— Хорошо, я это обдумаю, — ответила расстроенная Анна. — Скажите мне, доктор Харст, вы верите, что я тут ни в чем не повинна?
— Да, мадам, я верю. — (Она с удовлетворением отметила, что посол говорил искренне.) — Простите, если я усомнился в вас. Поверьте, я сделаю все, что в моих силах, дабы развеять эти слухи.
Однажды серым и ветреным декабрьским днем Анна сидела в своих покоях в окружении придворных дам и очень обрадовалась, когда к ней неожиданно явился Отто. Он отсутствовал много недель, никаких вестей от него не было, и Анну охватило лихорадочное нетерпение; ей страшно хотелось узнать, какие вести он привез.
— Отто, дорогой кузен, какая радость, — сказала она, когда тот ей поклонился. — Надеюсь, ваша поездка прошла хорошо. Как дела у моего брата герцога?
Поймав искательный взгляд голубых глаз Отто, Анна прочла в нем память о том, что произошло между ними, и сердце ее радостно подскочило.
— Нам повезло с приливом, мадам, и мы очень быстро добрались от Зёйдерзе. У меня для вас много новостей. Некоторые из них предназначены только для ваших ушей.
Анна уловила намек.
— Дамы, прошу, оставьте нас. Мы с моим кузеном поговорим наедине. Фрэнсис, будьте добры, налейте нам вина перед уходом.
Они дождались, когда смолкнет вдали эхо последних шагов. Анна выставила вперед руку, но Отто пренебрег этим охранительным жестом, обнял ее и стал целовать в губы, долго и страстно. Она очень по нему соскучилась и до боли жаждала продолжения, но желание услышать об Иоганне пересиливало все, даже страсть к его отцу.
— Вы видели его? — нетерпеливо спросила Анна.
— Видел. — Отто улыбнулся. — Несколько раз говорил с ним и стал ему другом, как он сам сказал. Он милый мальчик и подает большие надежды. Анна, я увидел в нем нас обоих, но не так явно, чтобы другие могли догадаться. Шмидты — славные люди, дом у них чистый, и торговля отца процветает.
— Но счастлив ли он?
— Да, в том смысле, что не знает другой жизни. Я думаю, ему пошло бы на пользу более основательное образование, так как он умен и сообразителен не по возрасту.
Анна нервно крутила на пальцах кольца.
— Он любит Шмидтов?
— Да, думаю, что так. Они добры к нему и немного его балуют, но отец с ним строг, когда обучает ремеслу. С Иоганном обращаются так же, как с другими учениками. Анна, он счастлив, пока что. Я спрашивал его как бы в шутку, хотел бы он поехать со мной в Англию, жить в большом дворце и служить принцессе Клеве? Он засмеялся и ответил, что ему бы это очень понравилось. Тогда я сказал, что когда-нибудь мы об этом подумаем, но пока он должен учиться своему ремеслу и делать это хорошо.
Анна ощутила жгучее разочарование. Она почти хотела, чтобы Отто нашел мальчика стремящимся покинуть дом приемных родителей и был бы вынужден взять его с собой в Англию. Место для него легко можно подыскать в Хивере или в любом другом из ее поместий, где никто не догадается, кто он такой.
— Я хотела, чтобы он был со мной, — едва не плача, проговорила она.
Отто взял ее за руки:
— Анна, вы должны проявить терпение.
Она неохотно с ним согласилась.
— И сколько нужно ждать? Можно ли прервать его ученичество?
— Теоретически Иоганн отдан в ученики на семь лет. Практически можно кое-кого подмазать.
— Семь лет?!
— Анна, успокойтесь. — Отто снова сжал ее руки. — Я вам обещаю, как только настанет удобное время, я привезу его.
Она прижалась к нему и стала жарко целовать, переполненная чувствами.
— Спасибо, сердце мое!
Их поцелуи становились все более горячими, а потом они сплелись в клубок кружев и тяжелых юбок, оба поглощенные желанием и сознающие необходимость торопиться.
