Значит, у нас ещё есть время, Брюссель ждёт нашего первого шага. Это значит, что мы можем ударить по его складам, причём по самым левым, которые не причинят ему особого урона. Иначе говоря, чтоб наши атаки вызвали у него разве что улыбку и мысль: это всё, на что они способны? А ещё нужно подключить ведьм, но там тоже не всё гладко, и я боюсь, что они могут что-нибудь затребовать взамен… Но там мы уже и посмотрим по обстоятельствам.

Джек лежал в реанимации. Невозможно описать весь тот дух, что витал в этом отделении. Когда я вошёл внутрь, на меня словно навалилась какая-то безнадёжность с тоской: чистые белые коридоры в кафеле, запах лекарств и дезинфицирующих средств типа спирта или хлорки. Такой прохладный воздух, наполненный этими чисто больничными ароматами, никого, кто хоть раз сталкивался с этим, не оставит равнодушным. Здесь словно всегда витает дух границ жизни и смерти. А как заглянешь в палату, где лежат по четыре человека, подключённые к аппаратам, понимаешь, насколько хрупка твоя жизнь.

Джек лежал едва ли не в самом конце в палате с ещё тремя несчастными. Одной была какая-то девчонка, вторым старик и третьим мужчина, который был слегка похож на бомжа. А Джек… Джек выглядел никак. Его будто протащили по асфальту.

— Ему сделали переливание крови, но…

— Разве этого мало? — хмуро посмотрел я на лицо одного из самых верных своих товарищей, друзей, если так можно сказать.

— Боюсь, мистер Блэк, этого очень мало. Мы уже провели несколько операций, которые смогли лишь протянуть время его жизни.

— Это… взрыв? — я так и не узнал причину, по которой пострадал Джек.

— Да, мистер Блэк, взрыв. Множественные кровоизлияния в головной мозг. Обожжено около сорока процентов кожного покрова, множество рваных ран по всему телу. У него сломано три ребра, ещё восемь раздроблены. Правая рука и нога, скорее всего, будут ампутированы… если он доживёт до того момента. Тазовая кость, левая бедренная, левая плечевая, челюсть, ключицы — это всё сломано, и список ещё не полный. Повреждён позвоночник и спинной мозг. Скорее всего он не то что ходить, двигаться не сможет. Ему пробило печень, она едва ли отличается от каши, одно лёгкое изорвано в клочья.

— А трансплантаты? Должен же быть выход, — негромко спросил я.

— Боюсь, ему они уже не помогут.

— Но он жив! — указал я рукой на него. — Я видел, как людям после аварии ставят трансплантаты. Да даже когда они в таком состоянии, ставят!

— Боюсь, мистер Блэк, не в таком, — покачал он головой. — Сейчас любая операция его просто убьёт. Мы на свой страх и риск уже провели несколько, но лишь для того, чтобы продлить ему жизнь. Без них он бы не дожил до этой минуты. Установку трансплантатов он не переживёт, не переживёт его тело. Такие хирургические манипуляции проводятся при состоянии средней тяжести, может тяжёлой, и даже крайне тяжёлой, чтоб рискнуть всем и спасти жизнь. Но он в терминальном состоянии. Органы уже не работают, сердце едва справляется. Он уже не живёт сам, его поддерживает только аппаратура, — кивнул он на машины. — Даже если он выберется, то останется на всю жизнь инвалидом. В лучшем случае.

— Значит… без шансов? — пробормотал я.

— Мистер Блэк, мне очень жаль, но мы не можем провести подобную операцию. Это равносильно тому, что убить его.

— А целители? Вы не пробовали с их помощью его вытащить?

— Боюсь, что наши целители просто не имеют достаточно сил для подобного. Может в Верхнем городе есть, но никто не отпустит оттуда целителя в другую больницу.

— Почему?

— Почему сотрудникам не позволяют работать в двух компаниях, что являются конкурентами. Медицина тоже бизнес, мистер Блэк.

— Я понял, — вздохнул я. — Тогда можете идти, я немного посижу здесь, хорошо?

Конечно не хорошо. В реанимации не должно быть посторонних, особенно без присмотра, однако и ответить мне он ничего не мог. Я всё же наркобарон, и врач это прекрасно знал.

— Мне бы пять минут, пожалуйста, — вежливо, без нажимов, попросил я, и он вздохнул.

