В ответ Эйко начала пускать слюнявые пузыри с довольной физиономией. Какое счастье, куда бы деться.

Кроме прихожан, в храме никого не было. Ни святых матерей, ни святых отцов. Так как религия развивалась несколько иначе от того же христианства, тут были немного другие традиции и правила. Например, священнослужители здесь были как женщины, так и мужчины, причём особого упора, кто главный, не было. Тут был святой отец, святая мать, пониже рангом святые сёстры и братья, ещё меньше ранг, младшие святые сёстры и братья, но они были больше кем-то типа работников, чем служителями.

И в данный момент я ни одного из них не видел. И время вроде не полдень, чтоб они шли молиться. Странно…

Пока я стоял, пытаясь сообразить, что делать, мимо прошла какая-то бабулька, которая одарила меня презрительным взглядом.

— Курит в храме, да при маленьком ребёнке. Во тьму, никак, провалился, — проскрежетала она.

Я посмотрел на неё, после чего выдул облачко дыма, не вытаскивая сигареты.

— Вы что-то хотите мне сказать? — поинтересовался я вежливо.

— Чтоб тебя на путь истинный наставили, олух, — прохрипела она, после чего медленно, опираясь на свою палку, двинулась к выходу.

Вот здесь, честно говоря, у меня случился небольшой разрыв шаблона. Меня никогда не трогали старые люди, однако, как и у многих, сложился стереотип, особенно про верующих, что дай волю, и они тебя с говном смешают. Столько проклятий навешают, что задумаешься, а действительно этот человек верит в Святой Свет и следует одному из главных заветов: «Вывести ближнего своего брата иль сестру на Свет Божий, чтоб он очистился от Тьмы, его душу сковавшей»? Я всегда относился к этому снисходительно, пусть иногда меня это и раздражало, и я ожидал, что мне припомнят родителей или пожелают сгинуть во тьме, а тут прямо добра пожелали.

Невольно я даже проводил бабульку взглядом.

— Видела, Эйко? — тихо обратился я к малышке. — Вот кем надо быть, даже тому, кто тебя раздражает, желать искренне исправиться. Все бы были такие…

— Яу!

— Надеюсь, что когда вырастешь, станешь красивой здоровой девчонкой, которая будет парней очаровывать и верёвки вить, не будешь опускаться до всяких потаскушек, которые мозги на одно место накручивают.

— Яаяуэ!

— Так, хватит слюни пускать, — вытер я ей пелёнкой рот. — Мы цивилизованные воспитанные люди. Согласна со мной?

— Тбрьбрьбрьбрь… — напускала она слюней.

— Какая мерзость, Эйко… — поморщился я и начал вытирать слюни, присев на одну из скамей.

Но мои попытки стереть её слюни вызывали у маленькой бестии только ещё больше радостных слюней, словно для неё это была игра, цель которой — залить слюнями всё, что есть в округе. Её угуканья и странные звуки разносились по храму, не сильно при этом нарушая спокойствие. Они словно растворялись в нём эхом, наполняя жизнью, как это происходило с голосами других прихожан.

Те редкие посетители, что были здесь, проходя мимо нас, бросали на Эйко заинтересованные взгляды, иногда наполненные умилением, в то время как мне доставались осудительные. Плевать на них, плевать на этот храм и вообще на всё вокруг — я чувствовал в этом храме себя настолько неуютно и чужеродно, что просто ничего не мог с собой поделать. За четвёртой пошла пятая…

Примерно два месяца назад я хотел бросить курить и вообще не делать этого при Эйко. Но, наверное, данный момент можно и списать, так как у меня у самого стресс и что-то мне не даёт успокоиться. Хуже всего то, что я поймал одну забавную вещь — находясь среди наркобарыг и вооружённых боевиков, я чувствовал себя в разы спокойнее, чем в обычном храме.

Всё-таки с этим местом у меня были связаны неприятные воспоминания. Не те, когда мы ходили в подобный храм с семьёй и молились, а те, когда сестра умирала — я так и не увидел чуда, которое спасло бы её. Я не увидел ни света, ни чего-либо ещё, что помогло бы ей вылечиться. Зато увидел, как моя семья буквально трещала по швам, как финансовые долги душили нас и болезнь истощала не только Наталиэль, но и каждого из её родных. И где там божья помощь Святого Света своим послушникам, которые до того, как утонуть в работах ради родного человека, вели богопристойный образ жизни? Что-то Свет не освятил нас, видимо, был слишком занят освящением более достойных людей, которые приносили куда больше пожертвований.

