— У нас есть и одно блюдо из Клеве! — с гордостью объявила она, когда они уселись за главный стол и Елизавета заняла почетное место. По кивку Анны вперед вышли двое слуг. Один налил вино, разбавленное водой, для юной гостьи; другой вынес блюдо с горой какого-то зеленовато-белого месива, как наверняка подумалось девочке.

— Что это такое, миледи? — полюбопытствовала Елизавета.

— Это Sauerkraut, — объяснила Анна. — Капуста с солью, вином и можжевельником.

Еще один кивок, и слуга положил на тарелку Елизаветы щедрую порцию угощения. Девочка попробовала.

— Очень хорошо! — радостно воскликнула она и принялась жадно есть.

Обрадованная, что визит начался так удачно, Анна улыбнулась гувернантке, миссис Эстли. Это была хорошо воспитанная женщина с правильной речью; очевидно, она души не чаяла в своей подопечной и охотно уступала любым ее просьбам.

После того как все наелись, Елизавета захотела осмотреть замок. О матери она не упоминала, но Анна подозревала, что ей любопытно увидеть дом, где та выросла. В конце концов, это было наполовину ее наследство.

В длинной галерее Елизавета увидела портрет. Анна едва не хлопнула себя по лбу. Она собиралась убрать его к приезду принцессы, но в суматохе приготовлений забыла отдать распоряжение.

— Это моя мать! — выпалила девочка, а потом зажала рот рукой, поздно сообразив, что сказала.

Бедняжка, она уже знала, что упоминать публично о королеве Анне запрещено.

Миссис Эстли смотрела на портрет затуманившимися глазами.

— Мне не следовало забывать… — пробормотала Анна. — Я собиралась заменить его чем-нибудь. Но была так занята приготовлениями…

Гувернантка пришла ей на выручку:

— Ничего страшного, ваше высочество. Леди Елизавета видела изображения своей матери. Я позаботилась об этом. Мне кажется важным, чтобы она имела о ней какие-то сведения.

— О да! — с чувством ответила Анна. — Бедное дитя. И эта несчастная женщина. — Она вздрогнула. — Потому я и хочу сделать что-нибудь для леди Елизаветы. Я стану ей другом.

— Доброта вашего высочества дорогого стоит, — сказала миссис Эстли, и женщины обменялись сочувственными взглядами.

Елизавета не отрывала глаз от картины.

— Она такая красивая, — наконец проговорила девочка.

— И очень похожа на себя, — сказала гувернантка.

— Я обрадовалась, когда нашла здесь этот портрет, — сообщила им Анна. — При дворе никто о ней не заикнется.

— Там все слишком боятся короля, — тихо заметила миссис Эстли. — И не осмеливаются выражать свое мнение.

По тону ее голоса Анна поняла, какого мнения держалась сама гувернантка. Взяв Елизавету за руку, она сказала:

— Пойдемте. Я хочу показать вам кое-что еще. — Анна улыбнулась и повела девочку по галерее в спальню. — Эта кровать принадлежала кому-то из родных вашей матери.

Глаза Елизаветы расширились.

— Почему она здесь?

— Это был ее дом, — ответила гувернантка, и Анна поняла, что Елизавета не знала о связи Хивера с матерью. — Она провела здесь детство, и король ваш отец приезжал сюда ухаживать за ней. Но тогда она не принимала его, все время ему отказывала!

— Но он же король! — Вид у Елизаветы был изумленный.

— Да, и, уговаривая вашу мать стать его дамой сердца, он ставил ее выше себя, поклонялся ей как богине, так сказать. Такова придворная игра в любовь. — Миссис Эстли улыбнулась.

— Только не в Клеве! — едко заметила Анна. — Там молодые леди всегда вступают в брак с мужчинами, которых выбрали для них отцы.

— Здесь такой же обычай, — сказала миссис Эстли. — Вот почему любовники вздыхают о недостижимом.

Анна улыбнулась:

— В моем случае договор был подписан и скреплен печатью до того, как я увидела его величество. Такова участь принцесс.

Елизавета хмуро взглянула на нее:

— Никто не заставит меня выйти замуж за человека, которого я никогда не видела, и я не стану доверять художникам-портретистам!

