Вдруг за гардиной в окне первого этажа что-то зашевелилось. Я вернулся к дому и постучал в окно.

Мужчина за шестьдесят долго возился со шпингалетом, прежде чем потянуло сигаретным дымом, смешанным с затхлыми кухонными запахами, и окно на несколько сантиметров приоткрылось.

– Ну и что вам нужно? – неприветливо спросил хозяин.

– Можно мне войти к вам на минутку?

Он покачал головой и поджал губы:

– Нежелательно.

– Но почему?

– У меня неприбрано.

– Это не страшно, – успокоил его я.

– Сын дома, – продолжал обороняться старик.

– Это он так накурил?

У старика были тяжелые веки, обвисшие щеки покрывала щетина. Рука дрожала, когда он приоткрыл окно еще на несколько сантиметров.

– Собственно, меня интересует женщина, которая живет этажом выше.

– Оса?

– Да, Оса Дальстрём. И ее дочь.

– Эмма, – кивнул старик. – Хорошая девочка. Так вы знаете, где они?

– Нет, но я видел объявление в газете, и… я сам ищу их. – (Старик посмотрел на меня удивленно.) – Можно, я все-таки войду? Здесь дождь. – Я сделал умоляющие глаза.

Еще вопрос, можно ли было считать дождем эту холодную, моросящую взвесь.

– Но у меня неприбрано и накурено, – повторил старик.

– Меня это не пугает.

Наконец он отпер дверь, и я назвал себя.

– Гуннар. Гуннар Нюгрен, – представился старик, пожимая мне руку.

На полу кучами лежало тряпье. Вонь стояла, как в копенгагенских наркопритонах часа в четыре утра. По углам валялись пивные банки.

– Пройдемте на кухню, – пригласил хозяин.

Тут мне пришло в голову, что Гуннару Нюгрену, пожалуй, нет и шестидесяти. Обвисшие щеки и тусклый взгляд алкоголика делали его старше, чем он был на самом деле. Коротко стриженные седые волосы топорщились. Редкую поросль под носом можно было назвать усами лишь с большой натяжкой.

– Сын дома, – повторил он. – Его зовут Петер. Вчера мы позволили себе небольшой праздник.

Он показал на молодого человека, который сидел за кухонным столом, уронив голову на руки. Повсюду валялись пивные банки. В центре крытого замызганной скатертью кухонного стола виднелась погребенная под кучей окурков пепельница. Парень тяжело поднял голову, посмотрел сначала на меня, а потом на папу:

– Черт подери, отец, меня зовут Буги!

– Ты слишком много болтаешь, Петер.

– Бу-у-ги, – упрямо протянул парень.

– Но тебя крестили Петером.

Парень снова уронил голову на руки. Похоже, он засыпал.

– Хочешь пива? – предложил мне Гуннар.

– Рановато для меня.

Гуннар открыл холодильник и тут же снова захлопнул дверцу. По комнате распространился запах тухлятины, хотя холодильник, вероятно, поспешили закрыть по другой причине.

– Я думал, у нас есть, но… – Гуннар оборвал фразу на полуслове и принялся что-то искать среди пивных банок на посудном столике. – Вот оно… – Старик с довольным видом взял одну из банок, но, приглядевшись к ней, нахмурился. – Светлое, черт!.. Петер, неужели мы выпили все крепкое пиво?

– Бу-у-ги, – угрюмо поправил его сын, не поднимая головы.

– Можем поделиться, – повернулся ко мне Гуннар. – Правда, оно теплое.

– Спасибо, обойдусь, – махнул я рукой, подсаживаясь к столу. – Расскажите мне лучше об Осе и Эмме.

Старик открыл банку и с жадностью припал к отверстию. Потом громко рыгнул и вытер рот.

– Черт его знает, что у них там случилось.

– Вы часто виделись с ними?

– Каждый день. Почти.

– Ну а потом… она просто пропала?

Глаза старика снова беспокойно забегали, и он принялся рыться в пепельнице, пока не выудил подходящий окурок.

– Думаю, они ее забрали.

– Кто?

– Ты ни черта не знаешь, па… – подал вдруг голос Буги.

– Нет, но я имею право говорить, что думаю.

– Кто? Кто ее забрал? – Я схватил старика за рукав. – И девочку тоже?

Гуннар кивнул:

– Да, и девочка была тоже. Она как будто не хотела, но они силой увезли ее на «скорой помощи».

