Не говоря больше ни слова, она отошла от него и со стучащим сердцем стала разыскивать Отто. Какая гадость! Анна чувствовала себя замаранной. Как мог этот человек рассчитывать, что она когда-нибудь снизойдет до того, чтобы стать его любовницей? Ведь именно это он предлагал, раз его жена была жива-здорова. Ради Бога!

Остальную часть вечера Анна старательно избегала сэра Томаса. Ближе к полуночи у нее начала побаливать голова от вина и громких разговоров, и Отто вывел ее на улицу подышать ночным воздухом.

— Давайте извинимся и уедем, — предложила Анна. — Я не хочу ночевать во дворце. Потом объясню вам почему.

— Мы можем найти гостиницу где-нибудь по дороге, — с улыбкой сказал Отто.

Внутри у Анны расцвело давно подавляемое чувство.

— Вы попрощаетесь с сэром Томасом и поблагодарите его от моего имени? — попросила она. — Я не хочу встречаться с ним.

Отто прищурился:

— Он навязывал вам свое внимание? Если это так, я проткну его шпагой. — В его словах была только доля шутки.

— Сэр Томас проявил свою обычную заносчивость, — ответила Анна. — Дуэль тут не нужна.

Она откроет Отто правду позже, когда они окажутся на безопасном расстоянии.

— Я пойду теперь же, — сказал Отто, оставив ее наслаждаться покоем залитого лунным светом парка. — Я нигде не смог его найти, — отчитался он по возвращении. — Попросил его жену передать ему наши прощальные слова. Пойдемте искать вашу карету.

Карета ждала их в нескольких ярдах впереди, там, где были привязаны лошади всех гостей. На козлах позевывал Иоганн.

— Надеюсь, вы хорошо провели вечер, миледи, — сказал он, сбрасывая с себя сонливость.

Анна удержалась от порыва обнять сына.

— Да, благодарю вас, Иоганн.

Они забрались в карету, и Отто накрыл ее колени бархатным покрывалом.

— Я приметил одну гостиницу в Банстеде, — крикнул он Иоганну.

— Ja, я видел ее. Отвезу вас туда.

Когда они проезжали мимо банкетного дома, Анна увидела сэра Томаса: тот стоял снаружи и с печальным видом вглядывался в даль. Может быть, он по-своему любил ее?

Анна повернулась к Отто, и тот заключил ее в объятия. Она шепотом рассказала ему, что случилось, и почувствовала, как ее любимый напрягся от гнева, который она успокоила поцелуями и ласками.

В ту ночь под крышей старой гостиницы Анна снова позволила ему любить себя, насколько осмелилась.

К началу весны Анна поняла, что так больше не протянет. Ее финансовое положение стало совсем отчаянным, и она серьезно подумывала о возвращении в Клеве. Это сулило ей жизнь под бдительным оком Вильгельма и утрату независимости, но дало бы отдых от постоянного гнета забот. Вильгельм мог даже позволить им с Отто пожениться. Иоганна и остальных своих немецких слуг она заберет с собой.

Анна написала брату, как плохо обстоят у нее дела, и обрадовалась, когда тот сразу прислал обратно в Англию доктора Крузера с приказанием настоять на том, чтобы Совет спас ее от финансовых затруднений.

Необходимость в строгой экономии заставила Анну отдать распоряжение управляющему о закрытии Хивера и Дартфорда, сама же она отправилась на север от Лондона в поместье Мор, которого еще не видела. Оно не отличалось большими размерами, и средств на его содержание потребуется меньше. Дому было уже около ста лет, он хранил горькие следы былого величия — тех времен, когда им владел кардинал Уолси, — но находился не в лучшем состоянии. Больше десяти лет никто в нем не жил. Сад, за которым много лет не ухаживали, весь зарос. Это расстроило Анну.

Она собрала слуг и распределила между ними задания, которые необходимо было выполнить, чтобы привести дом в пригодное для жизни состояние. Сама взялась за дело вместе со всеми — мела полы, намывала окна и вешала яркие шторы, которые привезла из Хивера. Иоганн со знанием дела красил оконные рамы, а Яспер Брокгаузен и его жена обнаружили склонность к садоводству, собрали команду добровольцев и принялись восстанавливать, что было возможно.

