Екатерина полагала, что она счастлива замужем за Генрихом, и во многих смыслах так и было. Но он стар, а она — в расцвете юности, в жилах у нее бурлит молодая кровь, и ей известно, что такое страсть. Встреча с Томом, разговор с ним пробудили в ней чувство, которое она считала умершим.

«Хватит! — приказала себе Екатерина. — Ты не можешь получить его. Так что забудь о нем, как забыла прежде».

Идти наблюдать за игрой Тома в теннис не хотелось, но ведь она обещала, так пусть ее появление станет слабой компенсацией за то, чего она не могла ему дать. И Екатерина пошла и провела все время, выпивая и глядя, как двигается перед ней, будто в танце, гибкое, атлетическое тело Тома.

— Он красивый джентльмен, — промурлыкала ей в ухо Люси Сомерсет. — Я бы хотела завладеть его мечтами!

— Ничего не выйдет, — сказала леди Ризли. — Я слышала, он глаз не сводит с Бесс Харвей.

— Бесс Харвей? — эхом откликнулась шокированная Екатерина.

А она-то воображала, что Том чахнет от тоски по ней… Значит, ей вообще нечего жалеть его! Перед глазами встало милое, пустоватое личико фрейлины, и Екатерине захотелось надавать по нему пощечин. Но нужно соблюдать осторожность. Никто не должен заподозрить, что она ревнует.

При дворе на той неделе было тихо и так пусто, что он больше походил на частный дом, а не на королевскую резиденцию. Екатерина скучала, и у нее было слишком много времени на размышления, что пугало: куда заведут ее эти мысли?

Когда в следующий раз она отправилась проведать Генриха, стражники у дверей скрестили алебарды при ее появлении.

— Что вы делаете? — изрекла она самым повелительным тоном, на какой была способна. — Я хочу видеть короля.

— Простите, ваша милость, — сказал один из офицеров. — Нам приказано не пускать никого, даже вас.

Она покраснела и ушла, уязвленная этим публичным отказом. Почему король не хочет ее видеть? Неужели кто-нибудь донес ему, как королева любовалась Томом за игрой в теннис? Или, еще хуже, их разговор в антикамере подслушали? Она не сказала ничего плохого, но не одернула Тома и не отругала его за дерзость.

— Король отказывается видеть меня, — поделилась Екатерина с Изабель, которая застала ее одиноко сидящей в спальне. — И я не знаю почему!

— Разве это не очевидно? — мягко проговорила Изабель. — Это гордость. Он не хочет, чтобы ты видела его слабым и больным. И может быть, понимает, что он сейчас малоприятный собеседник.

— Вероятно, так и есть, — сказала Екатерина, но до конца не успокоилась.

Она знала, как легко Генрих впадает в подозрительность, как порывист в угрозах и скор на расправу с теми, кого считал виноватыми перед собой. Лишь бы его гнев не пал на нее, молилась она. Но узнать что-то было невозможно.

Или нет? Том знал обо всех переменах в настроении Генриха. Он скажет ей.

Екатерина пошла в Королевскую капеллу. Был пост, и никто не обратит внимания, если королева станет молиться чаще, чем обычно. Она преклонила колени на королевской скамье, где ее никто не увидит снизу, из нефа, и время от времени бросала взгляды через парапет, чтобы посмотреть, кто появлялся в церкви.

Прошла неделя, десять дней, она по-прежнему ходила в капеллу. К этому моменту она уже вся извелась от беспокойства. Доктора докладывали ей, что Генрих по-прежнему в дурном настроении и отказывается встречаться с кем бы то ни было. Екатерина читала в этом всевозможные ужасные знаки.

Она не могла проводить в церкви все время, но находилась там столько, сколько могла. О, когда же придет Том? Он должен скоро появиться!

Когда в следующий раз она приблизилась к королевской скамье, некоторые из ее дам стояли на молитве. Она услышала, как они поднялись и вышли, уловила обрывки разговора о себе — шелестящий шепоток.

— Он уже почти две недели не видится с ней, а раньше ни на миг не разлучался, — сказала одна.

— Может, он устал от нее, — ответила другая.

— Неужели новый развод!

— Конечно нет. Леди Ратленд думает, что ее милость ждет ребенка.

