и хлопнула в ладоши.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это относилось к собаке. Никогда не понимал привычки давать животным человеческие имена.

Но Отто ее не слышал.

Он продолжал крутиться у меня под ногами в таком радостном возбуждении, будто хотел со мной поиграть.

– Отто! – попытался образумить его Бьёркенстам.

Грозный окрик подействовал, и пес, поджав хвост, поковылял к лестнице.

Я повернулся к Вивеке Бьёркенстам:

– У меня есть несколько вопросов, но ваш муж не желает со мной разговаривать. Между тем речь пойдет о плантациях марихуаны в лесу…

– Заткнись и исчезни! – перебил меня Эдвард Бьёркенстам.

Я сел в машину и повернул ключ зажигания. Проезжая мимо Эдварда Бьёркенстама, я остановился и опустил стекло:

– Что ж, железнодорожные модели посмотрим в следующий раз.

Бьёркенстам покраснел и выпучил глаза. Рот его приоткрылся сам собой, будто в неосознанной попытке мне ответить, но я уже опустил стекло и выезжал со двора.

Мне показалось, в зеркальце заднего вида гневно сверкнули его глаза.

Фру Бьёркенстам все еще стояла на лестнице и растерянно глядела мне вслед.

Если кто в этом доме и жалел о моем отъезде, то это был Отто. Но что делал он, я не видел.

Обедать в такую жару не хотелось, поэтому она решила ограничиться мороженым.

Но оно потекло сразу же, как только она взяла стаканчик. Не меньше половины порции, как она ни старалась, уже успело пролиться на землю. Или дело было не в жаре, а в самом мороженом?

Харри Свенссон вышел из машины и, не заметив ее, медленно зашагал в сторону ресторана, где они встречались вот уже несколько раз. На полдороге он остановился и поприветствовал мужчину, которого она видела здесь почти каждый день. Этот точно следил за ней, хотя и старался не подавать виду. На нем были штаны чуть ниже колен, какие обычно носят мастеровые, и майка. И как обычно, он гулял по берегу босиком.

Распрощавшись с мужчиной, Харри окинул взглядом ресторан, потом посмотрел в сторону пирса, пока наконец не встретился с ней глазами:

– Можно к вам?

Она кивнула:

– Только не берите мороженое – оно течет.

На этот раз Харри выглядел взволнованным, совсем не таким, каким она привыкла его видеть. Он уселся, ухватившись руками за скамейку, и вытянул ноги.

– Что-нибудь случилось? – поинтересовалась она.

И тут же вспомнила, что тот же вопрос, слово в слово, сегодня утром задавала мужу.

– Слишком много всего случилось, – ответил Харри. – Куда катится Сольвикен, подумать только…

– Новые времена, – меланхолично заметила она.

– Может быть, – вздохнул Харри, – но черти старые. Только раньше они сидели каждый в своем углу и не высовывались. Выкручивались, кто как мог. Если были богаты – платили…

Она не понимала, что он имеет в виду. Но что-то подсказывало ей: то, о чем говорит Харри, имеет к ней самое непосредственное отношение. Что это ее жизнь в ближайшее время должна круто измениться.

– Мы только что говорили с Данне, директором порта, то есть он слышал, в Мёлле ожидают русское судно. Должно быть, какой-нибудь русский олигарх решил навестить местного компаньона.

Она чуть не выронила стаканчик с мороженым. Почему было просто не сказать Харри, что она знает, о каком судне говорил капитан? И ей точно известно, что этого русского олигарха зовут Дмитрий Головин, а его шведский компаньон не кто иной, как ее муж.

– У вас мороженое на шортах, – заметил Харри.

– Боже, какая я неуклюжая…

В задумчивости она действительно не заметила, как испачкала мороженым шорты. Она подтерла пятно салфеткой и выбросила и ее, и мороженое в мусорную корзину.

– И уж наверняка он навестит того, кто ездит здесь в джипе с русским номером, – продолжал рассуждать Харри.

Она как раз наклонилась, чтобы вытереть руки о траву под скамейкой, да так и застыла в полусогнутом положении.

– Кого вы имеете в виду?

– Ну, того русского, которому принадлежит это судно.

Она выпрямилась:

– И?

– И машину с русским номером, что вовсю разъезжает сейчас по Сольвикену и его окрестностям. Разве вы ее не встречали? – (Она покачала головой.) – Люди только о ней и говорят. Белый джип с тонированными стеклами. Сам я его не видел, но людей очень интересует, с какой это стати на нем русский номер.

Если газетную статью можно считать приманкой, то Агнета Бьёркенстам заглотила ее, пожалуй, даже слишком много, едва не подавилась.

Впрочем, она, похоже, прекрасно все понимала, только не знала, что мне отвечать и как вообще реагировать на мои слова. Я же делал вид, будто понятия не имею, кто она такая.

Каждый играл свою партию, и у меня в запасе еще оставалось несколько фишек.

Сколько их было у нее и собиралась ли она вообще их выкладывать?

Мы распрощались, и тут пришла эсэмэска от Юнны.

Она спрашивала, есть ли у меня скайп, и мне пришлось остановиться на парковке близ кемпинга на выезде из Мёлле. Я включил компьютер, отправил ей свой номер и через несколько минут услышал голос, словно доносящийся из-под воды.

– Привет.

Она почти не изменилась.

Короткие светлые волосы, озорные глаза, лукавая улыбка.

– Включи камеру.

– Я не люблю с камерой.

– Включи камеру.

– Я не успел побриться.