Мор выглядел гораздо привлекательнее к тому моменту, когда Анна получила весточку от доктора Крузера. Он находился в Англии, уже два раза встречался с Советом и просил лордов помочь ей. Если Господу будет угодно, усилия отправленного Вильгельмом посла принесут желанные плоды.

Анна ждала и ждала. Только на первой неделе июня получила она письмо от доктора Крузера, в котором тот сообщал, что король написал ее брату и обещал разобраться со счетами Анны. Крузер полагал, что за нее ходатайствовал архиепископ Кранмер.

Чувство облегчения было невероятное. Анна пошла в часовню, очищенную от слоев пыли, и встала на колени, дабы возблагодарить Господа. Потом она написала королю Эдуарду, выражая благодарность за его доброту к ней. Другое письмо было отправлено брату, которому она тоже говорила огромное спасибо за то, что тот прислал такого прекрасного заступника, как доктор Крузер, и сообщала о своем решении все-таки остаться в Англии.

Анна посчитала, что добрый доктор Крузер может поспособствовать ей в еще одном деле: затянувшийся спор по поводу рубки деревьев в Блетчингли отнимал много сил, и она попросила Крузера помочь разрешить его. Все сложилось удачно. Тайный совет дал ей разрешение распоряжаться по своему усмотрению домом и использовать окрестные леса, если она не будет разорять их и губить понапрасну. Производство и продажа угля дозволялись ей без всяких оговорок. Какая радость!

Анна торжествовала победу и представляла себе ярость сэра Томаса, когда тот узнает, как она обхитрила его, и тут в дверь постучал сэр Джон Гилдфорд.

— Пришло сообщение, что в Лондоне мор. Но вы не беспокойтесь, миледи. Летом часто возникают разные моровые поветрия. Здесь вы в безопасности. Мы почти в тридцати милях к северу от Сити.

Через день сэр Джон отважился заехать в Лондон, насколько посчитал благоразумным, и быстро вернулся встревоженный.

— Это потливая лихорадка, — сказал он собравшим вокруг придворным.

Послышалось испуганное аханье.

— Потливая лихорадка? — озадаченно переспросила Анна.

— Это ужасная болезнь, мадам, которая, кажется, поражает только Англию каждые несколько лет. Последняя вспышка была в тысяча пятьсот двадцатом году. Я слышал, что она возникает от затхлого воздуха. Больные начинают буквально обливаться потом, и происходит это совершенно внезапно. Никакие лекарства не помогают.

Анна содрогнулась. Она представила себе пораженного злой напастью Иоганна, умирающего Отто…

— Да, — подтвердил доктор Саймондс, который стал личным врачом Анны после доктор Сефера. — Человек может чувствовать себя прекрасно за завтраком и умереть к обеду. — Присущая Саймондсу спокойная вежливость сменилась мрачной тревогой. — Мадам, мы должны сделать так, чтобы в дом не допускали ни единого человека из Лондона. В прежние времена, когда вспыхивала лихорадка, она прокатывалась по всему королевству, и смертей было очень много.

Заговорил сэр Джон:

— В Эджваре, где меня предупредили о потнице, я слышал, что при дворе умерло несколько человек, и короля Эдуарда сразу перевезли в Хэмптон-Корт.

— Скажите мне правду. Мы здесь в безопасности? — спросила Анна доктора Саймондса. — У меня есть владения дальше от Лондона, мы можем искать убежища там.

— Пока мы не входим с контакт с посторонними, опасности нет.

— Еды у нас много, — вставил мейстер Шуленбург.

Это было все равно что сидеть в осаде. Лишь значительно позднее они узнали, что в Лондоне, где поднялась настоящая паника, умерло около тысячи человек. Вся жизнь там замерла, лавки были закрыты, горожане заперли двери домов и молились о спасении. В Море Анна и ее придворные двадцать дней провели в напряжении, будто хором задержали дыхание, постоянно следили друг за другом — нет ли признаков заражения? — и питались весьма скромно, так как погода стояла теплая и запасы мяса и рыбы в кладовой были небольшие.

Наконец в июле, когда Яспер работал в саду, какой-то человек прокричал через ограду, что лихорадка стихла и в округе не было случаев заболевания.