Слова девочки поразили Анну. Неужели она слышала, что Генриху, очарованному портретом Анны, не понравился реальный образец? Поэтому Елизавета то и дело оценивающе поглядывала на нее?

— Вам придется выйти за мужчину, которого выберет ваш отец-король, моя маленькая леди, — твердо сказала миссис Эстли. — Когда он встретил вашу мать, то уже был женат. Он не мог предложить ей свою руку, поэтому попросил стать его любовницей.

— Любовницей? — переспросила Елизавета, водя пальцами по резным столбикам, поддерживавшим балдахин.

— Той, что управляет его сердцем, — пояснила миссис Эстли, открывая девочке только половину правды. — Как ваша воспитательница управляет вами!

— И она отказалась? Что за храбрая женщина! — восхитилась Анна.

— Мой отец сильно ее любил? — спросила Елизавета.

Миссис Эстли замялась.

— Да. Он не думал ни о ком другом. Порвал с папой и сделал себя главой Церкви Англии, чтобы жениться на ней, и в конце концов завоевал ее.

После этого любовная история приобрела мрачные тона, так что Анна поспешила отвлечь Елизавету от дальнейших расспросов.

— Давайте посмотрим вашу спальню, а? — предложила она. — Пойдемте сюда.

— А здесь мне нельзя спать? — спросила Елизавета.

— Это комната леди Анны, — ответила ей миссис Эстли. — А кровать, вероятно, принадлежала вашему дедушке. Могу побиться об заклад, эти инициалы означают «Томас Болейн».

— Я как раз думала об этом, — сказала Анна. — Конечно, вы можете спать здесь, миледи Елизавета. Я распоряжусь. — Она улыбнулась маленькой девочке, которая глядела на нее с благодарностью. — А теперь я хочу показать вам прелестный сад!

Анна понимала: куда бы ни забрела Елизавета в Хивере, ей везде встретятся напоминания о матери. Память об Анне Болейн хранила каждая комната, каждая садовая дорожка, каждая увитая зеленью беседка. Лежа без сна в спальне, которая предназначалась для Елизаветы, Анна беспокоилась: как-то спится девочке на кровати деда? Незнакомая комната, странный дом, сделанные днем открытия — любая из этих причин могла растревожить девочку, тем более все они вместе. Однако Елизавета была очень замкнутым ребенком, скорее пытливым, чем эмоциональным. На нее как будто не подействовала потеря матери, которую она толком не успела запомнить. Но кто знает, что творится в этой маленькой рыжей головке?

Анне самой было страшновато ночью в Хивере. Упавшей на пол причудливой тени от какой-нибудь мебели или уханья совы хватало, чтобы волоски у нее на шее вставали дыбом. Она всегда держала рядом с постелью зажженную свечу, и одна из горничных для компании спала на соломенном тюфяке у изножья ее кровати. Ни разу Анна не видела и не слышала ничего необычного, но ребенку с живым воображением ночь могла показаться ужасной. Слава Богу, почтенная миссис Эстли спала рядом с девочкой.

На следующее утро Елизавета заявила, что спала хорошо, но миссис Эстли выглядела усталой. После завтрака она отвела Анну в сторонку и сказала:

— Мадам, вы не слышали ночью чей-то плач?

— Нет, — удивленно ответила Анна. — Надеюсь, плакала не леди Елизавета?

— Нет, не она. Я проверяла. Но кто-то точно был сильно расстроен.

Анна опросила своих дам и всех, кто спал в пределах слышимости от миссис Эстли, но никто не признался в том, что ночью лил слезы. Анна им поверила. Загадка, да и только. Неужели в замке и правда живет привидение? Был ли то плач Анны, страдавшей от невозможности подарить дочери материнскую любовь?

Дни летели быстро. Стенаний по ночам больше никто не слышал, и очень скоро Елизавета уже делала прощальный реверанс.

— Ваша милость должны приехать еще, — сказала ей Анна. — Ваш визит доставил мне большое удовольствие. Надеюсь, вы будете вспоминать обо мне как о своей подруге.

— Буду, миледи, — горячо обещала Елизавета, протягивая руку, как для поцелуя.

Но Анна проигнорировала этот жест, наклонилась, тепло обняла девочку и расцеловала ее, добавив на прощание: