Хозяин, сидя на табуретке во дворе, красил штакетник в желтый цвет. Он сосредоточенно обрабатывал дощечку за дощечкой и жевал трубку.
– Теперь любая мелочь отнимает у меня уйму времени, – пожаловался Берглунд, поздоровавшись. – Раньше все шло быстрее.
– Пахнет в любом случае хорошо, – улыбнулся я, вдохнув полной грудью. – Что может быть прекраснее запаха свежескошенной травы и свежей краски.
– Пойдемте на террасу, – пригласил хозяин. – Не то чтобы я плохо переношу жару, но такое солнце, как сегодня, лучше пересидеть в тени.
Преодолев несколько ступенек, мы расположились за круглым садовым столом, под зонтиком с дыркой посредине. Берглунд подвинул мне кресло-качалку, вероятно, такое же древнее, как и дом. Несмотря на тень, на террасе было немногим прохладнее, чем во дворе.
Вскоре на столе появились теплые булочки с корицей, чашки, блюдца, ложки и термос с кофе. Подняв с клумбы консервную банку, Берглунд с помощью металлической палочки вычистил в нее трубку, потом снова набил чашечку табаком и задымил.
Давненько я не видел, как курят старинные трубки.
Рослый и худой, Ларс Берглунд носил подвернутые снизу голубые джинсы и клетчатую рубашку, расстегнутую на шее. Но самое примечательное в нем было другое. Лицом бывший редактор как две капли воды походил на футболиста Хенрика Ларссона, разве что был бледнее и старше. И это сходство так меня поразило, что я уставился на него, забыв о приличии.
– Не вы один, – заметил Берглунд, угадав мои мысли. – Надо сказать, Хенрик – единственный из футболистов, на кого я хотел бы походить. Помните, когда он играл за HIF? Славные были времена, что и говорить, и для Хельсингборга, и для газеты.
– Коллеги, наверное, называли вас Хенке? – улыбнулся я.
– С чего вы так решили? – почти возмутился Берглунд. – Они даже Лассе меня не называли, потому что по виду я типичный Ларс.
Он рассказал о жене, умершей от рака легких пять лет назад. С тех пор он жил в доме один.
– За всю жизнь не сделала ни одной затяжки, – говорил он, помахивая трубкой. – Тем не менее ее нет, а я вот сижу здесь с вами.
Я отказался от второй чашки кофе, а Берглунд подлил себе еще и предложил приступить к делу.
– По телефону вы как будто сказали, что интересуетесь Якобом Бьёркенстамом и каким-то белым автомобилем в Мёлле?
– Это как-то связано с делом, которое я сейчас расследую, – кивнул я. – Но как именно, я еще не понял. Я беседовал с репортером, который писал о Бьёркенстаме в газете. Он совершенно не в теме. Этого следовало ожидать, судя по тому, что я о нем знаю.
– А самого Бьёркенстама вы не знаете?
– Читал о нем в газете, только и всего.
– Я тоже незнаком с ним, – заметил Берглунд. – А в газете, собственно, ничего не было. Здесь всем известно, что Бьёркенстам хочет инвестировать деньги в коммуну. Однако по своим каналам мне удалось выведать, что с этими деньгами не все чисто. И когда я увидел в газете тот белый автомобиль, первым делом понадеялся почему-то, что в статье речь пойдет именно об этом.
– Не все чисто? Что вы имеете в виду? В газете было сказано, что он «подпольнейший» шведский миллионер.
Берглунд глубоко вздохнул:
– Кого нынче интересует правда или настоящая сенсация? Газетам нужны «звезды», только и всего.
– Так что не в порядке с его деньгами?
– Точно не знаю, но один заслуживающий доверия информатор посоветовал мне обратить внимание на источники его доходов. Разумеется, я тут же позвонил в редакцию, навел на след, но… кто станет меня слушать? Для них я всего лишь полоумный старик, который от нечего делать мешает им работать.
– Любопытно, – заметил я. – И все-таки не вижу общей картины. Одна моя знакомая, инспектор криминальной полиции из Мальмё, говорит, что все подозрительное в конечном итоге как-то связано между собой. Я же в данном случае не прослеживаю никакой связи.
