После этого тишина, самая обычная страна третьего мира до тех пор, пока не встаёт на ноги. Как именно?

Инвестиции. А ещё самый обычный свободный от налогов порт города Сильверсайд.

Порт стал дорогой вглубь материка. Многие поняли, сколько прибыли можно делать, пользуясь именно этим портом, чтоб попасть не только в Сибирию, но и в Монголию и даже в Российскую Империю. И во многие другие страны на этом континенте.

Они начали сюда приезжать, создавать свои фирмы. Эти фирмы послужили толчком к появлению других фирм. Построили железную дорогу. А правительство ещё и земли выдавало практически задаром, лишь бы здесь открывались компании.

Огромная прибыль, огромные деньги, огромные инвестиции, и Маньчжурия обезопасила сама себя от остальных. У всех здесь были деньги, от чего никто не рисковал опять начать тёрки с этой страной. Появлялись заводы, появлялись новые города, бизнес, производства, рабочие места, более-менее зарплаты и так далее.

А потом город, где располагался порт, стал городом-государством. Я не знаю причину, учебник истории умалчивает, но теперь это в буквальном смысле слова общий для всех город.

Маньчжурия смогла стать той, какая есть сейчас. Теперь мы имеем таких людей, как я, с французско-киргизско-русско-украинскими и ещё с десятком других корнями. А ещё в стране есть и другие люди: всевозможные Пьеры, Берёзовы, Брауны, Мамбы, Бахари, Ум-Сам-Джиманы, Ямамоты, Мурти, Шварцы и многие другие, кто стёкся сюда со всего света. Благо на русском все говорят, так как это государственный язык.

Моя мать — дочь эмигрантов, её отец был киргизом, мать — русской. Отец — тоже сын эмигрантов, его мать была украинкой, а отец — французом. Вот такая богатая родословная. Потому имя мне дали в честь деда, или прадеда, а отчество досталось от папы с украинскими корнями.

Только мне непонятно, почему сестёр зовут Натали и Наталиэль, красивыми и созвучными именами, а меня Нурдаулет? Нет, я ценю свою историю и предков, но такое имя выделяется даже на фоне богатого этноса нашей страны. Интересно, есть ли ещё люди, которых имя, полученное при рождении, немного… не устраивает?

— Родители задерживаются? — поинтересовался я без интереса.

— Зато я здесь.

— Я уже слышу. Натали, могла лечь спать.

— Ты где ходил, Нурдаулет? — немного холодно спросила она.

Действительно зла. И причина злости не в том, что она любит командовать, а в банальной любви. Меня это не достаёт ни капельки, более того, я ценю в ней это и потому очень спокойно отношусь к подобной реакции.

Хотя Алекс говорит, что мне просто похуй. Но он не прав.

— Я гулял.

— До шести утра? Завтра, а вернее, уже сегодня не выходной день, спешу напомнить тебе. Включи свет.

Я послушно щёлкнул рубильником, и слабая лампочка осветила небольшую кухоньку. Натали сидела, облокотившись спиной на стенку с рукой на столе. Когда она меня увидела, её пальцы начали тарабарить по столешнице. Под глазами были тёмные круги.

— Итак, Нурдаулет, ты ответишь мне или нет?

— Естественно нет, — невозмутимо ответил я и полез в шкафчик за кофе. Не в пакетиках, он был дороже, чем обычный рассыпной и сухое молоко с сахаром, если посчитать всё. — Тебе тоже сделать?

— Сделай. Но я не пойму, почему ты так к нам относишься. Наталиэль тут волновалась, сидела, пока не уснула на столе, тебя ждала. Ты знаешь, какая она.

— Я не просил меня ждать, — заметил я.

— Не тебе это указывать нам! — неожиданно взвизгнула Натали, что уши заложило.

Это было столь неожиданно, что я даже вздрогнул. От её удара по столу дерево жалобно захрустело, а лампочка жалобно заморгала, как в фильмах ужасов. Более того, я почувствовал напряжение в воздухе. Конкретное напряжение, словно сейчас воздух начнёт искриться.

Я удивлённо посмотрел на неё.

Натали сидела вся вытянутая с плотно сжатыми губами и красными глазами, смотря на меня с каким-то упрямством и обидой.