Шаги стихли, Екатерину объял страх. Так вот что думают люди! Неужели король и правда задумал развестись с ней? Если так, то почему? Кто-нибудь рассказал ему о ее прошлом или о Томе? Или Генрих решил, что она бесплодна?

Екатерину трясло, когда, по счастью, в капеллу вошел Том. Она слетела вниз по ступенькам и облегченно выдохнула, увидев, что он один.

— Ваша милость! — испуганно сказал Калпепер. — Я хотел немного побыть в тишине. Его величество был очень плох, и все мы сбились с ног.

Она огляделась — не прячется ли кто-нибудь в тени? — и понизила голос:

— Том, мне нужно знать! Он упоминал обо мне?

— Иногда он зовет тебя во сне, — сказал Том, — и говорил, что надеется вскоре поправиться, потому что хочет организовать твой торжественный въезд в Лондон. Почему ты так расстроена?

— Потому что слышала разговоры, что он устал от меня.

Нельзя, чтобы Том видел ее плачущей. Кто знает, к чему это может привести?

— Ну я впервые об этом слышу, — ответил Том, глядя на нее своими прекрасными глазами. — Прямо сейчас он занят завершением укреплений в Кале и Гине. Помнишь, когда он хотел избавиться от леди Анны, то ни о чем другом не говорил. Это сплетни, Кэтрин. Не обращай на них внимания.

— Не буду, — ответила она, заметив, что он назвал ее по имени, а не как полагалось в соответствии с титулом. — Благодарю тебя. Ты успокоил мой разум. Только почему же его милость отказывается от встреч со мной…

— Он не хочет, чтобы ты видела, как он ослаб. Перед тобой он желает представать всесильным, истинным воплощением мужественности. Я уверен, это единственная причина. Все знают, что он без ума от тебя. На него сейчас действительно больно смотреть.

Глаза их встретились. Том явно не утратил чувств к ней. Последовала долгая пауза.

Екатерина первая отвела взгляд.

— Я уверена, Бесс Харвей помогла тебе забыть, что я когда-то имела для тебя значение, — сказала она.

— А что мне было делать? — спросил Том. — Жить монахом?

— Нет. — Она вздохнула. — Я ни в коем случае не упрекаю тебя. Но теперь между нами не может быть ничего.

— Я это прекрасно понимаю, — с горечью произнес Том.

— Мне нужно идти. Никто не должен видеть нас разговаривающими наедине. Благодарю за утешительные слова, теперь мне гораздо лучше. Мы должны молиться, чтобы король поскорее поправился.

Екатерина отвернулась от него и вышла из церкви.

Она понимала, что не успокоится окончательно, пока не увидится и не поговорит с Генрихом, и очень обрадовалась, когда через два дня он наконец прислал ей записку с приглашением отобедать с ним.

Изабель пришла помочь ей одеться, вид у нее был встревоженный.

— Мадам, вы помните, что наш брат Джон обвинен в тайном сговоре с кардиналом Поулом?

— Да, помню.

Джон Ли до сих пор сидел в Тауэре, и Екатерина ощутила чувство вины: она так и не добилась его освобождения.

— Мать кардинала, леди Солсбери, томится в Тауэре уже больше двух лет, — продолжила Изабель. — Говорят, ее держат в холодной камере без теплой одежды, а на улице сейчас мороз. Она пожилая женщина, и мне невыносима мысль о ее страданиях. Ты поговоришь о ней и о Джоне с его величеством?

— Конечно поговорю, — согласилась Екатерина, содрогаясь от мысли о печальной участи леди Солсбери. — Я сделаю для них все, что смогу, когда настанет подходящий момент.

Прибыв в личные покои Генриха в сопровождении одной только Анны Бассет, она застала супруга за столом у очага; его больная нога была накрыта куском дамаста.

— Садитесь, Кэтрин, — предложил ей король.

Она вгляделась в его лицо, ища малейшие признаки неудовольствия, но ничего не увидела и сказала:

— Как я рада видеть, что вам лучше! Я соскучилась по вам.

— Комната больного не место для юной леди, — ответил ей Генрих. — Вы ничего не могли сделать, и боюсь, я был очень резок со своими врачами. Так всегда, когда у меня разболится нога. Слава Богу, аппетит вернулся ко мне! Попробуйте эту форель, она превосходна.