Король хохотнул:

— Я всегда любил переодевания, мадам, и риск их последствий! — Пока Сюзанна переводила, он протянул Анне унизанную кольцами руку. — Доставьте мне удовольствие, пойдемте ужинать.

Анна вложила ладонь в его руку, сигнализируя Сюзанне, чтобы та шла следом как переводчик и компаньонка, и король повел их в гостиную, где у камина был накрыт стол для двоих. Сюзанна скромно заняла указанное ей место на стуле рядом с очагом.

— Вы ожидали пира, Анне. Могу я называть вас Анне? — спросил король.

— Анна, ваша милость, — поправила она его.

— Ах! — На мгновение он задумался. — Мне это нравится.

Анна с тревогой подумала: уж не вспоминает ли король о ее тезке, которую предпочел бы забыть навсегда?

— Вместо пира я решил, что мы могли бы познакомиться поближе наедине, — продолжил он.

Она так разволновалась, не зная, были ли они на равных, чтобы знакомиться ближе прямо сейчас, и каких последствий этого знакомства ей ожидать, что совершенно смутилась, однако заставила себя принять кубок рейнского. Вскоре по ее жилам разлилось благотворное тепло, и Анна немного расслабилась. Ужас никуда не делся, но слегка отдалился.

Стол был уставлен яствами. Жареный лебедь в собственном оперении, огромный рождественский пирог с начинкой из мяса и приправленных специями сушеных фруктов, студень из свинины, белое мясо под названием индейка, оказавшееся очень вкусным, и великолепный паштет из оленины. Неудивительно, что король растолстел! И все же, хотя пища была вкусная, Анна ела совсем мало. Ей был отвратителен шедший от короля запах, и она слишком нервничала, так что есть совсем не хотелось.

Манеры короля за столом были изысканными, а беседа, несмотря ни на что, оказалась занимательной. Он говорил о приятных вещах, рассказывал, как празднуют Рождество при его дворе, и о великолепном приеме, который планируется провести через два дня рядом с Гринвичем. Генрих сказал, что их бракосочетание состоится в воскресенье, на следующий день после приема. «Всего три дня», — подумала Анна, впадая в панику.

— Я должен извиниться, Анна, за то, что устроил вам сегодня такой сюрприз, — сказал король. — Я хотел увидеться с вами приватно, прежде чем официально приму вас. Мой предок, король Генрих Шестой, сделал то же самое, когда приехала его невеста, это было сто лет назад.

Анна немного успокоилась, увидев романтическую сторону в своем женихе. Ей нравилось его уважение к истории и традициям. Это давало почву для общения.

— Мне было бы интересно узнать о ваших предках, сир.

Король заулыбался и начал рассказывать о соперничавших королевских домах Ланкастеров и Йорков, отпрыском которых был он сам, о красной и белой розах, их эмблемах, которые соединились в розе Тюдоров — родовом знаке его семьи. Этот символ она уже видела повсюду на королевских домах и ливреях.

Напрасно пыталась Анна по ходу беседы понять короля и угадать, какого он мнения о ней. Англичане, которых она слышала раньше, были людьми сдержанными, к тому же рядом сидела Сюзанна, а разговор через переводчика всегда несколько неестественен. Но Генрих определенно не вел себя как мужчина, очарованный своей невестой. Анна подумала, что тридцать долгих лет у власти сделали его черствым, не станет он нацеплять на рукав повязку с изображением сердца и самые глубокие мысли и чувства привык никому не раскрывать. Может, он так же разочарован в ней, как она в нем, но заставляет себя быть приятным компаньоном. Она была вынуждена признать, что король проявил себя безупречно учтивым и заботливым. И все-таки было в нем что-то от зверя, выжидающего момента для броска. Несмотря на всю свою любезность, он пугал ее; Анна не могла представить интимной близости с ним. Ей приходилось сдерживать дрожь отвращения при мысли об этом.

В конце вечера король поцеловал Анне руку и пожелал доброй ночи.

— Я пообедаю с вами завтра. Мне нужно ждать благоприятного прилива, чтобы вернуться в Гринвич, а он не наступит до вечера.

