– Теперь она не может навредить вам, – твердо сказала Джейн. – Вы в безопасности.

– Я знаю, Джейн, – глядя на нее со слезливой хмельной улыбкой, сказал король. – С вами я всегда буду в безопасности.

Потом Генрих ушел, а Джейн на цыпочках прокралась по спящему дому и нырнула в постель. «Прошлой ночью в ней спал Генрих, – подумала она. – Его голова лежала вот на этой подушке. Скоро я снова буду делить с ним ложе. Какая же это радость и какое утешение!»

Джейн не спалось, тревожила мысль: вдруг кто-нибудь видел, как она развлекалась с королем на реке? Если слух об этом распространится, люди будут недовольны. Однако она понимала, почему Генрих устроил эту небольшую водную прогулку. На всех углах люди судачили о том, как его обманывала жена; ему было стыдно, и он старался, как мог, потешить свою уязвленную гордость. Устроив веселую поездку с дамами, он снова почувствовал себя привлекательным мужчиной. Хотя Генрих и верил в виновность Анны, некие угрызения совести за то, что он лишает жизни женщину, которую когда-то страстно любил и которая была матерью его ребенка, видимо, все же терзали его. Он искал забвения в удовольствиях, хотел немного развеяться.

На следующее утро Джейн спустилась вниз и увидела королевского вестника. Он передал ей письмо с печатью короля и небольшой бархатный мешочек. В нем лежало украшенное драгоценными камнями распятие в форме буквы «Тау». Джейн тут же узнала эту вещицу – когда-то она принадлежала Екатерине. Королева ценила это украшение, потому что, как она говорила, крест в виде буквы «Тау» – истинный, именно на таком умер Христос.

Этот подарок нельзя не принять, особенно теперь, когда они вот-вот поженятся. Джейн поцеловала распятие и сразу надела его на шею. Потом она вскрыла письмо и прочла:

Моя милая подруга и госпожа,

тот, кто доставит Вам эти несколько строк от Вашего преданного слуги, передаст в Ваши нежные руки символ моей искренней привязанности к Вам и надежды, что Вы будете хранить его вечно, искренне любя меня. Недавно появилась некая очень дерзкая баллада, направленная против нас. Если Вы видели ее, прошу, не обращайте на нее внимания. Пока мне неизвестно, кто автор этого злобного пасквиля, но, если его найдут, он понесет суровое наказание.

На сем, желая вскоре заключить Вас в объятия, я заканчиваю, оставаясь Вашим любящим слугой и совереном,

Н. R.

Заметно приободрившись, Джейн сложила письмо и убрала его в карман. Скоро оно составит компанию другим посланиям Генриха, которые хранились в маленьком оловянном ларце, где она держала самые дорогие сердцу вещи. Оставшись наедине с собой, она вынет его и перечитает.

В тот день Генрих не пришел, и Джейн провела его, пытаясь отвлечься от страшных мыслей о происходящем на Тауэрском холме и о том, что случится на следующее утро. Она думала о мужчинах, обреченных на смерть за прелюбодеяние с Анной; большинство из них были в расцвете сил, но славное будущее больше не ждало их. Как глупо было рассчитывать, что их преступления окажутся безнаказанными!

Джейн с ужасом сознавала, что последние часы жизни Анны истекают. Родители и Гарри понимали ее смятение. Они предлагали ей прогуляться по парку, сыграть в карты или закончить вышивку налобного украшения для нового капора. В конце концов Джейн согласилась, чтобы Гарри поучил ее играть в шахматы, но показала себя плохой ученицей, потому что мысли ее витали далеко от доски.

После обеда она получила записку от Брайана. Мужчины приняли смерть храбро. Только Смитон признался в преступлениях, а Рочфорд намекнул на то, что заслуживает смерти за более серьезные проступки, чем те, за которые его казнят. Джейн тут же подумала о почившей королеве и епископе Фишере. Неужели это Рочфорд пытался отравить епископа и, вероятно, Екатерину? С него станется. Мерзкий был человек, без него мир станет чище. А вот Норриса Джейн было жаль. Он ей нравился. Даже сейчас она не верила, что сэр Генри мог предать короля.

