— Хватит уже! — говорю я вслух.

Надо позвонить О’Рейли, надо проверить, что Робби и Лорен там, где им надлежит быть, и с ними все в порядке, а потом ехать в центр реабилитации. И не изображать из себя доморощенного детектива.

Но сначала я завожу двигатель, выезжаю за территорию школы и останавливаюсь на природе в стороне от трас сы. Номер О’Рейли я внесла в список важных контактов и звоню ему одним нажатием кнопки, мысленно скрестив пальцы, чтобы новости у него оказались хорошими.

— Какие новости? — спрашиваю я, едва услышав его голос.

— Никаких, — отвечает он. — Результатов экспертизы еще нет, но мы не смогли разобраться с отпечатками пальцев, потому что вы куда-то пропали.

— Не понимаю.

— Отпечатки пальцев. Мы же с вами договорились, вы захватите Робби и Лорен после школы и приедете в участок.

— В участок? — Что-то не припомню, чтобы мы с ним об этом говорили. — Простите. Совсем замоталась. Столько дел. Ни минутки свободной, я просто забыла.

— Я звонил вам в клинику, но к телефону подошел доктор Бедфорд.

Сердце мое падает. Адриан Бедфорд — тот самый врач, которого я попросила в случае чего подменить меня в женской консультации. Сказала, что мне надо срочно съездить в полицию, что меня вызывают по делу о нападении на Робби и проникновении к нам в дом.

— Он сказал, что вы отпросились с работы, чтобы встретиться со мной.

— Да.

— Если честно, я испугался, когда вы не ответили на звонки.

— Я выключила телефон.

— В вашей ситуации это неблагоразумно.

— Да, вы правы. Простите.

Лихорадочно шарю в мозгах, ищу оправдание, которым можно объяснить все разом. Но зачем оправдываться? Нужно откровенно все ему рассказать, и тогда я узнаю, что он думает о новых фактах. Да, придется выложить перед ним все свое прошлое, но что делать? Самой мне с этим не справиться. Если Кирсти (Эмили) представляет реальную угрозу моей семье, нужно сделать все, чтобы она и близко не подходила к детям. А если нет, можно наплевать и забыть.

— У меня была назначена еще одна встреча, и я не хотела говорить об этом на работе. Я ездила в Сандерсоновскую академию, где учится Тесс, и обнаружила, что еще одна девочка, которая у них там учится… — Я морщусь, как от боли. — В общем, еще давно во время студенческой практики мои действия послужили причиной преждевременной смерти одного человека. Эту женщину звали Сэнди Стюарт. Она была беременна, у нее обнаружили рак мозга… И я подумала, что тот случай может иметь отношение к последним событиям, вы же сами говорили про бывшего пациента Фила… И…

— Вы обнаружили какую-нибудь связь?

— Да… Вероятно… Думаю, да.

— А именно?

— Знакомая Робби по хоккейному клубу, та самая девочка, которая оказала ему первую помощь, тоже там учится.

— Эмили Джонс?

— Да. Но дело в том, что там она учится под именем Кирсти Стюарт, а Кирсти Стюарт — дочь той самой женщины, к смерти которой я имела отношение.

— Вы в этом уверены?

— Я видела ее фотографию.

— Может, они просто похожи?

— Нет. Это точно она.

— Хорошо. Найду ее адрес и вечером вызову на допрос. Послушаем, что она расскажет.

— А это обязательно? То есть…

Я думаю об Эмили, она мне очень нравится, я ее хорошо знаю, и если она действительно дочь Сэнди, то, может быть, лучше дать ей возможность сначала поговорить со мной.

— А можно сперва я с ней пообщаюсь?

— Зачем?

— Понимаете, тут много личного. Ее мать была прекрасным человеком, я последняя, с кем она разговаривала. Если Эмили… Или Кирсти… Делает все это из-за меня, то…

— Доктор Сомерс, — в трубке слышен усталый вздох, — если эта девчонка чуть не убила вашего сына, залезла к вам в дом и нанесла ущерб имуществу, ее надо остановить, пока она не наломала дров. Вы это хоть понимаете?

— Да, понимаю, но…

Молчу, размышляю о том, что юнцы вечно впутываются в какие-нибудь истории. Я в ее возрасте тоже не была образцом добродетели, и если бы в свое время не нашлись люди добрые и понимающие, могла бы пойти по кривой дорожке.

