— Нажраться, — поправил я его.

— Ну… может и это, — согласился он. — Но я бы назвал это как выпустить пар. Ну? Так что, народ?

— Мне всё равно. Мне главное сначала деньги в семью принести, а потом уже можно будет поговорить на эту тему, — неопределённо ответил я.

Не то что я был за, но и против ничего не имел. Не знаю, почему, но именно против этой компании я ничего не имел. Даже против Малу. Ну да, он психически нестабильный, иногда агрессивный, но в то же время ответственно ко всему относится и всегда ведёт себя как наставник. А ещё бы сдержанности ему, и был бы действительно нормальным человеком. Сирень… ну вредная, стервозная и любит спорить, не думает, что говорит, гопница, но она адекватная, с ней можно пообщаться, и она вполне неплохо относится ко всем, стараясь помогать. Алекса же я просто знаю, так что можно и не объяснять.

Можно сказать, что это тот самый редкий случай, когда я не против с кем-либо пройтись вместо того, чтоб сидеть дома. Поэтому… почему бы и нет?

С того момента, как я с ними познакомился, прошло три месяца, и теперь, сидя в машине, я не чувствовал себя в чужой тарелке. Чувствовал себя своим. Однако…

Я тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли. Решил, что потом скажу о них Малу. Меня высадили практически на соседней улице, откуда мне надо было топать добрый километр. Ещё и деньги такие за спиной в рюкзаке, которые мне дали… Но вряд ли что-то случится, ведь раньше всё было в порядке.

— Малу, выйдешь со мной. Перетереть напоследок кое-что.

Перетереть… Интересно, сколько ещё я набрался от них того, чего даже не замечаю сам?

Когда Малу вышел, я поманил его пальцем, отводя подальше от машины.

— Малу, есть разговор.

— Я уже понял. Не хочешь при других? Не доверяешь?

— Ты сказал, сколько мы добыли денег? — спросил я в лоб. Малу тут же нахмурился.

— Это как мне расценивать? Ты с меня спрашиваешь или задаёшь вопрос?

Под «спрашиваешь» он имел ввиду предъявляю ли я ему претензии ли нет.

— Ничего такого, Малу, — покачал я головой. — Лишь вопрос.

— Вопрос… — он смотрел мне в глаза, прежде чем ответить. — Нет, не говорил.

— Значит, кто-то из нас проинформировал его, — сказал я.

— Крыса?

— Стукач, крыса, осведомитель, называй как хочешь, смысла не поменяешь.

— А если это я? — усмехнулся он.

— Если это ты, то всё нормально. Ты же главный и имеешь контакт с ним. Связующее звено между нами и им. Но если кто-то в обход сообщил… значит, он попросил об этом. Именно в обход тебя, чтоб знать всё внутри группы. Словно следит за нами.

— Смотрящий за нами? — усмехнулся Малу. — Мне нечего скрывать. Всё по-честному. А ты с чего вдруг решил мне маякнуть?

— Просто решил, что хочу, — ответил я без интереса.

— Окей… спасибо, конечно, но вряд ли я что-то сделаю. Не собираюсь устраивать охоту на ведьм в нашей группе, к добру не приведёт. Да и если хочет Стрела быть в курсе дел в нашей компашке, то пусть. Я чист, вы чисты, всё в норме.

— Тебя это не смущает?

— А нах? Ну пусть, окей. К тому же, я хотел войти одно время в клан, от чего он и начал присматривать за мной. Хотя от крысы надо бы по-хорошему избавиться.

«А смог бы?» — хотелось мне его спросить, но я промолчал. Глядя на Малу, мне казалось, что да, он сможет. Потому что такой, как он, может и сохранил достоинство, но привык жить по понятиям. И крыса, кем бы она ни была, для него был как плевок в лицо от человека, которому он доверился. За такой плевок он может убить.

— А сейчас не хочешь в клан, что ли? — сменил я тему разговора.

— Возникли новые планы. Планы послать всех нахуй и съебаться в закат.

— Да ты романтик, — усмехнулся я.

— А ты как думал, — усмехнулся он в ответ. — Ладно, погнал я, а ты бывай. Ещё созвонимся, но вряд ли как товарищи по делу. Всё-таки надо будет немного отпраздновать нашу победу.