Я сказал, что это место вызывает у меня неприятные ощущения.

Да, это правда — это место вызывало у меня ненависть. Ненависть абсолютно ко всему: от выдуманных хрен пойми кем богов до людей, которые разбивают лбы, чтоб вымолить у собственных фантазий что-то и отдающих последние деньги. Ведь вера она есть, она вокруг нас, как и боги, но, конечно же, без денег она не проживёт.

Я однажды читал книгу про человека, который разуверовал в бога, и мне очень понравились его слова по этому поводу:

«По-настоящему ненавидеть веру может только истинно верующий в прошлом».

Точнее и не скажешь…

И всё же я здесь. Не потому что мне нравится теребить собственные нервы, а из-за Саки. Меня не отпустят эти навязчивые мысли, пока я не сделаю то, ради чего она пришла и получила пулю. Даже здесь свою роль сыграла вера, добавив ещё одну капельку ненависти в свою копилку от меня.

Я просидел здесь чёрт знает сколько под угуканья Эйко, которая, важно пуская слюни, высказывала своё личное мнение по поводу этого места. Заодно снял с неё комбез, чтоб не потела почём зря. Вот уж точно болтушка растёт. Чую, как начнёт говорить, будет компостировать мозги похлеще Джека, который предлагает выпить чая.

— Как ты считаешь, Эйко, тебе нужно вообще это освещение? — окинул взглядом я зал. — Может ну его?

— Уяяяу! — замахала она ручками, смеясь.

— Да, ты права, не стоит. Твоей маме обещали… — вздохнул я. — Есть вещи, которые очень важны. Например, обещание. Если дала слово, то нельзя его нарушать. Иногда, конечно, можно, но лучше не надо.

— Яуююю.

— Интересно, тот факт, что я говорю с тобой, говорит о каких-то сдвигах в моей психике или же это нормально?

— Брьпрьпрьпрь… — начала она губами вновь пускать слюни.

— Наверное, сдвиги, но мы будем притворяться, что всё в порядке. Типа так и должно быть. Видел, как мамы разговаривают с детьми, так что мы вполне можем сойти за них.

Смотрит, улыбается.

— Ну? Будем притворяться, что понимаем друг друга?

— Яу!

— Ни слова не понял, если честно, — покачал я головой. — Но вижу, что мысль тебе понравилась.

— Уаяаяу!

— А у нас, кстати говоря, ещё и грузовик стоит с добром всяким, ты представляешь? Вдруг там много-много сосок и погремушек. Оружие-погремушка — превращает любую цель в погремушку, как тебе?

Улыбается. Сразу видно, что ей нравится мысль.

— Знаешь, если ты продолжишь со мной общаться, то станешь такой же бандиткой, как Фея. Будешь в яслях детей по линии строить, что не есть хорошо. Девушки должны быть добрыми и заботливыми. Как, в принципе, и парни. А мы… нельзя быть похожими на нас, Эйко. Мы аномалия, плохие люди. Спросишь, тогда почему я продолжаю этим заниматься?

— Уау.

— Потому что жить хочется. Даже понимая, что ты тот ещё урод, просто отбросить всё уже не можешь, Эйко. Более того, ты начинаешь втягиваться в это. Как в курение, — вытащил я сигарету изо рта, покрутил её в пальцах, рассматривая. — Да, это как курение. Оно убивает, но ты уже не можешь остановиться. И не хочешь. Тебе это даже нравится. И если курение доставляет чувство удовлетворения, то власть, даже такая, чувство силы, чувство свободы и независимости. Это становиться тоже наркотиком. Ты уже не хочешь становиться другой, понимаешь?

— Уюуюую.

— Вот, да, я об этом, — щёлкнул я аккуратно её по носу, чем вызвал у неё бурю эмоций, словно перед ней разыгрался очень смешной концерт. — Тебе это нравится, и ты уже не готова отказаться от этого. Это как получать хорошую зарплату, а потом вдруг перейти обратно на полторы тысячи баксов. Видишь, какая ты умная, Эйко. Мало кто может похвастаться этим.