— Конечно, — сказала она, мысленно уже решая, где накрыть для них стол: может, в сторожевом покое?[116] — Прошу вас, скажите королю, что я понимаю, какую честь он мне оказывает, и буду рада видеть его.
Когда гонцы ушли, Анна задумалась, не будут ли ее последние слова истолкованы в том смысле, что она чахнет по Генриху. Ну, очень скоро он убедится в ошибочности этого мнения. Сказав так себе, Анна повернулась к своим дамам со словами:
— Нам нужно многое сделать.
Все возбужденно залопотали, особенно самые молодые девушки, которые, вероятно, истомились от однообразия жизни и жаждали развлечений. Анна призвала Джаспера Хорси и сообщила ему о визите короля, потом быстро спустилась на кухню и провела целый час с мейстером Шуленбургом и своим виночерпием Генри, обсуждая, что будет подано за обедом. Она проверила многочисленные кухонные помещения, которые будут задействованы, чтобы там все было чисто, затем перебрала сундуки со столовым бельем и вынула лучшие скатерти. Ричмонд превратился в жужжащий улей: слуги собирали провизию, натирали стаканы и золотые блюда, гремели кастрюлями.
Желая укрыться от гвалта, который поднялся во дворце, Анна взбежала наверх, чтобы перебрать свой гардероб. При встрече с королем она должна выглядеть как можно лучше. Пусть в ее внешности не будет и намека на то, что без него она опустилась. Он увидит счастливую, уверенную в себе женщину, очень довольную собой. Никогда больше она не наденет для него чего-нибудь вроде того красно-черного платья с низким вырезом, в которое по наивности облачилась, предполагая вызвать в нем желание. Его нужно разрезать и перешить на чехлы для подушек. Были у Анны и другие наряды, связанные с неприятными воспоминаниями. Вот досада, ведь мать вложила в них столько заботы и потратила столько денег, чтобы снабдить пышным приданым свою дочь-невесту. Но висело в шкафу одно платье, из зеленого дамаста, которое Генрих не видел, в английском стиле, и сшили его Анне уже здесь. Оно плотно облегало торс до талии, имело заостренный набрюшник, стоячий воротник и длинные висячие рукава. Анна считала, что это платье очень ей к лицу. Среди ее одежды имелся подходящий к нему французский капор, отделанный по краям жемчугом, и она могла надеть подаренную Генрихом подвеску.
На следующее утро, нарядившись таким образом, Анна ждала на берегу; свита стояла у нее за спиной. Королевская барка неторопливо причалила к пристани. И там был Генрих, казавшийся еще более огромным в роскошном костюме из серебряной парчи. Тяжело ступая, он шел к ней по сходням. Анна опустилась на колени, склонила голову, потом почувствовала, как ее накрыла тень могучей фигуры короля. Он взял ее за руки и поднял.
— Анна, моя дражайшая сестра! — приветствовал ее бывший супруг и поцеловал в губы на английский манер.
— Ваше величество, брат, это большая честь, — ответила Анна, вглядываясь в его лицо в поисках малейших признаков стыда, но ничего не увидела.
Она ожидала, что их встреча будет неловкой, проникнутой недоверием, даже чувством вины, однако Генрих находился в кипучем настроении и выглядел гораздо более счастливым, чем когда они виделись в последний раз. Ей следовало знать наперед, что он не будет испытывать смущение в ее обществе. Уверенность в собственной непогрешимости слишком глубоко укоренилась в нем, ему и в голову не приходила мысль о том, что он, возможно, разрушил ее жизнь.
— Вы выглядите очень хорошо, Анна, — сказал Генрих, взял ее за руку и провел через гейтхаус.
— Я собиралась сказать то же самое о вашей милости, — со смехом отозвалась она.
— Целую вечность я не чувствовал себя так хорошо. Отличное платье. Оно вам к лицу.
Это был совсем другой Генрих, вовсе не похожий на супруга Анны. Впервые она поняла, почему, говоря о нем, люди готовы были назвать его, скорее, отличным парнем, чем королем. Если бы он использовал свои чары во время их супружества, она, вероятно, набралась бы уверенности в себе, чтобы выглядеть немного более соблазнительной и завоевать его. Но это не важно. Странно, что теперь, когда она освободилась от него, в ней как будто появилась и эта уверенность.
