— Ну, если наш жених не испытывает нетерпения, значит он дурак, — пропыхтела старая няня.
— Он был очень любезен с вами, — сказала Сюзанна.
— Я надеялась на нечто большее, чем любезность, — фыркнула Анна, скручивая между пальцами пояс.
— Дитя, короли женятся ради блага государства, — возразила матушка Лёве, запирая сундук. — Любовь приходит позже. Его любезность — хорошее начало.
Сюзанна, брак которой был основан на любви и которая была безусловно счастлива в нем, бросила на Анну сочувственный взгляд.
— Но должна же быть какая-то симпатия, а я вообще не уверена, что нравлюсь королю. Знаю, я не красавица, но, при всей скромности, скажу, что считаю себя миловидной.
— Вы очень милая, — подтвердила Сюзанна. — А красота зависит от личного восприятия.
— Да, но у меня такой длинный нос и подбородок слишком острый!
— А король — идеал мужской красоты? — с вызовом спросила Сюзанна.
Анна вздохнула:
— Конечно нет. Хотя, смею заметить, говорить такое — это измена. Но главное, разумеется, в том, нравлюсь ли я ему. Помните, я говорила, что король очень настаивал на том, чтобы получить мой портрет? Если бы он ему не понравился, сомневаюсь, что я оказалась бы здесь. Меня беспокоит, что мейстер Гольбейн написал меня в фас, в самом выгодном ракурсе. На портрете не видно моих недостатков, и король, может быть, злится, потому как думает, что его обманули.
Он, без сомнения, разозлится еще сильнее, если узнает о прочих ее «недостатках»: о недостатке девственности, например.
— Анна, портрет был очень на вас похож, и нет никаких доказательств, что король недоволен вами, — заявила матушка Лёве. — У него, вероятно, много забот, которые тяготят его. Он был очень учтив и щедр. Взгляните на украшение, которое он вам подарил, и на эти восхитительные меха! В прошлом он не колеблясь избавлялся от своих жен. Будьте уверены, если бы вы ему не понравились, он без колебаний отправил бы вас назад в Клеве!
Анна не была в этом так уверена.
— Тогда он рискует нажить себе врага в лице моего брата и других немецких принцев и остаться один на один с враждебными Францией и Империей. Нет, он, должно быть, злится оттого, что не может отправить меня домой.
А я хотела бы, чтобы отправил!
— Чепуха! Вы придумываете какие-то невозможные вещи, и на каком основании? Чувство, впечатление! Вы говорите, король проявил к вам любезность, и только, но он поцеловал и обнял вас. Его поведение было совершенно подобающим случаю.
Анна хотела бы иметь такую же уверенность, как матушка Лёве.
— Вот подождите, пока выйдете замуж, — рассуждала няня, — тогда он покажет вам настоящую привязанность мужа к жене.
«Не дай Бог!» — подумала Анна. Явились непрошеные видения того, как она ложится в постель с королем, а ведь это станет реальностью всего через три дня.
Анна не представляла, как вынесет это. Перед глазами стояла только одна картина: как она сжимается от страха на супружеском ложе в брачную ночь…
Недалеко от города Дартфорда Анну ждали придворные, назначенные королем служить ей. Она стояла под ударами ледяного ветра, а Норфолк представлял ей графа Ратленда, кузена короля и ее нового камергера; сэра Томаса Денни, ее канцлера; сэра Джона Дадли, главного конюшего, и всех прочих, кто займет должности в совете, который станет управлять всеми ее делами. Потом архиепископ Кранмер и герцог Саффолк познакомили ее с тридцатью английскими леди и фрейлинами, которые приветствовали свою новую госпожу с должным почтением. К моменту, когда представление новых слуг завершилось, Анна уже промерзла до костей.
— Эти леди отныне будут постоянно служить вашей милости, — сообщил ей Норфолк, когда они проходили через гейтхаус к ее покоям, где, слава Тебе, Господи, наконец-то будет тепло. — Какое-то время они будут выполнять свои обязанности вместе с вашими немецкими помощницами.
Какое-то время.
