— У папы мне как-то неуютно, — призналась она. — Эрика добрая, конечно, и все такое, но с нашим домом никакого сравнения, тут все-таки ты и Робби.

Шон тоже приходит к нам по вечерам, как минимум три раза в неделю.

— Должен же я на ком-то совершенствовать свое кулинарное искусство, — говорит он, неизменно являясь с овощами со своего огорода.

Он делает салат из свеклы с острым соусом из малинового уксуса, пюре из сладкого картофеля, пирог с начинкой из лука-порея и сыра. Готовит с любовью и основательно, так вкусно, что за уши не оттащишь, я всегда чувствую себя избалованной девчонкой.

Детям эти визиты нравятся теперь почти так же, как мне, а Шон, готовя, всегда учитывает их вкусы. Робби говорит, что он «крутой мужик», а Лорен, что «с ним легко, и в жизни не ела такого вкусного куриного салата». Для меня общение с Шоном — самое настоящее откровение. Оказывается, он человек гораздо более тонкий и чуткий, чем я думала. Причем чуткий не сам по себе, а к людям, к миру вообще. В одном из самых бедных районов на окраине города он организовал подростковый клуб. Заинтересовал мальчишек футболом, вскопал там грядки, развел огород. Обучает своих добровольных помощников, нацеливая их на будущую профессию. Человек прямой и открытый, но при этом не узколобый и не зануда. Впрочем, когда я познакомилась с его дочерьми, Эйлсой и Сьюзи, Эйлса сразу без обиняков заявила: «Папа со своим огородом бывает таким занудой. Во обще-то, он не зануда, вы не думайте, так-то он у нас хороший… Не бросайте его, ладно?»

— Да я и не считаю его занудой, — отвечаю я, улыбаясь ее искренности и прямоте. — Я же люблю его.

— Правда? — Рот до ушей, бросается мне на шею, целует в щеку. — Я знала, что он когда-нибудь встретит хорошего человека! Какая наша мама все-таки дура!

В конце июня в гости является Фил и просит прощения за то, что не сдержался тогда… В общем, когда Лорен куда-то пропала.

— Ты уж извини меня, — говорит он. — Я свинья. Да и когда Сэнди Стюарт умерла… тоже был не прав.

С легкой улыбкой прощаю его, а сама думаю, наверняка это Эрика заставила его покаяться. Но сюрпризы на этом не кончаются.

— Я вот все думал, думал и понял, что детям с тобой все-таки лучше. В общем, свой иск я отозвал. Насчет изменений в соглашении об опеке.

— Ну, спасибо!

На этот раз улыбаюсь гораздо шире, вижу, что он говорит искренне, от чистого сердца.

— Впрочем, мы с Эрикой все-таки хотим как-то общаться с детьми.

— Конечно.

— Ничего, если часть каникул они поживут с нами? И пусть приходят как-нибудь вечерком, хоть на этой неделе.

— Почему нет?

Две долгие секунды смотрим друг другу в глаза, и я чувствую, как прошлое вновь сливается с настоящим. Прямо здесь. И прямо сейчас. Мы разошлись, это уже навсегда, но у нас двое прекрасных здоровых детей, плод нашей прошлой любви и верности друг другу.

— Эрика будет тебе хорошей женой, Фил, — говорю я и быстро обнимаю его. — Очень надеюсь, что вы будете счастливы.

Потом долго стою у окна, наблюдаю, как он идет к машине. Что я к нему чувствую? От прежней злости не осталось и следа. Я понимаю его и признаю, что он не такой уж плохой человек.

Кто бы мог подумать?

Летние каникулы проходят гладко. Операция моей матери отменилась, так что в Ирландию я пока не еду, зато мы с Шоном заказали четыре билета на самолет, на октябрь, чтобы неделю прогостить у Деклана. Дети на пару недель улетают в Германию и присылают мне по электронной почте письмо, не забыв прикрепить файлы со свадебными фотографиями. Невестам к лицу счастье, но Эрика на снимках просто сияет. Я от всей души рада за них с Филом.

Пока дети в Германии, Шон живет у меня. Все началось с невинного поцелуя на крыльце и мгновенно расцвело откровенной и безудержной любовной связью. Что касается интриг и романов, я тут человек неискушенный, ведь Фил был вторым мужчиной, с которым я… Ну, это самое… Но свое новое положение нахожу довольно приятным. Шон сочетает в себе такие удивительные качества, я и представить себе не могла, что они могут привлечь меня в мужчине, — сила и одновременно поразительная доб рота, бьющая через край энергия и потрясающее спокойствие и уравновешенность, мудрость и желание, а главное, способность учиться.

