— Эдуард, сын мой! — воскликнул Генрих, поднял его на руки и поцеловал. — Анна, вот главное сокровище Англии. Эдуард, поприветствуйте свою новую мачеху.

Он поставил мальчика на пол, и тот поклонился Анне, затем поднял взгляд и посмотрел на нее с очень важным видом. Анне хотелось посадить его к себе на колени, но, казалось, этого лучше не делать. Это был необычный ребенок. Его с рождения окружали почестями как драгоценного наследника великого короля, и, похоже, мальчик уже сознавал это. Анна сделала реверанс, желая, чтобы его глаза потеплели. Может быть, как многие маленькие дети, Эдуард дичился новых людей, но она в этом сомневалась. Он был прирожденный король.

— А вот и достопочтенная леди Брайан, — объявил Генрих, представляя воспитательницу принца Анне.

Леди Брайан входила в лета, но производила впечатление особы распорядительной и преданной своему делу. Пока Генрих расспрашивал ее об успехах сына, Анна пыталась наладить контакт с малышом, который стоял в длинных юбках из красного дамаста и спокойно рассматривал роскошную обстановку приемного зала своего отца.

Анна протянула мальчику купленный специально для него мячик, ярко раскрашенную милую вещицу; такую игрушку она с радостью подарила бы своему сыну.

Эдуард взял мячик, словно бы по обязанности, и сказал без всякого чувства:

— Спасибо, миледи.

Она засомневалась, знает ли он, что делать с этой штукой, и показала, как мячик отскакивает от пола, после чего мягко кинула игрушку обратно Эдуарду. Он, конечно, не поймал его, потому как был слишком мал, чтобы так быстро среагировать, но потом поднял мяч и бросил Анне. Вскоре малыш уже громко хохотал, особенно когда она специально роняла мяч, притворяясь, что никак не может понять, куда он укатился.

— Вон! Вон он! — кричал Эдуард, тыча пальцем, как всякий нормальный ребенок.

Бедняжка! Он не знал своей матери, а отец, высоченный, мощный, одетый в меха и бархат, должно быть, казался мальчику каким-то полубогом и вызывал благоговение. Анна надеялась, что сможет заменить Эдуарду мать. Это пошло бы на пользу и ему, и ей.

Король и придворные наблюдали за игрой.

— Давай, Эдуард, поймай его! — подбадривал Генрих.

Принц настороженно поглядел на него. Тогда Генрих наклонился и поднял мяч, и Эдуард радостно хохотнул.

— Вы скачете на деревянной лошадке, которую я вам подарил? — спросил его отец.

— Да, сир, — прошепелявил мальчик.

— Хорошо, хорошо. — Генрих лучился улыбкой. — Скоро у вас будет настоящий пони для катания. Вам он понравится, правда?

Эдуард задумался. Кони, как и короли, очевидно, пугали его.

— А потом мы научим вас обращаться с мечом! — Генрих замечтался.

Ребенку было всего два года! Глядя на отца и сына, Анна подумала, что, наверное, у короля есть причины желать, чтобы его сын поскорее вырос. Любой внимательный человек увидел бы, что Генрих болен и может не дожить до взросления сына. Вероятно, сам он тоже это понимал.

Когда Эдуард устал от игры, король сел на трон, а сын устроился на стульчике у его ног. Позвали музыкантов. Музыка была одним из любимых развлечений при дворе. Анна уже наняла нескольких исполнителей, и сегодня их позвали играть для короля, чтобы Генрих сам убедился, как они искусны.

— Браво! — воскликнул он, когда заиграли рондо, а придворные по его кивку поднялись и начали танцевать. Принц сидел и таращил на них глазёнки. Генрих наклонился к Анне. — Милорд Кромвель говорит, в Венеции есть очень искусные музыканты-евреи, которые прячутся от инквизиции. Я намерен предложить им убежище в Англии. Они прекрасные мастера. Вы примете их к своему двору, Анна?

— Охотно, сир. — Она улыбнулась, снова радостно изумляясь его доброте.