– «Скорой помощи»? – переспросил я. – Гуннар, о чем вы?

Но тут Буги снова поднял голову:

– Что ты несешь, па? Не было никакой «скорой помощи».

– Но она выглядела как «скорая помощь».

– Это была просто большая белая машина. Ни черта ты не видишь, па, как наклюкаешься.

На Буги ничего не было, кроме тонкого черного жилета. Выше пояса, по крайней мере. Узкая грудь и тощие руки сплошь покрывали татуировки – розы, сердца, змеи, мечи и все мыслимые в таких случаях рисунки. Нечесаные черные волосы едва достигали плеч. В нижней губе блестело тоненькое колечко, а на шее болтались три или четыре цепочки – с крестом, звездой и каким-то камнем. Пальцы были унизаны перстнями в виде черепов, а глаза, как мне показалось, обведены черными тенями, что делало парня похожим на енота. При этом он был бледен как смерть.

– С какой стати они должны были везти больную на обыкновенной машине? – обратился Гуннар к сыну.

– Больную? – сощурил глаза Буги. – Ты в этом уверен?

– Тогда зачем они вообще за ней приехали?

– Вы как будто сказали, что они запихнули ее в машину силой? – прервал я их спор.

– Разве? – удивился Гуннар.

Как выяснилось в ходе дальнейшей беседы, Буги жил в Клиппане и увлекался хард-роком. Оба они, и отец и сын, любили Осу и отзывались о ней как об очень приятной и доброй женщине. Эмма, впрочем, нравилась им не меньше.

– Она хорошо заботилась о своей маме, – сказал Гуннар.

Ни тот ни другой точно не знали, где именно работала мама Эммы, но предполагали, что она занималась сбором овощей и ягод.

– Очень симпатичная дама, – восхитился Гуннар.

– Не в моем вкусе, – пробурчал Буги.

– Ну да, у нее же нет татуировок, – язвительно заметил отец.

Сын уставился на него с недоумением.

Затхлый, прокуренный воздух и количество пустых банок из-под пива повергали меня в уныние, но я не терял надежды. В результате спустя час мне все-таки удалось вытянуть из них, когда именно увезли Эмму. Все произошло в полночь или чуть позже. К такому выводу пришли отец и сын после недолгих препирательств.

– И она шла сама?

– Они вели ее, – ответил на мой вопрос Гуннар.

– И сколько их было?

– Трое.

– Трое мужчин? – (Оба кивнули.) – И вы с ними разговаривали?

– Не успел выйти из квартиры, как они скрылись, – ответил Гуннар.

– Потому что был пьян в стельку, – мрачно добавил Буги.

– Я зацепился ногой за ковер и споткнулся, – оправдывался Гуннар.

Я оглядел пол: в пределах видимости никаких ковров не наблюдалось.

– Ты вообще кто? – вдруг спросил меня старик.

– Харри Свенссон, – представился я.

– И зачем тебе нужна Оса?

– Так тебе все и скажи, – захохотал Буги.

Он успокоился, только когда отец врезал ему кулаком промеж глаз.

– В чем дело? – обиделся Буги.

– Оса – порядочная женщина, – возмущенно отозвался отец. – Я не позволю тебе так шутить на ее счет.

– Я просто хотел навести кое-какие справки, – попытался объяснить я.

– Ты коп? – Буги повернулся к отцу. – Какого черта ты впустил копа в квартиру?

Гуннар виновато опустил глаза.

– Я журналист, – возразил я. – И расследую одно дело, в котором, как мне кажется, Оса могла бы мне помочь.

– То есть? – не понял Гуннар.

– Большего, извините, сказать не могу.

Буги выпучил на меня глаза:

– Ты, конечно, в курсе, что ее мужа застрелили?

Я слышал об этом впервые, однако хорошенько подумал, прежде чем ему ответить.

– Нет. А как это было?

– Какой-то черт вогнал ему пулю промеж глаз. Оса говорила, будто знает кто, и просила помочь ей. Я знаком кое с кем из мотоциклистов, которые в любом деле наведут ясность.

– Чертовы бандиты, – вставил отец.

Мысленно я с ним согласился, но промолчал. В конце концов, я пришел сюда не затем, чтобы пенять Буги на плохую компанию, а чтобы выудить из них обоих хоть какую-нибудь полезную информацию.

– И вы помогли ей? – обратился я к Буги.