Он положил ей кусок на тарелку. Екатерина испытала такое облегчение, что едва не расплакалась.

— Что тревожит вас, дорогая? — заботливо спросил Генрих.

— О, Генрих, я так беспокоилась, — призналась она. — Я слышала, будто вы устали от меня.

— Кто болтал такие глупости? — нахмурился Генрих.

— Не знаю. Я услышала разговор в нефе, когда молилась на своей скамье в капелле.

— Проклятье, они подбирают крошку и называют ее караваем! Дорогая, вы не должны верить таким вещам или искать правду в слухах.

Екатерина размякла от облегчения. Она надеялась, что Анна Бассет передаст слова короля дамам, которые сплетничали.

— Больше не буду доверять никаким слухам, — сказала она, расцветая. — Но огорчило меня и еще кое-что. Я слышала, старая леди Солсбери находится в Тауэре в ужасных условиях, в неподобающей одежде и без тепла в эту холодную погоду.

Улыбка сошла с лица Генриха. Екатерина пожалела, что завела речь об этом.

— Она изменница! — рявкнул король. — Ей повезло, что я оставил ее в живых.

— Простите меня, — взмолилась она, испугавшись такой перемены его настроения. — Я не знаю, в чем ее вина, но уверена, вы наказали ее справедливо. Однако Господь учит нас помогать узникам, и меня тронуло ее бедственное положение, потому что она пожилая леди.

— У вас доброе сердце, дорогая, — вздохнул Генрих, — но в данном случае ваши симпатии обращены не на того человека. Леди Солсбери — моя кузина и имеет сомнительные притязания на престол. Несколько лет назад ее сын, кардинал Поул, написал против меня изменнический трактат и теперь живет изгнанником в Италии. Вскоре после этого его братья-сотоварищи замыслили убить меня. Я казнил их, а остальных членов семьи заточил в Тауэр.

— Леди Солсбери была причастна к заговору?

Генрих снова наполнил свой кубок:

— Я в этом убежден. Когда мои люди обыскивали ее замок в Уорблингтоне, они нашли там шелковую мантию, расшитую королевскими гербами — без отличительных знаков, как будто эта вещь принадлежит правящему монарху. Я не сомневаюсь, что замысел состоял в том, чтобы посадить вместо меня на трон леди Солсбери или кого-нибудь из ее сыновей. Вот почему против нее был издан Акт о лишении гражданских прав и состояния, и ей вынесли смертный приговор. Но, уважая почтенный возраст этой дамы, я спас ее от топора.

— Ваша милость всегда проявляет сострадание, — сказала Екатерина, посчитав, что лесть сейчас — лучшее средство, — но, хотя она и изменница, меня печалит, что эта леди вынуждена терпеть такие лишения, все-таки она человек. Можно я пошлю ей теплую одежду?

Генрих нахмурился. Екатерина ждала ответа, надеясь, что не рассердила его.

— Хорошо, — согласился он после продолжительного молчания. — Но вы заплатите за это из своего личного кошелька.

Король имел в виду деньги, которые выделял ей на личные траты.

— О, благодарю вас, Генрих! Вы так добры! — воскликнула она, встала и поцеловала его.

— Хм… — проворчал он, оттаивая. — В следующий раз вы заставите меня селить изменников в Тауэрском дворце! Я ни в чем не могу отказать вам. — Он взял ее лицо в ладони и поцеловал в ответ. — Как же я люблю вас, моя маленькая королева!

Екатерина подумала, что сейчас не время просить за Джона Ли.

На следующее утро она вызвала своего портного, мастера Скатта, и приказала ему изготовить одежду для отправки леди Солсбери. Подбитый мехом ночной халат был главным предметом, и у него должна быть подкладка из атласа; она также заказала киртл из гаруса, меховую нижнюю юбку, гейбл и налобную повязку в старом стиле, четыре пары чулок, четыре пары туфель и тапочки. Сумма, которую она заплатила, могла бы составить годовой заработок ремесленника, но деньги потрачены на доброе дело, — сказала себе Кэтрин.

Портной сразу взялся за работу, и одежду доставили в Тауэр. Разумеется, леди Солсбери не полагалось иметь принадлежности для письма, поэтому она не могла поблагодарить Екатерину, но той достаточно было знать, что старой леди будет теперь теплее и удобнее.

