Обычно спокойный Ратленд не сумел сдержать недовольства.

— Мадам, предполагать, что Мария — законная дочь короля, — это измена.

— Я не замышляла измены! — испуганно воскликнула Анна. — Король выразил тревогу, что у него всего один сын, и я пыталась помочь ему найти способ, как обеспечить переход власти по наследству к его кровным родственникам.

— Намерение было хорошее, — ответил Ратленд, — и, несомненно, король поймет это и простит вашу неосведомленность. Мадам, вы не пережили этих трудных лет, пока шло Великое дело, когда король пытался развестись с королевой Екатериной, или вдовствующей принцессой, как мне следует называть ее. Для него это остается весьма чувствительным делом. Мой совет вам: избегайте этой темы и вообще вопроса наследования любой ценой.

— Не волнуйтесь, я приму его! — горячо ответила Анна, с отчаянным сомнением размышляя, вернет ли она себе когда-нибудь расположение короля.

К удивлению Анны, Генрих в тот же вечер пришел в ее личные покои. Она была так рада видеть мужа, что бросилась на колени к его ногам.

— Ваша милость, простите меня, если я сказала что-то не то. Я только хотела помочь.

— Вы прощены, — изрек он. — Мне сказали, что вы говорили из одного лишь беспокойства за мою безопасность.

Ратленд, этот добрый, храбрый человек, опять заступился за нее. Она облагодетельствует его, как только появится возможность.

— Я так благодарна вашей милости. Отныне я во всех важных делах буду полагаться исключительно на вашу мудрость.

Генрих сел у огня, и Анна попросила Сюзанну принести ему дорогого сака[111], который он так любил и заказывал в Испании.

— Мне нужно кое о чем спросить вас, Анна, — сказал король, с удовольствием пригубив вино. — Это касается вашей помолвки с сыном герцога Лоррейнского. Что вы об этом знаете?

Анна не колебалась.

— В детстве я была обещана ему в жены, это правда, но позже отец сказал мне, что предварительное соглашение расторгнуто.

— Вы сами не давали ему обещания?

— Нет. Я была слишком мала, а когда стала старше, от меня этого не требовали.

— Хм.

В продолжение всего ужина Генрих оставался погруженным в свои мысли, а потом ушел, оставив Анну в глубокой задумчивости. Зачем, если его так беспокоила ее помолвка, он довел дело до женитьбы и перед венчанием заявил, что не знает ни о каких препятствиях к браку? Какой смысл? Она молилась, чтобы сертификат, о котором упоминал доктор Харст, успокоил разум короля.

Однажды ясным мартовским днем Анна отправилась в сад, взяв с собой для компании только Сюзанну. Разговор зашел об их юных годах. Они делились приятными воспоминаниями: оказалось, что детство у Сюзанны было такое же счастливое, как у самой Анны, хотя проходило в совершенно других условиях. Конечно, ее наперсница пользовалась большей свободой, ей даже позволяли поощрять внимание к себе юношей, что Анна посчитала немного скандальным. Сказать по правде, она позавидовала тому, что Сюзанне были доступны такие вольности.

А потом Сюзанна спросила, совершено невинно, любила ли Анна кого-нибудь до короля.

Анна уставилась на нее:

— Конечно нет. Как я могла? У меня не было возможности. И никто бы мне этого не позволил.

— Естественно, — согласилась Сюзанна. — Но может быть, вы восхищались каким-нибудь молодым человеком издали? Я видела нескольких красивых немецких джентльменов в вашей свите. Там есть один такой с каштановыми волосами, он особенно очарователен.

— Меня учили не давать воли глазам, как учат монахинь, — коротко ответила Анна, боясь, что Сюзанна имеет в виду Отто, и не желая продолжать этот разговор.

Такие вопросы задевали чувствительные струны и слишком приближались к секретным местам. Но откуда Сюзанне знать о том, что случилось между ней и Отто?

После этого Анна стала держаться со своей подругой настороже. Хотя эта девушка нравилась ей, Анна сознавала необходимость не затрагивать даже обиняком некоторых тем и не поощрять слишком большую фамильярность. В сложившихся обстоятельствах так было безопаснее.

