Помещение кафе изнутри имело странную форму, не вполне соответствующую, как мне показалось, его предназначению. Не удержавшись, я поделился своими наблюдениями с официанткой. Оказалось, что раньше здесь действительно располагалась почта, которую теперь сделали одним из отделов супермаркета «Иса».
Времени было четверть первого, а Оскар Хеландер не появлялся.
Я вышел на улицу и сел на скамейку. Рядом устроился мужчина, по виду выходец с Ближнего Востока. Он кивнул мне и пожаловался на жару. Я ответил «добрый день» и из вежливости вытер со лба несуществующий пот. Две женщины пересекли площадь и скрылись в помещении «Иса». Через десять минут они появились снова, разгоряченно обсуждая ставки в игре «Харри бой».
Потом возле библиотеки появилось трое подростков: один с гитарой, другой с флейтой и девушка с тамбурином – солистка. Судя по установленной под их ногами табличке, трио было частью проекта «Молодежи – активный летний отдых». С чего им взбрело в голову взяться за «Небо за углом»[819], осталось для меня загадкой. Должно быть, они разучивали его в школе. Фальшивили они безбожно, но при этом так старались, что мне не потребовалось больше минуты, чтобы узнать песню. Я даже получил некоторое эстетическое удовольствие.
Над площадью низко нависали тучи, стояла жуткая духота. Я встал, прошелся туда-сюда, наконец вернулся в кафе и взял себе кофе.
Ждать Оскара Хеландера явно не имело смысла, поэтому я направился к машине и вбил его адрес в GPS. Мне пришлось проехать еще полкилометра вглубь жилого квартала. Оставив машину на парковке, я подошел к дому, где жил Оскар Хеландер.
Не так уж часто мне приходилось бывать в Хельсингборге, тем более в его спальных районах. В этом преобладали малоквартирные дома с открытыми коридорами, перемежавшиеся многоэтажками в окружении зеленых газонов и хозяйственными постройками.
Мне встретились четыре женщины в платьях до пят, две из них с закрытыми лицами. Такой костюм, насколько мне известно, называется «никаб», и для недругов ислама он что красная тряпка для быка. Хотя мусульманки не носят красного, и из этих три были одеты в черное, и только одна – в белом. Все четыре катили перед собой детские коляски.
На газоне мальчишки гоняли мяч. На двоих были футболки с логотипом клуба «Барселона», еще двое носили майки с портретами, соответственно, Ибрагимовича и Месси.
Оскар Хеландер жил в доме с открытым коридором постройки шестидесятых годов, порядком обветшавшем, но, безусловно, знававшем лучшие времена. Я так и не смог понять, из какой квартиры доносился шлягер «Лассе Стефанц»[820].
На одной стене обшарпанного лифта была намалевана свастика, на другой висело разбитое зеркало и наполовину сорванный рекламный плакат Шведской национальной партии, из которого в темноте я разобрал только фразу «Иммигранты, вон из страны». На втором этаже лифт дернулся и встал. Толчок был таким сильным, что я всерьез опасался за целостность шейных позвонков. Уже в подъезде до меня доносился собачий лай, который теперь стал громче.
Автоматическая дверь не сработала, поэтому мне пришлось подналечь на нее плечом, а потом еще раздвинуть руками. Так я оказался в открытом коридоре и сразу принялся изучать таблички на дверях.
На третьей от меня было написано «Хеландер», и как раз за этой дверью лаяли собаки.
Проходя мимо двух других квартир, я успел разглядеть за стеклянными дверями кухню, кабинет и спальню. Здесь же жалюзи были опущены.
Я нажал кнопку звонка.
Судя по доносившимся из-за дверей звукам, собаки царапали когтями стену. Расположение комнат в двух первых квартирах позволяло предположить, что я стоял на пороге кухни Хеландера.
Между тем собачий лай усилился. Стеклянная стенка и жалюзи – вот все, что, похоже, отделяло меня от разъяренных чудовищ.
Я заглянул в почтовую щель, но ничего не увидел.
В этот момент дверь соседней квартиры приоткрылась. На пороге появилась маленькая опрятная женщина в домашних брюках по колено и легкой блузке с цветами. На груди болтались очки с перевязанными шнуром дужками.
