Я выдержал паузу, чтоб он прочувствовал этот момент хорошенько. Пропитался собственными страхами.

— Или ты всё расскажешь, и я тебя отпускаю.

Наверное, это был столь неожиданно, что он даже перестал хныкать. Посмотрел на меня удивлённым красным взглядом, словно пытаясь понять то, что услышал.

— От-т-тпустите?

На «вы» перешёл даже…

— Да. Я даю тебе своё слово, рыжий. Несмотря на то, что ты, урод, сделал, я отпущу тебя. Если ты прямо сейчас сдашь абсолютно всех, кто в этом участвовал. Как нанимателей, что надоумили вас на это, так и обычных бойцов. Всех до единого. И можешь быть свободен.

И он сдал всех. Побоялся утаить хоть что-то, на что и был расчёт. Обезумев от страха, едва ли не в захлёб рассказал абсолютно обо всех людях, что участвовали в той перестрелке, в которой я едва не погиб. Имена, фамилии, прозвища — всё, что знал о каждом. Сдал нанимателей, которые надоумили их на это. Среди имён, к моему удивлению, оказался только один человек, который в прошлом воздержался от голосования. Четверо остальных сразу приняли мою кандидатуру. Вот тебе и поддержка…

В принципе, больше ничего интересного он мне поведать не мог, поэтому пришло время уже мне сдерживать собственное слово.

— Ну что ж, — встал я ровно перед стоящим на коленях мужчиной. — Как мы и договаривались, я тебя отпускаю. Верно, парни? Слово надо держать?

Те, что стояли за его спиной, согласно закивали, но вот усмешки на их лицах явно ничего доброго не предвещали.

— Однако, возможно, ты когда-нибудь вновь захочешь вернуться к этому делу…

— Не захочу! — едва не взвизгнул он.

— Закрой пасть, — прорычал я. — Чтоб ты всегда помнил о том, что случилось, я отрублю тебе кисть и ступню. Всего лишь кисть и ступню, без которых ты отлично проживёшь. Это не сравнить с отнятой жизнью. И так как у меня хорошее настроение, я дам тебе возможность выбрать, какую из них мне отрезать. Левую или правую?

Эффект для меня был ожидаем: он плакал, просил пощадить, пускал пузыри носом, молил отпустить, но в конечном итоге выбрал, что ему отрубить. Рано или поздно под угрозой смерти мы все делаем выбор, тот или иной, потому что другого выхода, кроме как сдохнуть, нет.

А смерть — это ни черта не выход.

Но не для одного его это было испытанием. Но, в отличие от мужика, я прошёл его, не дрогнув ни единым мускулом на лице.

— Итак… — я протянул мачете одному из парней. Тот молча, не показывая отвращения, забрал его, — Сэндмэн, поднимай парней. Отправь сколько нужно за нашими недобоссами в тот штаб. Пусть притащат их сюда.

— Что насчёт боевиков?

— Поднимай остальных из старой гвардии, надо поймать их по возможности.

— А если среди них есть ещё заговорщики? Вдруг этот соврал, — кивнул Сэндмэн на рыжего доходягу, которому грубо и быстро перевязывали культи.

— Не соврал. Не после этого, — кивнул уже я на куски тел, которые складывали в чёрные мешки.

— Специально запугивал?

— Да. Хотя зверствовать так бы не стал, если бы они сразу всё рассказали. Но всё, как говорится, к лучшему, — пожал я плечами с безразличием.

— Не могу сказать, что это к лучшему, — хмыкнул он.

— Но и отвращения на твоём лице не вижу.

— Насмотрелся уже на такое. Попадания двадцатимиллиметровых снарядов, подрыв на минах, казни местного населения и солдат боевиками картелей и много чего другого. Но это не значит, что мне это нравится.

— Это бизнес, Сэндмэн, ничего личного.

— Надеюсь.

Я взглянул ему в глаза.

— Ты сейчас что-то хочешь мне сказать? — вежливо и по-дружески поинтересовался я.

— Нет, ничего, Мясник, — покачал он головой. — Просто стар я для подобного дерьма. Не хотелось бы… часто сталкиваться с подобным.

— Ты об этом… Боюсь, что пока картель не закрепит свои позиции и мы не подчистим ряды от крыс, такое будет случаться.

— На мгновение мне показалось, будто тебе это самому нравится.

