— Ну, никто не сломал ногу? — спросила она. — И не напился?

— Вроде нет. Хотя, возможно, я просто не заметил — после литра водки внимание несколько рассеивается.

Бьянка натужно рассмеялась. В последнее время шутки нас почему-то не смешили, как раньше.

— Рассказывай, что здесь случилось, — сказал я, стащив кружок колбасы с сырой пиццы.

— Я задержалась на работе, была страшная метель, и у меня разрядился мобильный. А я понятия не имела, что садик закрывается в половине шестого, — начала Бьянка.

Когда она наконец туда приехала, свет не горел и никого на месте не было. Она не знала, что делать, и просто в отчаянии бегала вокруг здания.

— Белла пропала! Ты понимаешь, что я чувствовала?

Потом она обнаружила на одной из дверей записку от руки.

— Я думала, это дурная шутка. Кто так поступает? Как можно быть настолько непрофессиональным?

На продленке никаких проблем не возникло. С Вильямом остался воспитатель. Разумеется, он был недоволен, но никому не пришло в голову тащить ребенка к себе домой.

— Жаклин просто хотела оказать любезность, — сказал я и начал массировать затылок Бьянки.

Она замерла и покрутила головой:

— Ты считаешь, что это я виновата? Если бы я вовремя закончила встречу, ничего бы не случилось?

— Нет, я этого не говорил.

Она наклонилась, открыла ящик и принялась там что-то искать.

— Я отправила по электронной почте письмо и директрисе садика, и в отдел образования мэрии. Такого не должно быть!

— Серьезно? Но это уже перебор.

Она с грохотом закрыла ящик.

— Я знаю, что тебя тянет к Жаклин, но когда это вредит детям, то твое влечение заходит уже слишком далеко. Представь, если Фабиан…

Меня всего передернуло.

— Она же не оставляла Фабиана с Беллой наедине?

— Не знаю. Я знаю только то, что с этим надо покончить. Ула рассказывал, что Жаклин вела себя с ним точно так же. Пыталась влезть в его семью. Они еще толком даже переехать не успели.

Меня обожгла моя нечистая совесть, хотя меньше всего мне хотелось прислушиваться к Уле. Бьянка надела на руку варежку-прихватку и поставила пиццу в духовку.

— И все же нет никакой необходимости устраивать Жаклин все эти неприятности с садиком, — сказал я. — Она же там даже не в штате, а просто на практике.

Дверцу духовки слегка заклинило.

— Я не хочу иметь с Жаклин ничего общего. Надеюсь, ты тоже.

Собственно говоря, она права.

— Любимая, — сказал я и обнял ее, коснулся пальцами ямочки на подбородке, а потом поцеловал ее. — Ты для меня — все.

— Это точно?

Варежки-прихватки упали на пол, и я взял ее руки в свои:

— Мне абсолютно плевать на Жаклин Селандер. Ты же понимаешь это, да?

Если Бьянка хочет, чтобы я держался подальше от Жаклин, значит так и будет. Ни при каких обстоятельствах я не стану рисковать своим браком и своей прекрасной семьей.

Через два дня мы узнали, что Жаклин больше не работает в детском саду. Это был лучший выход.

Я сменил зимнюю куртку с воротником на легкую драповую, но март был, как всегда, переменчив, еще через день погода снова испортилась, и из-за шума проливного дождя я долго не мог уснуть, а утром проснулся с ощущением, что по мне проехался асфальтовый каток. С улицы доносились возбужденные голоса, в дверях стояли дети в пижамах.

— Папа, просыпайся! Там соседи пришли.

Бьянка уже успела выйти на террасу, где, вне себя, кричал Оке.

— Нас взломали! — восклицал он и безостановочно жестикулировал, а Гун-Бритт пыталась его успокоить.

Рядом с Оке стоял с важным видом Ула, а у калитки показался небритый и непричесанный Петер. Видимо, он ночевал у Жаклин. Их отношения меня бесили.

— Ну вот оно и добралось до Чёпинге, — ворчал Оке.

— Оно везде, — произнес Петер.

— Двадцать лет назад такое даже представить нельзя было. Чтобы здесь, у нас… Но люди больше не умеют различать свое и чужое. — Гун-Бритт, казалось, вот-вот заплачет.