– Добрый день, вы не знаете, дома ли ваш сосед? – осведомился у нее я.
– А вы из домоуправления? Да, это мы звонили. Собаки никогда еще так не заливались.
Я кивнул, соображая, как вести себя с ней дальше.
– Что-то я раньше вас не видела, – продолжала женщина. – Хотя сейчас в домоуправлении постоянно меняются люди. Раньше я знала там всех.
– Говорите, раньше собаки так не заливались? – поспешил я сменить тему.
– Это питбули, но они очень милые. Я совсем их не боюсь.
– А хозяин? Кто он?
– Сегодня я его не видела. Вообще, он не ходит мимо моей двери, поэтому его я знаю хуже, чем соседей с другой стороны.
Она показала в конец открытого коридора, где стоял кемпинговый стол с двумя раскладными стульями и несколько цветочных кадок.
– Похоже, сейчас здесь вообще никого нет, – продолжала женщина. – Вон те, – она показала в дальний угол, – на огороде. Их соседи в Греции. Там живет Мухаммед с женой, здесь я и там Оскар, это у него собаки. Где его соседи, я точно не знаю. Они часто уезжают в Канаду и остаются там надолго. А сами, насколько я знаю, из Ливана. Возле лифта живет пожилая пара, но их сегодня утром забрали внуки. Отвезли, кажется, в Фальстербу. Старушка, по крайней мере, точно оттуда.
Тем временем я присматривался к врезному замку на двери Хеландера. Язычков в щели между дверью и рамой я не видел, то есть квартира стояла открытой, если, конечно, это действительно был самый обыкновенный врезной замок.
– Думаю, мне следует войти, – сделал вывод я. – Иначе эти собаки никогда не успокоятся.
– А вы действительно из домоуправления? – засомневалась женщина.
Я вытащил из кармана водительские права и помахал ими в воздухе, так чтобы она ничего не смогла разглядеть.
– Извините, что спрашиваю, – виновато добавила женщина. – Сейчас такое в газетах пишут…
– Все правильно, – кивнул я. – Никогда не лишне подстраховаться.
– У вас, конечно, есть ключ?
Я достал связку ключей и сунул один из них в замочную скважину, одновременно нажимая на дверную ручку.
Все получилось.
Я махнул рукой в сторону женщины, вошел в квартиру и щелкнул замком.
Запертые на кухне собаки неистовствовали. Теперь они бросались на дверь и отчаянно царапали ее когтями. Оглядевшись, я понял, что попал в крохотную двухкомнатную квартирку, насквозь пропахшую табачным дымом.
И тут я увидел Оскара Хеландера.
Он лежал на полу, уставив выпученные глаза в потолок.
Не нужно было даже приближаться к нему, чтобы понять: он мертв.
На лбу, чуть выше переносицы, зияло пулевое отверстие.
Абсолютно круглое и совершенно сухое, хотя под головой и плечами разлилась целая лужа крови.
Моей первой мыслью было протереть дверную ручку – единственное, к чему я успел здесь прикоснуться.
Потом я принялся изучать обстановку.
Меблировка более чем скромная. В гостиной и спальне опущены жалюзи. Диван, кресло, огромный телевизионный экран и еще больший флаг хельсингборгской IF, пришпиленный к стене канцелярскими кнопками. На подоконнике высохший кактус, на ночном столике полная окурков пепельница. Рядом пачка «Мальборо» с надписью «Курение убивает». Возможно, хотя в данном случае причиной смерти стала явно не сигарета.
Отпереть дверь на кухню я так и не отважился.
Собаки Хеландера – милые существа, если верить словам женщины из соседней квартиры, но сейчас эти симпатяги бесновались, как стая разъяренных буйволов. Они кидались на дверь всем телом, выли, скулили и рычали как безумные. Их хозяина застрелили, и они наверняка чуяли запах крови. Соседка сказала, что это питбули: «пиитбюли» – произнесла она. Впечатляющая порода. Хорошо натренированный кобель весит килограммов тридцать. Кухонная дверь могла разлететься в щепы в любую секунду.