Анна расстроилась, услышав это; про себя она молилась, чтобы ее соотечественницам позволили остаться. Сюзанна, конечно, никуда не денется, но Анне ненавистна была мысль о расставании с теми, кто верно служил ей и столько времени составлял компанию. Но страшнее всего было потерять матушку Лёве. Она будет молить за нее короля на коленях, если понадобится. Ее забросили в страну, полную чужих людей; она разлучилась с матерью, сестрой и братом, и матушка Лёве была для нее якорем. Страх предстоящего брака терзал бедную невесту днем и ночью, и она нуждалась в своей старой няне, как никогда прежде.
Анна заставила себя слушать Норфолка, который объяснял, что дом, где она находится, — это покинутое аббатство, закрытое королем в прошлом году.
— Король собирается снести его, — продолжил Норфолк в своей обычной бесцеремонной манере. — Он намерен построить здесь прекрасный дворец.
Анна огляделась: вокруг изукрашенные узорами монастырские здания, позади них — большая церковь. В свое время это была прекрасная женская обитель. Анна ощутила укол жалости к сестрам, которых выставили на улицу, бросили в мир, где они должны сами защищать себя. Им-то уж точно некуда податься. За последние четыре года в Англии закрылись почти все монастыри.
В тот вечер Анна вошла в комнату во внутренних покоях короля и обнаружила там ожидавших ее новых придворных дам. Неприятно было сознавать, что теперь ей придется проводить дни с этими незнакомками, ведь королеву редко оставляют без внимания. Она должна расположить их к себе, если хочет существовать в гармонии и иметь моральную поддержку.
Анна попросила женщин подняться из реверансов и сесть. С помощью Сюзанны, которая переводила беседу, ей удалось поговорить с каждой. Главной была племянница короля леди Маргарет Дуглас, рыжеволосая красавица, которая сразу понравилась Анне тем, что тепло приветствовала ее. Следующей по рангу шла дочь Норфолка, миледи герцогиня Ричмонд, вдова внебрачного сына короля; она была весьма миловидна, но вела себя менее дружелюбно, подтвердив подозрения Анны, что семья Говард недолюбливает ее. Да и с чего бы им ее любить, — рассудила она, — ведь они главный католический клан в стране, тогда как сама Анна воплощала собой союз короля с протестантскими принцами Германии.
Герцогиню Саффолк она уже знала, поскольку та путешествовала с ней из Дувра. Кэтрин Уиллоуби оказалась живой, своевольной молодой женщиной решительно реформистских взглядов, ее все любили. По контрасту с ней графиня Ратленд, свойственница короля, показалась Анне немного заносчивой; не отнеслась она с теплом и к сердцеликой леди Рочфорд, так же как к леди Эдгкумбе, от обеих веяло самодовольством, и Анна не раз замечала, как они перешептываются и с многозначительным видом кивают в ее сторону.
Из камеристок ей пришлись по душе Маргарет Уайетт, леди Ли, брат которой был поэтом, и Анна Парр, миссис Герберт, весьма образованная дама, настоящий ученый-гуманист. Заинтриговала Анну Элизабет Сеймур, сестра покойной королевы Джейн и жена сына лорда Кромвеля, миловидное создание с изящными манерами и очень приятная собеседница. Если Джейн была такой же, как сестра, легко понять, почему король глубоко скорбел по ней.
Анна Бассет, дочь леди Лайл, пышногрудая блондинка, оказалась весьма самовлюбленной, как и опасалась Анна. Своим хорошеньким личиком она будет всегда и везде привлекать внимание. Анна решила не просить у короля место для ее сестры; одной представительницы этого семейства при дворе вполне достаточно!
У миниатюрной племянницы Норфолка Кэтрин Говард, одной из фрейлин, на щеках появлялись милые ямочки, когда к ней обращались, и она смотрела на Анну во все глаза. Эта девушка имела развязные манеры и всегда готова была рассмеяться. Хотя Кэтрин сообщила Анне, что ей девятнадцать, она больше походила на девочку: руки и ступни у нее были маленькие, и она искренне радовалась своему новому посту. Анна сразу почувствовала себя ее покровительницей.
Остальные девушки являли собой веселую компанию. Пятнадцатилетняя Кейт Кэри была так похожа на короля, что Анна заподозрила, уж не приходится ли эта девочка побочной дочерью Генриху. Она не удивилась, когда Сюзанна шепнула ей на ухо, что Кейт — дочь Мэри Стаффорд. Ее не взволновало это свидетельство неверности короля; дело прошлое. Анна не думала, что ей придется столкнуться с любовными похождениями супруга, учитывая его больные ноги и ожирение.