— Боюсь, она занята и не сможет поговорить с вами.
— А она знает, что я пришёл? — решил уточнить я.
— Она знает, — кивнул стражник.
Врёт же. Никто из них не ушёл, чтобы предупредить о госте. Иначе бы Мимань летела сюда, снося всё на своём пути. Если только не узнала, кто стоит за погромами. Но если бы она вдруг узнала, то меня бы уже крутил её батя, чтобы сдать Вьисендо, который любит чёрных.
— Ладно, хорошо, я уйду, но имейте ввиду, я запомнил вас, и когда Мимань, которая, минуточку внимания, десятого уровня, спросит, почему я не захотел с ней увидеться, я без зазрения совести сдам вас.
Они переглянулись. Да, стражники уже знали о её ненормальной тяге ко мне — слухи, особенно такие, разносятся быстро. И никому не хотелось встать на её пути. Я знаю, что отец попросил их меня не пускать, однако и быть на ножах с будущей наследницей им не хотелось. Особенно влюблённой.
Все знают, на что способны влюблённые.
— Нам… стоит уточнить, знает ли она или нет о вас, — наконец ответил стражник. — Возможно, она вас случайно увидела в окно или услышала, когда прогуливалась рядом.
— Уверен, так оно и есть, — кивнул я. — Я пойду своей дорогой направо и может встречу её там.
Просто чтобы не подставлять стражников, которые всё же пошли навстречу. И почему-то это вызвало мысли о том, что я натворил в городе. Ведь там тоже были стражники, которые лишь исполняли свой долг, не так ли? А я…
А я защищался. Это путь в никуда, сейчас думать об этом, если я не хочу потом проблем. Я борюсь за свою правду, они борются за свою — мы просто по разные стороны баррикад, и вряд ли это последний раз, когда мы встретились вот так.
Мимань долго ждать не пришлось. Это чудо, которое неслось на полной скорости на меня, я заметил слишком поздно — она выскочила не откуда-то, а вообще из кустов, как чёрт из табакерки! И врезалась в меня так, что мы перелетели дорогу, по которой могло проехать три телеги одновременно и ещё место будет, и укатились по траве кубарем в кювет.
Ещё и ржала, как сумасшедшая.
Мне страшно.
И вот я валяюсь под голубым небом на зелёной траве, смотрю наверх, а там её счастливая и довольная рожица с улыбкой до ушей. Её тёмные волосы спадают вниз, словно шторки, ограждая нас от остального мира. Она улыбается, она издаёт звуки счастья, она не может скрыть своей радости.
И, глядя на её искренность, я чувствую себя конченным обмудком, который использует такое маленькое чувство, как честность, в своих целях.
Но, с другой стороны, это влюблённость, это гормоны, это химия. Пройдёт время, и нет гарантий, что она меня так же не разлюбит и не влюбится уже в более достойного человека. Для неё это что-то новое, первый опыт, а потом она заматереет и станет куда более разборчивой. Так что для неё я такая же интересная плюшевая игрушка.
По крайней мере, эти мысли мне помогают не отвлекаться.
— Нас увидят, — напомнил я, глядя в её искрящиеся глаза, но, кажется, она вообще страх и стыд потеряла.
— Ну и ладно, пусть смотрят и завидуют, — ответила Мимань-хохотушка тихо и счастливо. — Куда ты пропадал? Я скучала и волновалась.
— Надо было закончить дела.
— Осторожнее заканчивай дела, у нас тут объявился возмутитель спокойствия. Поговаривают, что он убил больше десятка стражников и мирных людей. Попадёшься к нему — мало не покажется! — поучительно произнесла она.
— И… давно это было?
— О, совсем недавно, всего день назад. Но волноваться не о чем. Таким громким делом занялся лично Сяо Хуци.
Вот здесь мне поплохело в обоих смыслах.
Во-первых, во мне проснулась вновь дикая ненависть, которую мне так или иначе удалось подавить не без помощи как Люнь, которая тут же схватилась за меня, так и благодаря Мимань, которая буквально жарила меня хорошим настроением.
Во-вторых, возникшим чувством преследования, будто вот-вот, ещё немного, и меня схватят за жопу. Сердце гулко застучало, поднялось давление, и лицо будто начало гореть. Я уже привык ко всякой дичи, но сейчас меня накрыло паранойей, что меня вот-вот схватят.
Возможно, потому что это был сам Вьисендо. Возможно, потому что с этого момента мы вошли в прямое противостояние против друг друга.