Видимо, эффект я произвёл. Даже на него, видавшего разное вояку. Но только вот не совсем тот, что хотел. Чего-чего, но не человеком, который кайфует от страданий других, я хотел быть.

Твою мать…

— Плевать, что мне нравится, — вот только что, не подумав, я подтвердил своими словами его домыслы, — собирай людей. И… — я огляделся, — мне надо помыться.

— На задней стороне есть старая колонка, качает откуда-то из-под земли. Вода ледяная, но ничего другого нет. Одежды вон, — Сэндмэн кивнул на ящики, — сколько угодно, но только военная.

— Без разницы, — отмахнулся я. — Кстати, такой вопрос, Сэндмэн, только мне требуется честный ответ. Потому что от этого зависит…

— Твоя жизнь?

— Не перебивай меня, пожалуйста, — поморщился я, едва сдержавшись, чтоб не повысить голос. Меня начинает накрывать, нужна новая доза. — От этого зависит безопасность картеля.

— Окей… — протянул он. — Какой вопрос?

— Отношения твои с Малиной. Спишь ты с ней или нет, состоишь в каких-либо вообще связях с ней или просто давние знакомые. Вообще, что вас связывает на данный момент. Прежде чем ты удивлённо спросишь, почему меня это интересует, отвечу: она работала на людей, с которыми у меня не самые радужные отношения. Скорее враждебные. Ты понимаешь?

— Ну… да, я понял, конечно, — слегка удивлённо ответил он. — Но тогда чего она здесь делает?

— Потому что мне нужны люди с импульсом. И она в наши тайны не посвящена. В отличие от тебя.

— Понятно… — протянул он. — Но мы с ней теперь просто знакомые, серьёзно. Раньше спали, хотели завести детей, но потом разбежались, как и разбегаются многие, — спокойно поведал он мне. — Сейчас я просто знаю, что она наёмничает то тут, то там, не более. Никаких связей, кроме случайностей, когда встретимся или как ты вот просил подсказать тебе людей. Я знаю, что такое конфиденциальность, Мясник. Ничего лишнего болтать ей не буду.

— Будем надеяться.

Кого ни спроси, каждый готов поклясться в том, что болтать не будет. Но мы все люди, у нас всех есть чувства, есть человеческий фактор, который диктует свои правила. Сегодня он просто её знакомый, завтра они делят кровать, послезавтра она самый дорогой ему человек, а к концу недели меня, как клопа ногтём, придавливают. И самое паршивое, что это можно сказать абсолютно обо всех здесь. Никому верить нельзя, но и не верить тоже. Свихнуться можно…

Я помылся под холодной водой, которая хоть как-то отрезвила меня, пока Джек бегал за дозой. Прямо около колонки сделал все необходимые дела, чтоб чувствовать себя более-менее, после чего вернулся в ангар одеться. Там же встретился с Феей, которая с интересом оглядывала ангар. При мне её взгляд остановился на пятнах крови, которые сейчас из шлангов смывали парни, после чего она заметила и меня. Подошла.

— Я смотрю, один жив.

— Да, — подтвердил я, — мы его отпускаем.

— Отпускаешь?

— Ты верно услышала, — кивнул я, пройдя мимо неё в одних трусах. Да даже если бы голый прошёл, ничего страшного не случилось. Насмотрелась наверняка за всю жизнь.

— Это плохая идея.

— Я дал слово, что он уйдёт, если всех выдаст.

— А если не всех?

— Поверь, он выдал всех.

— Но так дела не делаются, Мясник. Послушай, нельзя…

— Оставлять кого-либо в живых? Теперь ты у нас принимаешь подобные решения? — холодно осведомился я. — Может мне тогда тебе и место уступить? Ну, чтоб наверняка всё делать, как ты захочешь?

— Нет, мне оно не нужно, — пошла она на попятную. — Просто…

— У него нет кисти и ступни. Он живое напоминание всем остальным, что бывает с предателями. Считай это антирекламой, которая добавит нам необходимой репутации.

— Ладно… — протянула она задумчиво. — Допустим. А что с остальными будет?

— Ты знаешь.

Я остановился около небольшого контейнера, в котором едва ли не кучей была свалена амуниция: от носков и маек до бронежилетов и ботинок. Часть от сделки, часть закупили уже мы и просто свалили сюда как раз на случай, чтоб можно было с нуля одеться. Даже трусы закупили, как бы это смешно ни звучало, ведь солдат должен быть всегда одет.