– Собственно, Якоба Бьёркенстама я почти не знаю. Зато был знаком с его отцом, Эдвардом. Ловкач был еще тот, никому так и не удалось схватить его за руку. Какие связи имел! Среди политиков, банкиров и – не в последнюю очередь – газетчиков. Всю жизнь балансировал, как на канате… и всегда уверенно приземлялся на обе ноги…
– Так что вам известно? – перебил я старика.
– Мой информатор намекал, будто Бьёркенстам не хочет связываться с муниципалитетом напрямую. Опасается, что начнут копать да выяснять… – На некоторое время Берглунд замолчал, будто подбирая нужные слова. – Наркотики! – вдруг выпалил он. – Ходят слухи, что все дело в них.
– Наркотики? – не понял я.
– Сам я не любитель бродить по лесу, но кое-кто из местных охотников как будто натыкался на целые плантации… Далеко, в глуши…
– И при чем здесь Бьёркенстам?
– Точно не знаю, но эти земли как будто принадлежат Бьёркенстаму.
– Хм…
– Вы, конечно, читали, какая война развернулась между группировками байкеров по всему Северно-Западному Сконе? А ведь дерутся они из-за наркотиков. Это главная, фактически единственная причина… Там ведь такие деньги крутятся, нам с вами и не снилось…
– Я слышал о неких «Рыцарях тьмы», – осторожно перебил его я.
– Да, они тоже хотели тут утвердиться, – кивнул Берглунд. – Но «Ангелы ада» и «Бандитос» не склонны делить с ними сферы влияния.
– Кстати, вы не знаете, что за частная больница сразу за Сольвикеном? Психдиспансер, как я слышал?
Берглунд задумался, а потом покачал головой:
– Точно сказать не могу. А чем она вас так заинтересовала?
– Я видел, как двое байкеров въехали на ее территорию. Может, это все моя мнительность, но мне кажется, с ней тоже не все чисто.
Тут Берглунд еще раз предложил мне кофе, и я опять отказался.
– А что у вас за каналы? – спросил я. – Кто-то в муниципалитете?
– Этого я не говорил, – улыбнулся Берглунд.
Я улыбнулся тоже.
Некоторое время мы сидели молча.
Мне казалось, бывший редактор размышляет о том, до какой степени мне стоит доверять.
– Отсюда видно корабли? – наконец спросил я.
– В заливе, вы имеете в виду?
– Да.
– Видно с балкона.
– Когда-то вы публиковали списки всех судов, что входили в залив. Живи я здесь, целыми днями стоял бы на балконе с биноклем. Говорят, в Англии есть люди, которые специально сидят на вокзалах и записывают все поезда, что приходят и отправляются. А я бы отслеживал корабли.
* * *
Вот уже два года, как они зарегистрировались в Монако.
Они и раньше время от времени жили за границей, но потом возникла необходимость официальной регистрации в другой стране. Монако подходило идеально.
Это чрезвычайно выгодно в финансовом плане, как объяснял ее муж.
Она ничего не имела против, пока за ними сохранялась квартира в Стокгольме.
Прошлым летом он обзавелся личной охраной.
Кочка, похоже, неважно себя чувствовал в последнее время. Он носил солнечные очки даже в ненастную погоду и при встрече никогда не поднимал на нее глаз.
Все пытался спрятать от нее красный шрам, который шел через его левую щеку почти до выбритого виска. Она догадывалась, где и при каких обстоятельствах он его получил. Но никогда не спрашивала его об этом, это ее совершенно не интересовало.
А вот Лади ей нравился. Этот одевался просто и со вкусом: обычные брюки, иногда классические джинсы, куртка из тонкой кожи или пиджак. Он уважал хозяйку и всегда называл ее «миссис».
Собственно, его имя было Владимир, но все называли его Лади. Большой и сильный, в свое время он, наверное, немало времени потратил на тренировки. Иногда его взгляд темнел, и тогда он выглядел действительно угрожающе.
К напарнику Лади она, напротив, не испытывала никакой симпатии. Похоже, этот был из тех, кто устраивает беспорядки во время футбольных матчей. Тело его покрывали загадочные татуировки, а любимой одеждой оставался блестящий спортивный костюм. На шее он носил странный амулет, первое время напоминавший ей какой-то нацистский символ. Она искала в Интернете, но ничего не нашла. Возможно, это была эмблема какой-нибудь рок-группы, не более. В свободное от работы, то есть от того, что у него называлось работой, время он смотрел футбол по телевизору, не делая различия между командами и лигами.