Любовь приносит мне радость и счастье, но сейчас все воспринимается не так, как прежде, в молодости, когда я во всем сомневалась, была неуверена в себе и трепетала по любому поводу. Я обнаружила в себе такой аппетит, такие резервы любви и инстинктивных влечений, какие бывают только у взрослой женщины. Словно копалась в саду за домом и вдруг наткнулась на нефтяную скважину. Мне и самой в это трудно поверить. Фил бросил меня отчасти потому, что нуждался в «большей близости», но, положа руку на сердце, большей близости, чем с человеком, которого я знаю-то всего несколько месяцев, я не испытывала ни с кем и никогда — у меня такое чувство, будто мы вместе всю жизнь.

Сегодня ложимся спать рано. Мы с Шоном стараемся не выпячивать перед детьми влечение друг к другу, но их нет дома, они в гостях у друзей. У Шона была напряженная неделя, три дня подряд он допоздна сидел на работе, чтобы закончить одно дело. Когда он наконец приходит, мы топаем прямиком в душ. Занимаемся любовью прямо в кабинке, яростно, отчаянно, самозабвенно, все мое существо поет от счастья. Потом я вытираю полотенцем его волосы, расчесываю.

— Как хорошо от тебя пахнет, — говорю я и целую его в шею. — Давай я тебя побрею. Ты такой колючий.

Беру тазик с теплой водой, тюбик с мыльной пеной и бритву. Он садится на кровать, а я устраиваюсь верхом у него на коленях. Оба все еще голые. Повязываю на грудь ему полотенце и начинаю. Гляжу на него и невольно улыбаюсь. С чем сравнить нашу близость? Это как после месяца диеты есть шоколад, самый вкусный, самый изысканный, горький снаружи и сладкий, как мед, внутри.

— У меня хорошо получается? — Делаю несколько завершающих скребков по шее.

— Сплошное удовольствие. Тебе надо открыть салон.

Глаза его закрыты, он улыбается.

Вижу, что немного порезала его, слизываю кровь.

— Слишком много болтаешь.

Полотенцем стираю остатки пены и начинаю поцелуйный обряд. Сейчас он не отвечает мне. Просто с видом падишаха, щедро одаривающего своего верного визиря, предоставляет в мое полное распоряжение свою шею, щеки и губы. Гляжу на него с неудовольствием, но недолго, и лицо его сразу смягчается. Морщины на лбу разглаживаются, я целую тройные морщинки в уголках его глаз, слезаю с колен, устраиваюсь поудобнее и опускаю его голову себе на грудь.

Несколько секунд — и он уже спит, и тогда я осторожно укладываю его руки и ноги и накрываюсь одеялом. Поглаживая его волосы, размышляю о природе любви. О любви сложено немало песен, написано сотни книг, снято сотни фильмов. Существует множество штампов и устойчивых выражений: любовь слепа, в любви и на войне все средства хороши, первая любовь, лебединая любовь. В некоторых языках для разных видов любви существуют отдельные слова, для материнской, например, сыновней, любви к другу, к мужу, к возлюбленному.

Любовь Шона благодатным дождем оживила пустыню моего одиночества, от нее осталась лишь крохотная часть, не больше песчинки. Но вот несправедливость судьбы к Тесс до сих пор не дает мне покоя.

«Но она же не твой ребенок, — пытаюсь урезонить себя, — твои-то дети живы. И благодари Бога за это».

Близкие имеют полное моральное право отомстить за ее смерть. Но я не верю в месть. На короткое время она дает удовлетворение, но тут же наносит тебе страшный вред, который останется с тобой навсегда.

Поэтому я не хочу мести, я хочу другого. Мне нужно чувство защищенности, уверенности в будущем, но оно недостижимо, пока остается все таким же душевное состояние, умонастроение Кирсти. Я говорила об этом с Шоном.

— Если Кирсти выйдет на свободу через пять лет, Лорен будет только шестнадцать.

— В тюрьме ей помогут справиться с собой, — ответил он. — С ней будут много беседовать о содеянном. И не выпустят, пока не убедятся, что она не представляет опасности для общества.