— Я приказала накрыть обед в своих личных покоях, — сказала Анна, когда они поднимались по лестнице в апартаменты королевы.
Она тщательно продумала, как рассадить гостей, чтобы продемонстрировать свое послушание монаршей воле. Кресло короля стояло в центре стола под балдахином с гербами Англии; гонцы предусмотрительно привезли его заранее. Отдельный стол для нее меньшего размера установили под прямым углом к королевскому и не на помосте, чтобы подчеркнуть: теперь она не пользуется привилегией обедать, сидя рядом с королем.
Генрих ничего не сказал, но Анна заметила, что он окинул комнату оценивающим взглядом. Заняв свое место, он восхищенно посмотрел на вазы с цветами, которые Анна приказала разместить повсюду в зале, на узорчатый каминный экран, который она сама украсила вышивкой, на искрящиеся кубки венецианского стекла и белоснежные скатерти.
— Ей-богу, Анна, вы знаете, как создать уют в доме! — воскликнул Генрих.
— Я не стала бы так утруждаться ради любого гостя, — с улыбкой ответила она.
По кивку Анны вперед вышел слуга, который накинул салфетку на плечи короля, а потом — ей на плечи, другой положил по мягчайшему белому хлебцу рядом с их тяжелыми золотыми тарелками. Она подала сигнал виночерпию.
— М-м-м, — промычал Генрих. — Рейнское? Очень хорошо.
— В Германии, сир, вина изготавливают много столетий, — сказала Анна, пробуя вино. — Да, оно превосходно. — Она улыбнулась виночерпию.
Подали первую смену блюд: шесть подносов с отборной рыбой, украшенной специями и травами. Генрих с охотой принялся за еду, нахваливая стол Анны.
— М-м-м, как это вкусно, — сказал он, смакуя последние кусочки карпа в маринаде.
Король не упоминал ни об аннулировании брака, ни о важнейших событиях прошлой недели, и Анна, разумеется, тоже не собиралась этого делать. Генрих ясно дал понять: этот обед должен положить начало новым отношениям между ними, и ей это, скорее, было по душе. Освободившись от уз брака, оба они явно стали понимать, как на самом деле нравились друг другу.
Когда принесли основное блюдо, Генрих издал радостный возглас, так как это был паштет из оленины. Анна велела приготовить его, зная, что это любимое блюдо короля. Потом Генрих положил им обоим по лучшему куску всех остальных видов мяса, появившихся на столе, махнул слугам, чтобы те удалились, потянулся и взял руку Анны.
— Я рад, что вы довольны постановлением епископов, дорогая сестра. Спасибо за ваше непротивление и рассудительность, дело решилось быстро и к нашей взаимной пользе.
Анна тщательно подбирала слова.
— Для меня это было нелегко, — призналась она, — но я понимала необходимость разбирательства и уверена, что решение вынесено правильно. Со стороны вашей милости было очень мудро питать сомнения. В своем неразумии я даже не представляла, что тут можно обнаружить какое-то упущение.
Генрих пристально вгляделся в нее, потом кивнул:
— Я с самого начала знал, что вы не были моей законной супругой. Я понял это, когда Клеве не смогло предоставить обещанные доказательства, и сказал своему Тайному совету, что совесть не позволит мне довести брачный союз до окончательного завершения, так как чувствовал, что мне нельзя этого делать, раз вы были женой другого мужчины.
— Я понимаю, сир, — сказала Анна, уверенная, что он просто оправдывает свою импотенцию. — И я сама думала, что не нравлюсь вам.
Она не могла устоять перед искушением немного подразнить его и была вознаграждена тем, что бледная кожа Генриха порозовела. Теперь уж он точно смутился!
— Тут не было ничего личного, уверяю вас, Анна. Только то, что я знал: у меня нет права любить вас.
Конечно, Генриху не было известно, что до нее доходили кое-какие слухи. Сейчас Анна отчетливо поняла: он и правда верил в миф, который сам создал.