— Ага, я это понял. Давай, пока.

Моя улица всегда напоминала мне, насколько можно низко пасть, если случайно ошибёшься. И сейчас, идя по ней с сумкой денег, я отчётливо это чувствовал.

Серые домики, похожие на коробки. Покрашенные в синий или зелёный. Участки, огороженные сеткой-рабицей, которая мне по пояс. Мимо проезжают машины, которые выглядят так, словно их угнали со свалки или переместили из прошлого века на улицы этого города. Потресканный асфальт, бетонный тротуар, ржавые гидранты — всё словно говорит о том, что это место едва ли не последнее пристанище перед бродяжничеством.

Пока я шёл по улице, чувствовал взгляды местных жителей, что обитали подобно призракам в этих домах. Всякие старухи, выглядывающие из-за занавесок, пьяницы, что сидели в своих маленьких дворах на пластмассовых креслах и провожали меня взглядом, всякие гопники, сверлящие мне спину, и прочие интересные люди моей улицы.

И… я чувствовал себя живым. Это было странное чувство, но… эти три месяца я чувствовал себя как в коробке, откуда нет выхода. Мой мир сузился ровно до моей «работы», школы и сестёр. Но даже так, я ничего не мог вспомнить из своей школьной жизни и о том, чем я занимался дома, разговаривал с сёстрами и так далее.

Зато я отлично помнил, куда ходил, с кем говорил, из кого что вытрясывал.

Работа — сон, работа — сон, работа — сон. Мир действительно стал для меня лишь прямой, на которой ничего больше не видно. Но сейчас…

Я вдохнул полной грудью, чувствуя себя живее, чем когда-либо.

***

Мы встретились через день.

Малу позвонил мне и просто назвал адрес, как всегда это делал до этого. Это было на китайском. Так говорили, когда имели ввиду улицу Китайская. Южнее центра города, где располагалось немало магазинов и торговых центров, где отоваривались не самые богатые слои населения, но, тем не менее, могли себе что-то позволить.

Здесь располагалось несколько больших торговых павильонов, которые растянулись едва ли не на километр и включавшие в себя всё — от кинотеатра до детского сада. Длинные переходы, балконы на втором и третьем этаже, снизу фонтаны — мне иногда казалось, что это взяли с американских фильмов, где показывают такие большие торговые центры, уж слишком было похоже.

И владели большинством магазинов здесь китайцы, которые, собственно, и построили это место.

Я вышел на остановке едва ли не перед самым магазином, оглядываясь в поисках своих товарищей, которые решили отпраздновать. До сих пор я не мог понять, почему мне с ними уютнее, чем с собственными одноклассниками, не считая Алекса. Потому что прошёл с ними через опасности? Или может по более человеческим причинам? Если бы я понимал себя и собственные чувства так же, как и математику, то многие проблемы бы решились.

— Эй! Эй! Толстый! — кто-то кричал позади меня, сигналя. Я даже гадать не стал.

— Привет, Сирень, — обернулся я к машине, которая остановилась посередине автобусной остановки. Причём сигналила не она, а автобус позади неё.

— Какая Сирень, идиот, мы не на работе. Тебя не учили, что надо по именам общаться?! Садись давай!

Я сел на пассажирское сидение под взглядом многих недовольных людей, что ждали автобуса. Особенно много недовольных взглядом получила Сирень, но её это, судя по всему, не заботило.

— Куда мы? — спросил я, когда мы отъехали от остановки.

— Машину надо где-то бросить. Тут стоянка где-то… А, вот она! — она резко свернула на неё так, что покрышки завизжали. — Кстати, зови меня Инна.

— Инна?

— Моё имя. Тебя зовут Руд, да?

— Да, Руд, — по крайней мере так меня зовёт мой друг. — А почему мы до этого не звали друг друга по именам?

— А зачем? — задала она встречный вопрос.

Я не стал отвечать. Вопрос «зачем» является одним из самых неудобных, так как на него можно отвечать бесконечно.

Мы покружили по стоянке, где стояло множество машин, ходили люди, загружали покупки в багажники своих машин, уезжали.

— О! Место! Прям у входа! Подфартило так подфартило, — она, визжа покрышками, встала на осведомившееся место, каким-то чудом втиснувшись с разгона между машинами. — Как богиня!