Огонь весело потрескивал в очаге, комната наполнилась приятным запахом горящих яблоневых поленьев. Анна начала перебирать платья, раздумывая, в чем появиться при дворе. Пока она оттирала пятно с желтовато-коричневого бархата, матушка Лёве постучала в дверь и сказала, что прибыл королевский гонец и хочет видеть ее. Анна уже слышала топот его шагов на лестнице. Он даже не стал ждать, пока она спустится и примет его, а вошел в комнаты и опустился перед ней на колени:

— Миледи, я привез скорбную весть. Король умер.

Анна отбросила в сторону яркие наряды и облачилась в траур, который носила по своей матери. Она приказала всем служащим при дворе, включая судомоек и поварят, одеться в черное. Перечитывала полученные от короля письма и рыдала над ними. Достала подаренные Генрихом украшения и прижималась губами к холодным граням камней. Анна не могла поверить, что он ушел от нее — и от Англии. Что будет со страной, которая стала для нее второй родиной, под управлением короля-мальчика? Будет ли Англия протестантской страной, чего так боялась леди Мария? Будет ли юный Эдуард таким же добрым другом ей, каким был Генрих? Ожидать такого от девятилетнего мальчика, едва ее знавшего, — это слишком, — в смятении думала Анна.

Нуждаясь в перемене обстановки и не имея сил постоянно сталкиваться с сэром Томасом Каварденом, она нашла убежище для себя и своего двора в замке Хивер, где могла спокойно предаться скорби. Ей хотелось чем-то отметить уход короля, и она заказала местному художнику свой портрет: он изобразил Анну во вдовьем трауре, сидящей в глубоком кресле. Картину она повесила в спальне рядом с портретом Генриха.

Каждый день Анна прогуливалась по замку, и в памяти оживали картины последнего приезда сюда короля. Она представляла, что слышит топот копыт коня, на котором Генрих въезжал во двор. Потом король как будто шел рядом с ней по длинной галерее. Своим присутствием он давал ей, как и всему королевству, такую прочную опору в жизни, что трудно было поверить в его смерть. Оказалось, она любила короля гораздо сильнее, чем думала.

Все обернулось так, как предсказывала леди Мария. Было объявлено, что от имени юного короля Эдуарда Шестого Англией будет управлять Совет во главе с братом покойной королевы Джейн Эдвардом Сеймуром, который мигом сделал себя герцогом Сомерсета и стал именоваться лордом-протектором. Одним из первых декретов новая власть объявила протестантскую веру государственной религией Англии; католицизм и мессы были поставлены вне закона.

Через сэра Джона Гилдфорда Анна узнавала, что происходило при дворе. Удивительно, сколько людей держали в секрете свою склонность к лютеранству при короле Генрихе, а теперь поспешили выразить горячую поддержку новой религии. Среди них была и королева Екатерина. Сэр Томас Каварден быстро раскрыл всему миру свои твердые протестантские убеждения и попал в большую милость у Совета и юного короля, который даровал ему земли рядом с королевским дворцом Нонсач в Суррее.

— Он теперь пользуется не только прекрасным домом в Блэкфрайарсе как устроитель пиров, но и хвастается, что имеет владения в семи графствах, — сказал Анне однажды вечером за ужином сэр Джон, вернувшийся из Уайтхолла, куда наведывался регулярно.

— Будем надеяться, он не удовлетворится постом моего управляющего в Блетчингли, — сказала Анна.

— Увы, мадам, это место ему очень подходит. Он прочно укоренился в тех местах и пользуется там большим влиянием.

— Тогда я останусь в Хивере. Я собиралась поехать ко двору, чтобы поздравить короля Эдуарда и напомнить ему и Совету о своем существовании, но в связи со всеми этими религиозными изменениями, вероятно, разумнее оставаться в тени. В любом случае без королевы мне при дворе места не найдется.

«И скорее всего, никто мне не обрадуется», — пронеслось у нее в голове. Анна узнала, что король уже четыре дня был мертв, когда кто-то наконец позаботился, чтобы ее оповестили о случившемся. Видимо, для тех, кто сейчас находился у власти, она утратила всякое значение.