Когда король уходил, Анна сделала низкий реверанс, и как только шаги его затихли вдали, бросила отчаянный взгляд на Сюзанну и кинулась в ее объятия, воскликнув:

— О Господи! Господи, помоги мне!

Утром пришел сэр Энтони Браун с новыми подарками от короля.

— Это для вас, ваша милость, с комплиментами от его величества.

Анна удивилась, почему Генрих не принес подарки сам, но отвлеклась на роскошные меха, которые были размашисто выложены перед ней, чтобы вызвать восторг: партлет[99] с собольей опушкой, соболиные шкурки, чтобы заворачивать их вокруг шеи, муфта и меховая шапка. Король не мог бы выбрать ничего более подходящего и желанного такой холодной зимой.

Анна надела партлет к обеду и от всего сердца поблагодарила Генриха. Сегодня он был не так общителен, и ей вновь показалось, будто его тяготят какие-то мысли или что-то рассердило, поэтому трапеза прошла в неловком молчании. Наконец королю принесли накидку. Генрих проводил Анну вниз, к дверям, поцеловал ей руку и попрощался. Она стояла на крыльце со своими дамами, махала ему вслед и чувствовала облегчение, видя, что ее жених уезжает.

Если бы только, если бы только она могла собрать вещи и вернуться в Клеве ко всем, кто ей дорог! Если бы король был таким, как на портрете! Глаза Анны затуманились слезами, и она шатаясь пошла в дом, не слыша, что ее окликает Сюзанна. Ей хотелось поскорее отыскать матушку Лёве и выплакать свою печаль на ее мягкой груди.

Матушка Лёве была с ней строга. «Долг всегда нужно ставить выше личных чувств», — заявила она, заново укладывая в сундук личные вещи Анны. Вечером им предстояло отправиться в Дартфорд.

— Ваша почтенная мать сказала бы то же самое, Анна. Как жена, вы обязаны изучить своего супруга и понять, как сделать его счастливым.

— Ничего иного я сделать не посмею, — печально проговорила Анна, глядя в огонь. — Он пугает меня. Я все время думаю про то, что слышала о нем и во что мне так не хотелось верить. Но теперь я боюсь, это была правда. Легко представить его себе грубым и безжалостным.

Каким он будет и со мной, если я не осчастливлю его.

— Тогда вам нужно быть осторожной и слушаться его во всем. Господь послал вас друг другу, и вы должны использовать это к своей пользе. — Матушка Лёве чопорно поджала губы, но глаза ее были полны сочувствия. — Больше никаких разговоров о бегстве в Клеве.

— О, я не посмею. — Анна через силу улыбнулась. — Гнев моего брата будет ужаснее, чем гнев короля. Я думаю, он убьет меня.

И король тоже может меня убить, если узнает, что я родила незаконного ребенка.

Ледяные пальцы страха пересчитали ей позвонки.

В дверь постучали.

— Можно войти, мадам? — спросила Сюзанна.

— Да, конечно, — отозвалась Анна, но при виде своей милой подруги, которая несла целую охапку вещей и смотрела на нее с заботой и сочувствием, ощутила, как на глаза снова наворачиваются слезы. — Мы говорим о короле.

Она знала, что не следует обсуждать его с людьми низшего ранга, но доверяла и Сюзанне, и матушке Лёве. Они понимали, как она несчастна.

— Что вы думаете по поводу этой шарады? — спросила она Сюзанну, помогая ей складывать платья.

Та помолчала.

— Я думаю, он сыграл с вами злую шутку.

— Он извинился. По-моему, у него есть некое романтическое представление о себе как о странствующем рыцаре, который приехал, чтобы удивить свою принцессу.

— Немного же в этом было романтичного! — фыркнула матушка Лёве. — Анна была очень расстроена.

— Я знаю, — кивнула Сюзанна. — За обедом он вел себя отстраненно, и временами мне казалось, он на что-то сердится. Может, какая-то заминка с подготовкой к свадьбе или его расстроили государственные дела.

— Или причина во мне. — Анна вздохнула. — Он приехал специально для того, чтобы повидаться со мной, и не подал ни единого знака, что я ему понравилась, и вел себя вовсе не как нетерпеливый жених.