— Он прибыл в город, и теперь волноваться не о чем. Он очень умный и изловит этого подонка. Вот! — добавила Мимань-хохотушка, будто хотела добить меня, а потом чмокнула меня в губы. — Я рада, что ты вернулся, я скучала.
— Да… да, я тоже рад. Тебе удобно на мне?
— Очень! — ответила она, наклонилась и чмокнула меня в губы. Невинно и нежно, словно ребёнок, и вновь захихикала. Как мало надо для счастья некоторым.
Так мы и лежали несколько минут на траве. Вскоре Мимань, видимо, устала упираться на руки и просто легла на меня грудь, подложив руки под подбородок и разглядывая меня с улыбкой.
— Что такое?
— Ни-че-го, — ответила по слогам, продолжая улыбаться. — Ты, наверное, многое повидал в своей жизни, да?
— Да, было дело, — согласился я.
— Опасности?
— Больше, чем хотелось бы.
— И тебе никогда не хотелось осесть где-нибудь? — спросила она, хлопая своими большими милыми глазищами с длиннющими речками. Обворожительный монстр, я знаю, чего ты добиваешься.
— Нет.
— Ну прямо-таки нет?
— Нет.
— И завести верную боевую подругу?
— Мне своих подруг хватает.
— Это каких это? — спросила то ли с возмущением, то ли с удивлением, то ли с испугом, а может всё это вместе. Она аж привстала на руках с меня, глядя большущими глазами. — Каких подруг?
— Ну как? Четыре подруги. Вернее, одна мастер, другая её подруга, и ещё двое — мои товарищи боевые.
— Юнксу, не боишься, что она сейчас разозлится и помогать тебе не будет? — тихо спросила Люнь.
Ну, во-первых, ты сама недавно говорила про то, что типа нельзя её использовать. А во-вторых, из-за ревности она может ещё больше помогать мне. Вероятнее всего. Хотя сейчас я это сделал не для того, чтобы выбить какой-нибудь профит, а просто для того, чтобы подразнить её немного.
К тому же, Мимань выглядела очень забавно. Она будто не знала, что делать — возмущаться или удивляться. Прямо откроет рот, закроет, откроет, закроет, наберёт побольше воздуха и сдуется.
— И… какие они, эти твои подружки? — наконец спросила Мимань. — Какого уровня?
Это пренебрежительное слово «подружки».
— Две шестого, одна седьмого и у ещё одной я затрудняюсь сказать.
— Понятно, — я прямо чувствовал, как она сдерживается, чтобы не выдать высокомерное «пф-ф-ф-ф», и пытается держать голос нейтральным, что давалось ей непросто. — Им есть куда расти.
— Да, думаю, да.
— О! Так они могут поучиться у моего клана, если одна из них твой мастер, ну и они твои боевые подруги! — внезапно осенило её. — Конечно, это займёт годик-другой, но мы им поможем.
Годик-другой…
Тут без подсказок понятно, на что она надеется, не зря же выделила этот годик-другой. И прямо такая довольная, как мать Тереза. Смотрит и не может скрыть улыбки, типа как хитро придумала. Какой ужас, как её легко читать, правильно говорят, что любовь отупляет.
— Кстати, а ты не голоден? — оживилась она.
— Боюсь, твой отец…
— Лишится дочери, если будет злить меня, — неожиданно сверкнула она глазами. — Я уже всё ему сказала в лицо. Пусть смирится с этим! Или так, или никак!
А можно никак? Можно я поговорю с отцом, обрисую ситуацию, и он мне поможет? Ну типа обеспечит всем, а я избавлю его от себя?
Хотя тогда я проблем не оберусь с Мимань, чувствую. Между разъярённой женщиной и разъярённым мужчиной я выберу мужчину, так как у них хотя бы логике действия поддаются, а у женщин всё на чувствах завязано. Куда ветер дунет, туда тяжёлая рука и прилетает.
А тут ещё мать встанет на сторону дочери, и ух! Две женщины, в два раза больше непредсказуемых поступков.
Но Мимань вновь успокоилась и повеселела, и мы всё так же продолжали валяться у дороги на траве. Разве что она легла рядом, положив руки за голову и глядя на небо. Лежим, как сбитые автомобилем бомжи. И ладно я, для меня репутация пустое слово, но ведь для Мимань это не хухры-мухры. Или она так выражает протест?