Осталось недолго, и Анна присоединится к ним. За ужином в тот день Джейн была так взволнована, что одна мысль о еде вызывала у нее тошноту. Сославшись на головную боль, она удалилась в часовню, где стояла на коленях до наступления темноты, горячо молясь о душе Анны и о том, чтобы Господь даровал ей мужество вынести завтрашние испытания и вечный покой после этого.

Наутро Джейн была в таком ужасном состоянии, что мать забеспокоилась.

– Ты ничего не можешь с этим поделать, – сказала она дочери, сжимая ее руку. – Постарайся не думать об этом. Говори себе, что вершится правосудие. Если бы ей дали возможность и дальше творить злые дела, ты бы, вероятно, сейчас оплакивала смерть принцессы или даже самого короля! Не забывай об этом и подумай о ребенке, которого носишь!

– Хорошо, – ответила Джейн, сглатывая слезы.

Только подали обед, как приехал Эдвард.

– Я от короля, – сказал он, когда мать подала ему холодного мяса. – Казнь отложили до завтра.

– Почему?

Все застыли в напряженном ожидании, а Джейн подумала: «Неужели Генрих в последнюю минуту смягчится и помилует Анну?»

– Его милость сам сказал мне. Правосудие должно свершиться на глазах у людей. Но все происходит слишком быстро, нужно больше времени, чтобы собралось достаточное количество свидетелей казни.

Мать нахмурилась:

– Я думала, он хочет скорее покончить со всем этим.

– Вероятно, его беспокоит, как это выглядит в глазах всего мира, – сказал отец. – Не могу припомнить, чтобы я слышал о какой-нибудь английской королеве, которую осудили на смерть.

– Наверное, для нее это ужасно, – сказала Джейн. – Мне и то тяжело сидеть здесь и думать о ее казни. А каково ей знать, что придется пережить еще один день в страхе?

– Думаю, король тоже боится, – сказал Эдвард. – Он выглядит весьма озабоченным. Просил передать, что сегодня вечером придет к тебе ужинать. И еще велел сообщить: вчера архиепископ Кранмер объявил его брак недействительным, так что теперь он свободен и может жениться на тебе.

Он свободен.

– Какое облегчение! – прошептала Джейн. «Разве не может он просто запереть Анну в монастыре, если теперь они разведены?»

– Больше ничто не препятствует вашему браку, – сказал Эдвард. – Скоро ты станешь королевой. Готовы твои новые платья?

– Два готовы, – ответила Джейн. – Остальные доставят завтра.

– Надень одно сегодня вечером. Будь как королева.

Когда стемнело, явился Генрих в накидке и капюшоне. Барка стояла у причала без огней.

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь заметил мой приезд сюда сегодня вечером, – объяснил он, когда за ним закрылась входная дверь. – Толпа у ваших ворот увеличивается. Они выкрикивают ваше имя. С виду кажутся дружелюбными, но, если увидят меня здесь, их настроение легко может измениться. – Несмотря на явное напряжение, он восторженно смотрел на Джейн. – Вы выглядите прелестно. Это платье так идет вам, Джейн.

Она надела пурпурный бархат с отделкой каймой из жемчужин и розовых роз. На ней был крест, который он прислал, и серебристое филейное кружево поверх длинных волос, которые мать сама расчесала с особой тщательностью. Кроме того, леди Сеймур проследила за приготовлением ужина королевскими поварами, которым к этому часу хотелось уже только одного – вернуться во дворец. Тем не менее стол, ожидавший Генриха и Джейн, был роскошен. Она насчитала двенадцать блюд, после чего бросила эту затею. Они сидели в освещенном свечами приемном зале; окно с ромбовидными стеклами было открыто, комнату наполнял благоуханный вечерний воздух, и ждали, пока слуга, отвечавший за столовое белье, накроет салфетками их плечи. Потом было разлито вино, и слуги оставили пару наедине.

Генрих поднял кубок.

– За нас, – сказал он, пристально глядя на Джейн пронзительными голубыми глазами.