Анна начинала привыкать к английским обычаям. В ее жизни устанавливался определенный порядок. Бо́льшую часть времени она проводила в личных покоях, работала иглой, играла в карты или в кости со своими дамами и джентльменами. Лучше всего было сидеть за игральным столом с Отто, ведь в таких случаях она могла совершенно законно наслаждаться его обществом. Иногда Анна приглашала кого-нибудь, чтобы развлечь своих слуг, например Уилла Сомерса, королевского шута, остроты которого вызывали много смеха, или акробата, заставлявшего всех разевать рот при виде тройных сальто, которые он вертел. Ханна фон Вилих, время от времени исполнявшая обязанности дежурной фрейлины, принесла Анне попугая. Птица привлекла к себе много внимания экзотическим оперением и смешила всех, повторяя слова, которые нельзя было произносить. Был один момент, когда у нее замерло сердце: король находился у нее в гостях, и вдруг из золоченой клетки, висевшей у окна, раздался крик: «Гарри — плохой мальчик!»

Анна залилась краской, а Генрих резко повернул голову и разразился хохотом.

— Простите меня, ваша милость! — воскликнула Анна. — Попугая назвали Гарри в честь вас. Мы говорим ему, что он плохой мальчик, когда он кусает нас.

Генрих усмехнулся:

— По крайней мере, я не кусаюсь!

Все дамы захихикали.

Анна продолжала уделять время занятиям английским. С помощью коротких, ломаных фраз и жестов она уже могла добиться понимания и кое-как поддерживать простые разговоры, но беглой ее речь никак нельзя было назвать. Хорошо, что королева жила уединенно, — это давало ей возможность лучше овладеть языком до того, как придется выполнять более ответственные публичные роли. В следующем месяце ее коронуют, потом наступит весна, а вместе с ней — Пасха и большие торжества при дворе, о которых говорили ее дамы. К этому времени нужно получше овладеть английским.

Генрих был с ней терпелив. Ждал, не торопя, пока она подберет в голове нужное слово. Постепенно ее словарный запас расширялся. Но росла и тревога: момент коронации приближался, а о ней до сих пор не было сказано ни слова и не делалось никаких приготовлений. Анна напомнила себе, что почившая королева так и не была коронована.

В конце января король пришел к ней ужинать, что случалось два-три раза в неделю. Настроение у него было кипуче-радостное.

— Император рассорился с королем Франции! — ликуя, объявил Генрих. — Я всегда говорил, что любовники из них выйдут неважные! Оба начали искать моей дружбы. Всего несколько месяцев назад они объединялись, чтобы пойти на меня войной!

Анна сияла улыбкой, но в голове у нее завертелись тревожные мысли о возможных последствиях, если Генрих заключит пакт с одним из правителей.

— Император проявляет особенный интерес к возобновлению нашей дружбы, — продолжил Генрих. — Карл так лицемерил по поводу моего отлучения от Церкви, а теперь, очевидно, это не имеет для него значения, пока я на одной с ним стороне в борьбе против этого лиса Франциска! Моя дорогая, это заметно усиливает мои позиции!

Анна не слишком хорошо разбиралась в политике, но понимала: если Генрих заключит новый договор с Карлом, ему больше не нужен будет альянс с Клеве.

Она не могла молчать.

— Сир, вы останетесь другом Клеве? Я вас умоляю. Император угрожает Гелдерну.

Генрих вскинул бровь:

— Не знал, что вы политик, мадам! Ну-ну! Успокойтесь, я намерен сохранить дружбу с вашим братом. В альянсе с императором пока нет никакой уверенности, и если я решусь на него, то потребую гарантий. Я выставлю свои условия! — Он откинулся на спинку кресла и допил вино, очень довольный собой, а потом сообщил Анне еще одну новость: — На следующей неделе вас будет официально встречать Лондон.

Все-таки коронация состоится! Леди Рочфорд говорила, что короли и королевы всегда проходят с торжественной процессией через Лондон, прежде чем отправиться на коронацию в Вестминстерское аббатство.

— На улицах устроят живые картины, из фонтанчиков будет течь вино, — рассказала она Анне.

— Мы выйдем из Гринвича на барке в следующее воскресенье, — говорил Генрих. — Анна, наденьте английское платье.

— Разумеется, сир. У меня есть одно из золотой парчи, я надену его на коронацию.