Предыдущее Рождество Анна провела в Кале, где томилась в печали и тревоге, ожидая у моря погоды. На этот раз она решила отметить праздник в истинно германском стиле, чтобы весь ее двор получил удовольствие. Начало декабря застало ее у длинного стола на кухне рядом с мейстером Шуленбургом за приготовлением коврижек и пряников. Занимаясь стряпней, Анна мурлыкала себе под нос песенку. Она была счастлива сознанием того, что любима. Отто окружил ее заботой и дал чувство защищенности. Если бы только они могли встречаться открыто, а не урывками и тайком, какой восхитительной была бы жизнь! Но им приходилось соблюдать осторожность, а это влекло за собой значительные самоограничения. Вчера, например, они ускакали от дам в охотничьем парке, на краткий момент остались одни и, задыхаясь от страсти, предались любви в старой хижине, скрытой от посторонних глаз деревьями. Вся скользкая после любовных утех, Анна была довольна, как растянувшаяся у огня кошка.
В Рождественский сочельник, Heilige Abend, придворные с любопытством наблюдали, как Анна ставит в холле маленькую елочку и украшает ее яблоками, орехами и бумажными цветами собственного изготовления.
— Мартин Лютер, может, был и еретик, — сказала она им, прикрепляя свечи к ветвям, — но он ввел прекрасный обычай, который нам в Клеве очень нравилось соблюдать. Однажды ночью Лютер шел по лесу, посмотрел вверх и увидел тысячи звезд, мерцавших сквозь ветви деревьев. Это вдохновило его поставить елку в своем доме и украсить ее горящими свечами, чтобы напомнить детям о звездном небе, откуда пришел к нам Спаситель.
Некоторые придворные смотрели на нее с сомнением, очевидно размышляя, можно ли считать хоть какие-то поступки архиеретика Лютера благими? Но другие улыбались.
— Сэр Уильям, прошу вас, зажгите свечи, — сказала Анна, и камергер подошел к елочке с горящей лучиной.
Деревце засветилось огоньками и выглядело очень мило, так что даже сомневающиеся восхитились.
— А теперь я раздам вам всем подарки, как Christkind, исполнительница желаний[119]. — Анна улыбнулась.
Это тоже не было обычаем в Англии: здесь обменивались подарками на Новый год, но пусть рождественский подарок станет для ее приближенных дополнительным удовольствием и компенсацией за отсутствие их госпожи после Нового года, ведь она приняла приглашение короля и поедет к большому двору.
Анна выбирала подарки продуманно, заказала у золотых дел мастера из соседнего Кингстона чаши и кубки из золоченого серебра и теперь трепетала от счастья, видя, как освещались радостью лица придворных, когда они получали их. Гертруда и Катарина вскрикнули от восторга. Даже Уаймонд Кэри рассыпался в благодарностях. Это дорогого стоило.
Потом настало время ужина с традиционными сосисками. Анна сидела во главе стола, на блюде перед ней красовался рождественский венок с четырьмя свечами. После ужина, сдобренного вином, они пели рождественские гимны, и Анна была удивлена, обнаружив, что для некоторых мелодий есть и немецкие, и английские слова. Окидывая взглядом зал и видя смеющиеся лица своих слуг и прекрасные глаза любимого, она чувствовала себя по-настоящему счастливой.
Через неделю Анне доставили новогодние подарки от короля: украшения, рулоны дорогих тканей, несколько прекрасных золотых тарелок и деньги. Генрих был расточительно щедр! Дамы, выкатив глаза, смотрели на эти роскошные дары, и сердце у Анны упало. Не дай Бог, об этом услышат сплетники. Они могут поднять очередную волну слухов, будто король собирается взять ее обратно. Она даже пожалела, что отправила ему двух великолепных коней в бархатных попонах. Это тоже наверняка истолкуют неверно!
В третий день января Анна, завернувшись в меха, села в карету и отправилась в короткую поездку до Хэмптон-Корта, чувствуя легкий трепет. Сплетничают ли о ней при дворе? Будут ли люди указывать на нее пальцами и смеяться, прикрыв рты ладонями? Господи, только бы этого не случилось! Анна молилась и о том, чтобы встреча с королевой Екатериной не сопровождалась неловкостью, раз теперь они поменялись местами. Разумеется, со стороны Кэтрин не должно быть никаких обид; она сама к этому стремилась.