— Вы здесь по службе? — спросил я у Петера.

Спросил со зла, но он, похоже, не клюнул:

— Какая, к черту, служба, у меня выходной.

— Когда это произошло? — спросил я Оке. — Вы в это время находились дома?

— Ублюдков это обычно не останавливает, — сказал Петер. — Просто счастье, что вы не проснулись, а то неизвестно, чем все закончилось бы.

— Слушайте, у меня на чердаке есть старый дробовик моего брата, — сообщил Оке. — Мне кажется, пора его доставать.

И он явно не шутил.

— Они взломали дверь? — спросил я.

— Они не полезли дальше гаража, — ответил Оке. — Украли мою бензопилу, совершенно новую.

— И на страховку не имеет смысла рассчитывать, — вздохнула Гун-Бритт. — Нам точно не вернут ни кроны.

— У вас не стоит сигнализация? — спросил Петер.

— Да на кой она нужна? — фыркнул Оке.

В этом плане Оке с Гун-Бритт обошлись минимальными тратами — наклеили на фасад фальшивый знак «дом под охраной», который выглядел, увы, такой самодеятельностью, что не обманул бы и самого неопытного воришку.

— Эти охранные фирмы требуют прорву денег, — произнесла Гун-Бритт.

В общем, прошлой ночью один или несколько злоумышленников взломали гаражную дверь в двенадцатом доме. И теперь Оке, громко топая и ругаясь, вел всю процессию через общий двор показать следы взлома.

— Я думаю, они использовали обычный ломик.

— Может, вам все же стоит сообщить в полицию? — спросил я. — Тут могут остаться отпечатки пальцев или другие следы.

— Бессмысленно, — сказал Петер. — Мы на такое больше не выезжаем. Надо обращаться в охранные фирмы и страховые компании.

Как всегда, преувеличение, но возражать Петеру я в любом случае не собирался.

— Все так плохо? — спросил Ула.

— Общество всеобщего благоденствия в прошлом.

— Но посадить по охраннику в каждый квартал невозможно, — сказал Оке.

— Ну-у… — Петер почесал щетину на щеках. — У меня есть хорошие примеры соседской взаимопомощи. Народ договаривается и устраивает рейды. Обычно это действительно дает результаты. А если у кого-то есть еще хорошая псина, навести порядок вообще легко.

— Что? — переспросил я. — То есть вы предлагаете организовывать комитеты самообороны?

Идиотизм.

— Соседская взаимопомощь, — повторил Петер.

Оке подался вперед и заговорил тише:

— Борье из двадцать первого дома на днях прогнал каких-то головорезов, которые ошивались у них во дворе. Я вообще не понимаю, откуда они берутся. Эти бандиты наверняка не из Чёпинге.

Я с трудом сдержал смех, но остальные выглядели встревоженно.

— Как полицейский, я, к сожалению, не должен участвовать в таких рейдах, — сказал Петер. — Но могу давать советы… например, никогда нельзя идти на открытый конфликт. У них могут быть ножи и прочая хрень. А под кайфом они вообще не понимают, что делают.

— Будь я на двадцать лет моложе, то разделался бы с ними прямо на месте! Зло надо рубить на корню!

Оке топнул ногой и посмотрел на Улу. Тот в свою очередь повернулся ко мне.

— Конечно, мы будем действовать сообща и патрулировать район, — сказал я. — Маршировать по улицам и устраивать ночные облавы.

Остальные посмотрели на меня как на идиота.

— Я могу составить график, — предложил Ула.

Я представлял себе это несколько иначе, но Оке просто рвался в бой:

— Я поговорю с соседями из других домов, мы ведь живем здесь с самого начала.

— Разумная идея, — сказал Петер. — Если вы ничего не предпримете, все может быстро повториться.

— Я знаю, у кого есть собака, — сообщил Оке, — и поговорю с ними.

Я ушел оттуда с чувством нереальности происходящего. Они серьезно? Мои стокгольмские приятели лопнули бы от хохота, если бы услышали это.

— Мерзко, когда взламывают твой дом, — сказала Бьянка за завтраком. — Хорошо, что у нас есть сигнализация.

Да, у нас была сигнализация, но не в гараже. И охраны участка вокруг дома тоже не было. Система работала, только когда нас не было дома. Но Бьянке не обязательно об этом знать.