— Хорошо, пять минут, мистер Блэк, — и вышел, оставив меня с моим парнями.

— Вы тоже подождите за дверью, — махнул я головой, в сторону выхода, не оборачиваясь к ним.

— Как скажешь.

Я остался один. Не считая пиканья всевозможной аппаратуры и шума каких-то странных аппаратов, здесь было до жути тихо. Словно оказался в комнате последнего пребывания живых, зале ожидания перед отправкой на тот свет. Интересно, а что будет после смерти? Я никогда не задумывался об этом, если честно. Но возможно, что-то да есть, раз существуют такие чудеса в мире, как ведьмы, оборотни и вампиры с призраками.

— Привет, Джек… — негромко поздоровался я с ним, встав перед его кроватью. — Жаль, что мы встречаемся вот так, когда ты одной ногой на том свете.

Но я здесь не прощаться. Он реально хорошо мне служил, был самым верным и всегда поддерживал меня и мои интересы, иногда даже слишком усердствуя. Был верным товарищем, что в этом бизнесе редкость… И я собирался отплатить тем же. Для меня верность — не пустой звук.

Я достал из небольшой сумки шприц. Стеклянный, старый, с большой жутковатой иглой— Регулятор биологической активности «Р02». Он работает на клонах, а на людях? Работает ли он на людях?

Уже на тот момент я знал, что Ишкуина имела ввиду. Это был билет из лап неминуемой смерти. В этом флаконе хранилась сила, способная вытащить тебя из самого безнадёжного состояния. И если я отдаю её ему, то, значит, сам лишаю себя такой возможности. И…

Я вколол ему в тело шприц.

Кого это вообще волнует? Я поступаю так, как считаю нужным и правильным. Именно поэтому я выжил, что не оглядывался на остальных, поступая так, как чувствовал. К тому же, эта недогадалка Ишкуина же сказала быть верным себе и идти до конца. Так и поступлю.

Я не знал, как правильно вводить этот препарат, поэтому просто воткнул шприц ему в руку прямо в мышцу. Джек умрёт в любом случае, поэтому что так, что так, хуже ему уж точно не станет. А то, что я лишу себя такого шанса… раньше жил и не тужил. А держать на душе якорь и думать вечерами: «а если бы…», я не хотел.

Надавив на поршень, я наблюдал, как едва желтоватая жидкость быстро уходит в тело моего товарища. После вытащил шприц и спрятал его обратно. Присмотрелся к Джеку, но никаких изменений не заметил. Как пиликали приборы равномерно, так и пиликают, как гудели агрегаты, так и гудят.

Я вышел из палаты. Ждать, когда препарат подействует, да и подействует ли, смысла не было, всё равно ничего не изменю, но стоило сыграть в удивительную игру с Брюсселем, чтоб он окончательно завяз в собственном плане. Поэтому для начала я съездил в наш ангар, где готовили мусоровоз смерти. После прилёта, признаться по-честному, хотелось завалиться в кровать и поспать, там ещё и Соня с Эйко, которой уже почти год, но дела не ждали. Теперь надо было действовать быстро…

В ангаре работа не то что бы кипела, но и не стояла на месте.

Тот самый мусоровоз, что когда-то пылился в гараже Соломона, сейчас был частично разобран. Контейнер, в который сбрасывали мусор, был разрезан на листы и снят. Сейчас там красовалась платформа, на которую скорее всего поставят пушку. Кабина была опрокинута для доступа к двигателю, и сейчас там возились двое парней. В метрах десяти стояла пушка. С того момента, как я её видел в последний раз, она претерпела некоторые изменения. Колёса и противооткатные упоры с неё убрали, и остался, судя по всему, ствол, казённик да противооткатный механизм. Рядом с ней возилось ещё человек пять.

— Сэндмэн! — позвал я, когда подошёл ближе.

Он сразу приподнялся среди остальных. Другие глянули на меня, кивнули или поздоровались вслух, после чего вернулись обратно к оружию. Подойдя ко мне, первым протянул руку.

— Ты рано, Мясник, — заметил он.

— Ты же слышал, что случилось.

— Ещё бы не слышать, — его голос стал более сочувствующим. — Сочувствую по поводу Гурмана, Мясник. Хороший паренёк был, боевой.