Для себя Анна решила: если ее попросят принять новую религию, ради безопасности она на словах согласится, а что у нее на сердце — Господь узрит. Сама же тем временем приказала отцу Отто Румпелло, своему новому священнику-немцу, и дальше служить мессы. Разве кто-нибудь станет возражать против совершения обрядов только для своих в ее собственном доме?

Никто не возражал. Вероятно, просто было не до того.

Больше Анну беспокоили деньги. После того как отошел от дел мистер Хомли, ее верный слуга, приехавший вместе с ней из Клеве, его сменил на посту казначея Яспер Брокгаузен, и вчера он приходил к Анне со счетными книгами.

— Мадам, — сказал казначей, положив их перед ней, — у нас есть проблема. Пока был жив покойный король, ваше ежегодное содержание в размере четырех тысяч фунтов выплачивалось регулярно, и он часто выделял дополнительные суммы. Но после его кончины выплаты задерживаются. В годичных счетах возник дефицит в сто двадцать шесть фунтов.

— О Боже! — простонала Анна. — Наши траты и без того сильно урезаны.

— Так и есть. — Светло-карие глаза Яспера были полны озабоченности. — Сэр Джон говорит, за десять лет цены возросли вдвое. В понижении стоимости денег он винит покойного короля.

— Ну, с этим я ничего не могу поделать и полагаю, если я нахожусь в стесненных обстоятельствах, то и Совет тоже. Но у меня нет выбора. Придется обратиться за помощью к лордам.

Она отправила сэра Джона Гилдфорда и других служащих своего двора подать прошение от ее лица. Они вернулись в тот же день, и Анна воспряла духом, увидев, что ее посланцы выглядят куда более бодрыми, чем в момент отъезда.

— Их светлости проявили понимание и сочувствие, — сказал ей сэр Джон. — Они подтвердили все пожалования, сделанные вашему высочеству, и выделили вам дополнительно сто восемьдесят фунтов в год. Эти распоряжения останутся в силе до тех пор, пока король к восемнадцати годам не достигнет совершеннолетия.

— О, какое облегчение! — воскликнула Анна.

Обычно сдержанный, Яспер улыбнулся ей.

Однако сэр Джон еще не закончил.

— Совет полагает, что выделение вам другого поместья поможет возместить недостачу. — Казалось, он старательно подбирает слова. — Мадам, они решили, что вы должны сдать в аренду Блетчингли, чтобы повысить свои доходы, и взять вместо него Пенсхерст-Плейс и парк в Кенте. Это красивый дом…

Анна не слушала. Сдать в аренду Блетчингли, когда она столько всего там сделала! Разумеется, с практической точки зрения это имело смысл. Но она предпочла бы отдать внаем Хивер. Разве можно полагаться на то, что арендатор устоит под напором сэра Томаса Кавардена с его претензиями на владение поместьем. Этот человек умел нагнать страху. Кроме того, она любила Блетчингли.

— Мадам?

— Да, сэр Джон? — Анна попыталась сосредоточиться на том, что он говорил о достоинствах Пенсхерста.

— Мадам, у меня не было выбора, кроме как согласиться на обмен от вашего имени. Я привез вам письмо от лорда-протектора Сомерсета.

Анна быстро прочла его. Лорд-протектор со товарищи считал, что Пенсхерст прекрасно подойдет ей, так как расположен недалеко от Хивера. Потом глаза ее расширились от возмущения. Видите ли, Сомерсет подумал: будет хорошо «посадить» в Блетчингли сэра Томаса Кавардена. Мало того, он потребовал, чтобы Анна уступила ему все доходы с дома и земель взамен на ежегодную арендную плату в размере тридцати четырех фунтов. В лице сэра Томаса, — заверял ее лорд-протектор, — она найдет честного арендатора, который позаботится о том, чтобы она получала свою ренту, и, если дело устроится так, это будет соответствовать желаниям покойного короля Генриха, которые, в этом лорд-протектор не сомневается, она охотно уважит.

К концу письма Анну уже трясло. Каварден выиграл — отобрал у нее Блетчингли. Теперь поместье все равно что принадлежало ему: он мог великолепно расположиться там и жить в свое удовольствие за весьма умеренную плату.