— Продолжайте, выкладывайте ваши «но», — говорит О’Рейли.

Но я вдруг вспоминаю про Робби, вспоминаю, каково мне было, когда он лежал в больнице, а я дрожала от страха, что он умрет. А через две недели, когда мы вернулись домой такие радостные, на стене гостиной нас встретила отвратительная надпись кровавой краской.

— Вы абсолютно правы, — говорю я. — И никаких «но». Прежде всего безопасность детей. Кирсти живет, кажется, в Слейтфорде, в доме напротив «Теско экспресс».

— Позвоню в школу и возьму точный адрес.

— Спасибо. Вы сообщите что и как?

— Конечно.

— Да, и насчет отпечатков. Мы с детьми можем заехать завтра.

— А сегодня, где-нибудь вечерком?

— Робби и Лорен сейчас с друзьями, а я тороплюсь в центр реабилитации. По вторникам и четвергам мое дежурство.

— Понятно. Тогда завтра во сколько?

— Можно после шести? Или поздно? Просто по средам у детей чаепитие с Филом.

— Нет, нормально.

— Спасибо. И простите, что подвела вас сегодня. Не знаю, как я умудрилась забыть.

— Просто думали не о том, о чем надо. — Он выдерживает секундную паузу, со значением, и я понимаю, что последует вопрос. — А в субботу, когда вы выходили из дома, тоже думали про Сэнди Стюарт?

— Да, — неохотно отвечаю я.

— А мне почему не сказали?

— Полагала, все это звучит неубедительно, притянуто за уши. Совсем не ожидала, что обернется правдой. Тогда я еще считала, что ребенок Сэнди умер. Молилась, что бы подозрения оказались моей фантазией.

— Так. В следующий раз, что бы вам ни показалось убедительным или неубедительным, притянутым за уши или еще за что-нибудь, знайте, надо немедленно сообщить мне.

— Да, я поняла. Простите.

Чувствую, что краснею. Кажется, получила хорошенький нагоняй. Закончив разговор, минуту сижу неподвижно и жду, когда щеки остынут. Конечно, он прав, нельзя ничего утаивать, но во всем этом столько личного, что трудно быть до конца откровенной.

Звоню Лорен. По вторникам и четвергам, когда я в центре, она после школы отправляется к Эмбер. Лорен сообщает, что они с Эмбер сидят за обеденным столом, делают домашнее задание. Выкладывает последние школьные новости, я жду, пока она выскажется, потом напоминаю, что приеду за ней позже, чтобы вещи собрала заранее и была готова.

Робби у Кэмпбеллов, они с Марком в его спальне, смотрят телевизор. Спрашиваю, как у него с уроками, он отвечает, что на завтра ничего не задали.

— Делай на послезавтра. Будет время перечитать и исправить ошибки.

— Это не в моем стиле.

— Очень жаль. — Следующий вопрос задаю, как бы невзначай, мимоходом: — Ты сегодня, случайно, с Эмили не встречаешься?

— Нет. Мы видимся только по выходным. А в чем дело?

— Да просто интересуюсь.

Думаю, говорить или нет, где я сейчас нахожусь и какое сделала открытие. Нет, лучше не надо, подожду звонка О’Рейли. Посмотрю, что он выяснит, а тогда, может быть, сяду с детьми и расскажу им про Эмили, которую на самом деле зовут Кирсти.

Включаю двигатель, еду в город, по дороге пытаюсь снова разложить все по полочкам. Суетиться нет никакого смысла, что случилось, то случилось. Теперь за дело взялся О’Рейли, и мне остается только ждать. Интересно, что бы я посоветовала, если бы ко мне на прием пришел человек, оказавшийся в моем положении? Я бы сказала что-нибудь вроде: «Да, случившееся с вами ужасно. Вы переживаете, хотите получить ответы на все вопросы. Но ради детей вы должны сотрудничать с полицией, лучшего не дано». А закончила бы так: «И не забывайте о своем здоровье. Вам надо успокоиться, постараться поменьше волноваться». Выписала бы снотворное на короткий срок и еще бы посоветовала почаще общаться с друзьями, побольше разговаривать с близкими. Ни в коем случае не нести этот груз в одиночку.

Хороший совет, надо помнить его. Так не хватает Лейлы, так хочется с ней поговорить. Она была рядом всю мою взрослую жизнь, дольше, чем даже Фил. Что с того, что она все эти годы скрывала от меня правду? Разве это сейчас важно?