Генрих и Анна вместе отпраздновали Пасху в Хэмптон-Корте, и супружеские визиты возобновились. Но ничего не изменилось. Генрих не совершал попыток прикоснуться к ней и выглядел озабоченным. Иногда, лежа рядом с ним, Анна слышала, как король вздыхает и стонет во сне. Хорошо бы он облегчил свою душу и открылся ей. Может быть, она способна помочь ему. Но приходилось ограничиваться попытками ублажить его, не вызвав неудовольствия.

Весна была в разгаре, и Анна любовалась красотой просыпающихся садов Хэмптон-Корта. Больше всего она любила сидеть в маленьком банкетном домике рядом с рыбными прудами. На дворцовой территории было несколько таких садовых построек, и однажды вечером, прогуливаясь и наслаждаясь закатом, Анна услышала музыку и голоса, доносившиеся из одной, расположенной на возвышении в Горном саду. Должно быть, там развлекался Генрих. Чувствуя себя брошенной, Анна смотрела на озаренные свечами окна и слушала, как играют музыканты и смеются мужчины.

— Это место только для джентльменов, мадам, — сказала ей леди Саффолк, делая многозначительное лицо.

Немного приободрившись, Анна вошла в розарий; тут росли сотни кустов, которые велел посадить Генрих. Это было восхитительно! Потом побрела назад через сад душистых трав, вдыхая головокружительный аромат, и застала за работой садовников. Вдруг в порыве чувства она вынула из кармана несколько золотых монет и настояла, чтобы мужчины взяли их.

— Ваши труды доставляют мне такое удовольствие, — сказала Анна, когда они стали, запинаясь, благодарить ее.

Навстречу ей шел доктор Харст.

— Мне сказали, ваша милость в саду, — с поклоном произнес он. — Можем мы поговорить приватно?

— Разумеется. — Анна увела его в свой личный сад.

— Сегодня у меня была аудиенция с королем. Когда он принял меня, я понял: его что-то расстроило. Он не сказал никаких любезностей, но пожаловался на нежелание герцога согласиться на добавление известного пункта в договор. Он распекал меня, мадам! — (Анна легко могла представить это.) — И по-прежнему недоволен тем, что у меня мало нарядов. Сказал, что герцог сослужил вам и мне плохую услугу, не снабдив меня одеждой и свитой, которые соответствовали бы моему положению. Всем своим видом он давал понять, что мое посольство мало значит для него, а это оскорбительно для него самого и для вашей милости.

— О Боже! — Анна покачала головой. — Мне так жаль.

Доктор вздохнул:

— Честно говоря, мадам, я задаюсь вопросом: могу ли быть чем-то полезен герцогу при этом дворе? Я чувствую, что меня здесь презирают или держат за ничтожество. Ни посол императора, ни посол Франции ничуть не считаются с моим присутствием. На самом деле они не соизволили даже познакомиться со мной.

— У посла императора есть на то причины, конечно, — сказала Анна. — Его повелитель становится все более враждебным по отношению к Клеве, и он, вероятно, предполагает, что вы ищете поддержки со стороны короля.

— В настоящее время шансов на это крайне мало, — пробормотал Харст. — Боюсь, я подвожу всех.

— Доктор Харст, — твердо сказала Анна, — мой брат не мог прислать лучшего или более опытного эмиссара. Вы преданы мне и моим родным. Когда вы здесь, я чувствую себя увереннее, так как знаю, что могу рассчитывать на вашу поддержку, если она потребуется.

— Ваша милость, вы очень добры. — Он вздохнул. — Боюсь, у меня нет здесь никакого влияния.

— Мне бы хотелось что-то сделать для вас, но недавно в разговоре с королем я завела речь кое о чем, и его величество предупредил меня, чтобы я не вмешивалась в политику. Я бы попросила о помощи, в которой так нуждается мой брат, но не осмеливаюсь, чтобы вновь не рассердить короля.

Печальные глаза Харста исполнились тревоги.

— Но разрыва не произошло?