Можно сказать, что это не её дело, где я гуляю, и что не ей мне указывать, и так далее, и тому подобное. Можно обвинить, что она меня слишком контролирует, что я не её сын, что она меня достала. Но вместо этого словесного потока я просто поставил банку кофе на стол, подошёл к ней и обнял. Просто чтоб успокоить разбушевавшуюся сестру, которая мне дорога.

Потому что она делает это только из-за любви ко мне. Натали боится за меня, так как уже потеряла брата, и это осталось внутри неё навсегда, как штамп в паспорте. И сейчас у неё медленно умирает сестра, а брат, за которого она так переживает, шляется чёрт знает где. Натали больно, ей страшно, пусть она этого и не показывает. Я ценю то, что имею, ценю тех, кого имею, потому не собираюсь устраивать разборы полётов с тем, кто очень дорог мне.

Натали просто устала.

Как и все мы.

Болезнь убивает не только Наталиэль, она убивает каждого из нас.

— Ты шлялся чёрт знает где, — прошипела она, когда я её обнял.

— Я знаю.

— Ты одними объятиями не отделаешься. Мы места не могли себе найти.

— Прости меня. Я не хотел, чтоб вы волновались.

Она так и не обняла меня в ответ, но это было не страшно. Я отпустил её, напоследок чмокнув в щёку.

— Я люблю тебя, сестрёнка.

Я вернулся к банке кофе и продолжил заваривать его.

Многие люди недооценивают простое слово «люблю». Близким людям мало знать, что ты их любишь, они хотят слышать это. Хотят просто услышать «Я люблю тебя». Потому что одно дело — знать, а другое — услышать. Особенно достаётся родителям, когда дети взрослеют. Они понимают, что дети их любят, но иногда годами не слышат согревающего сердце слова. А некоторые даже начинают сомневаться, что их вообще любят.

Просто многие не понимают этого.

Я хочу, чтоб они знали, что я их люблю, потому что им тоже это важно. И пусть Натали сейчас дуется и делает вид, что ей плевать, но я знаю, что творится у неё на душе.

— Так где ты был? — минут через пять спросила она, когда я поставил перед ней кружку. Её голос уже был спокойнее, чем до этого, однако сердитые нотки всё равно проскакивали. Но вызывали внутри меня лишь улыбку, так как она была сейчас похожа не на старшую сестру, а на маленькую обиженную сестрёнку, которую хочется потискать.

Как можно не любить такое создание? Да, иногда надоедливая до ужаса, но на то она и родной любимый человек, чтоб принимать её вместе со всеми минусами и пороками.

— Я гулял.

— Шесть утра.

— Да, я знаю.

— Брат, — вот, уже на брат перешла, значит, успокаивается, — мне волнений хватает и о Наталиэль, которая до этого так же не могла понять, почему ты пропал и не берёшь трубку. Ей нельзя волноваться, знаешь же. А теперь и ты пропадаешь ночью. Да, всего один раз, но ты должен понимать. А если родители узнают, они вообще изведутся. Маме и так хуже становится, словно она вместе с Наталиэль болеет.

Она тяжко вздохнула и отхлебнула кофе.

— Завтра я всё ей объясню, хорошо? Чтоб успокоить. И ты не волнуйся. Я просто работаю.

— Что ж это за работа такая?

— Обычная. Однако… мне нужна твоя помощь.

Тут же оживилась. Вот прямо вижу, как она подтянулась, словно почувствовав себя в своей стихии, где надо кому-то чем-то помочь. Только, боюсь, её не сильно обрадует моя проблема.

— С чем тебе нужна помощь? — спросила она голосом старшей сестры-наставницы.

— Деньги.

— Деньги? — вскинула она брови.

— У меня есть деньги, — я положил на стол купюры, некоторые из которых были как из пятой точки. — Я хочу, чтоб ты сказала родителям, что это твои деньги.

— Мои деньги? Подожди-подожди, а откуда они у тебя? — он взяла их и быстро пересчитала. — Здесь четыре тысячи! Откуда у тебя такие деньги?

— Вот именно потому что родители зададут мне такой же вопрос, я хочу, чтоб ты сказала, что это твои деньги.

— Но откуда они у тебя? Это месячная зарплата папы! — она до сих пор не могла поверить в это. — Тут две моих зарплаты, если уж на то пошло!

— Послушай, это для Наталиэль. Ма и па не поверят, что эти деньги заработаны честным путём, и потому будут всячески артачиться. Папа так вообще упрётся, и его не сдвинуть.