Гонец только что был отпущен, когда к Екатерине вошла заплаканная Бесс Харвей.

— Мадам, я прошу вашего позволения оставить свой пост.

Ревность вскипела в Екатерине. В последнее время она не могла смотреть на Бесс, не представляя рядом с ней Тома.

— Почему? — Голос ее прозвучал резче, чем она рассчитывала. — Вы несчастны здесь?

Лицо Бесс вспыхнуло.

— Нет, мадам, личное дело вынуждает меня поехать домой.

Екатерина не стала допытываться. Она была рада отъезду этой девушки, а потому сказала:

— Я даю вам разрешение, всего хорошего, — воздержавшись от выражения благодарности Бесс за службу.

— Спасибо, мадам.

Когда Бесс ушла, Екатерина улыбнулась самой себе. Она многое могла бы поставить на то, что этот отъезд имеет какое-то отношение к Тому. Может, он потерял интерес к Бесс? Или девушка действительно была расстроена из-за каких-то домашних неурядиц и ей самой пришлось оставить Тома?

Наступил март, Генрих быстро шел на поправку, хотя еще не покидал своих покоев.

— Пусть Том Калпепер отведет вас на теннисный корт или в аллею для боулинга, — предложил он Екатерине однажды солнечным утром. — Пришла весна, и вам нужно почаще бывать на свежем воздухе. — Он улыбнулся Тому.

— Почту за честь сопровождать ее милость, — сказал тот.

«Почему Генрих так настойчиво сводит нас вместе?» — спрашивала себя Екатерина, возвращаясь в свои покои, чтобы взять накидку и позвать двух фрейлин, которые пойдут с ней и будут держаться позади на почтительном расстоянии. Король как будто поощрял ее сближение с Томом! Но ведь он ничего не знает об их прежней любви — любви, нового расцвета которой Екатерина боялась. Из-за этого она не хотела проводить время рядом с Калпепером. Общение с ним могло подорвать ее решимость оставить прошлое в прошлом. Но как объяснить свое нежелание иметь в компаньонах Тома ничего не подозревающему супругу?

Калпепер ждал ее в личном саду короля.

— Чем бы хотелось заняться вашей милости?

Только в мечтах она могла честно ответить ему. Он выглядел таким привлекательным — высокий, широкоплечий, в элегантном черном платье, дублете с серебристыми полосами и базах[150]; головной убор Том держал в руках, и его темные кудри рассыпались вокруг ворота рубашки. Екатерина с трудом оторвала от него взгляд.

— Давай прогуляемся до аллеи и посмотрим игру в шары, — сказала она.

Они неспешно прошли через сад мимо набирающих цвет деревьев, поговорили о том, какая хорошая стоит погода и насколько лучше чувствует себя король. Никто, наблюдая за ними, не усмотрел бы ничего настораживающего.

К несчастью, аллея для игры в шары была пуста, поэтому они сели на одну из скамеек у реки и смотрели на лодки. Фрейлины заняли соседнюю скамью и весело болтали, а Екатерина не могла придумать никакого безопасного способа завести разговор со своим спутником. Так много несказанного отделяло ее от Тома. Месяцами она решительно отбрасывала в сторону все мысли о нем; теперь эти проклятые чувства переполняли ее настолько, что она боялась, как бы ей не сболтнуть или не сделать какой-нибудь глупости. Ей и правда не нужно было оказываться здесь с Томом.

Она уже собралась было подняться, когда он заговорил:

— Кэтрин, я умираю от любви к тебе.

Слова были произнесены шепотом, так что никто не мог их слышать, но томление в его голосе потрясло ее.

— Ты не должен говорить мне такие вещи! — упрекнула она его. — Мы оба связаны узами верности королю.

— Король болен. Он, конечно, не может быть настоящим мужем для тебя. Но я… я могу сделать тебя счастливой.

— Ш-ш-ш! — Она нервно огляделась. Поблизости никого не было, только ее фрейлины в нескольких ярдах от них хихикали, забавляясь чем-то. — Я счастлива. Король — настоящий муж. Прошу тебя больше ничего не говорить. Я не стану это слушать. — Она встала. — Становится прохладно. Я вернусь к себе. Не следуй за мной, Том. Прощай.