– Я получил повышение и стал грумом Тайного совета, – гордо сказал он, – и еще мне намекнули, что меня рассматривают на пост главного конюшего. – Он понизил голос. – А благодарить я должен тебя.

– Не за что, – сказала Джейн; новость ее впечатлила, ведь главный конюший – важная должность. – Ты добился этого собственными силами.

– Нет, Джейн. Это все из-за любви короля к тебе. Я теперь у него в фаворе. У других людей заслуг не меньше, но их оставили без внимания.

Джейн заметила на себе недобрый взгляд Анны и предположила, что королеве известно о повышении Эдварда.

– Кое-кто этого не одобряет, – пробормотала она.

– Леди боится, что теперь ухо короля в моем распоряжении, – тихо произнес Эдвард. – Джейн, тебе не придется больше терпеть ее ненависть. Когда мы переедем в Гринвич и ты поселишься со мной и Нан, то сможешь покинуть службу у нее.

– О, это было бы таким облегчением, – призналась брату Джейн. – В последние недели я почти не живу.

Джейн раздумывала, как сообщить Анне о своей добровольной отставке. Написать официальное письмо? Или рискнуть и сказать ей все прямо в лицо? От этой мысли она вся съеживалась. Женщины распаковывали кладь и убирали вещи по местам, а Джейн никак не могла решить свою дилемму. Наконец, опустившись на колени перед сундуком с постельным бельем, она вдруг услышала разговор Анны с братом:

– Массовый роспуск, вот что он затеял.

– Закрыты будут только мелкие монастыри, – сказал лорд Рочфорд, усевшись на подоконник.

Это был темноволосый мужчина, кто-то мог даже посчитать его красавцем, полагала Джейн, и он знал о своей внешней привлекательности.

– Попомните мои слова, Кромвель закроет их все, – предсказывала Анна. – Разве он не обещал сделать Генриха богатым? Все монастырские богатства перекочуют в королевскую казну, когда часть следовало бы потратить на образование и благотворительность. Но главная задача господина секретаря – снискать благоволение его милости. Боже, как я ненавижу этого человека! Он слишком много на себя берет. Вы знаете, что мне стало известно, братец? В прошлом году он обсуждал с Шапуи желательность восстановления Марии – этого отродья – в правах на престолонаследие.

Рочфорд вскинул брови:

– Да что вы!

– Но прежде я увижу, как его голова скатится с плахи! – кипятилась Анна. – Он считает, у меня вырваны зубы, но я обладаю большей властью, чем ему кажется. – Она зло глянула на Джейн. – Госпожа Сеймур, хватит таращиться на нас, принесите мне вина.

Джейн встала и налила немного рейнского в стеклянный кубок. Она дрожала, чувствуя неприязнь Анны, и больше не могла терпеть ее ни секунды.

– Ваша милость, – сказала Джейн, протягивая кубок королеве, – я бы хотела оставить свое место.

Анна фыркнула.

– Ничто не обрадует меня больше! – бросила она. – И чем скорее, тем лучше. Забирайте свои вещи и уходите прямо сейчас.

– С удовольствием, мадам, – ответила Джейн и вышла, но прежде успела заметить, как у Анны от ее дерзости отвисла челюсть, и довольно улыбнулась.

Придя в спальню, Джейн вытащила свой дорожный сундук, сложила в него одежду и прочие вещи и послала за грумом, чтобы тот проследил за доставкой поклажи в жилище Эдварда. По пути она встретила Марджери Хорсман, которая поднималась по лестнице.

– Я ухожу со службы у королевы, – сказала Джейн. – Буду жить у брата. Не могу больше тут оставаться.

Марджери обняла ее:

– Я не удивлена. Но буду скучать по вас.

– Я тоже, – ответила Джейн. – Я ценю вашу дружбу. Если когда-нибудь у меня будет возможность вознаградить вас за нее, я это сделаю.

Она поцеловала Марджери и поскакала по ступенькам вниз, на свободу.

Апартаменты, оставленные Кромвелем, были просторными и красиво убранными – с расписными фризами, позолоченными рейками на потолках и прекрасной резной каминной полкой. Они состояли из трех комнат и уборной, так что у Джейн была собственная спальня, в которой стояла крепкая дубовая кровать с пологом и вышитыми шторами. Бывшая фрейлина завалилась на нее, ликуя, что ей больше не придется быть на побегушках у королевы и выслушивать от нее колкости.

Нан была в своей стихии. Она страстно желала приехать ко двору, но даже не мечтала, что это произойдет в такой пышной манере. Нан совсем застращала двоих слуг, заставляя их привести комнаты в идеальный порядок, чтобы все блестело и было готово к появлению короля. Жена Эдварда ничуть не завидовала Джейн, ей с избытком хватало удовольствия от предвкушения того, что скоро она будет развлекать за своим столом самого владыку королевства.

В первый вечер, когда Генрих навестил Джейн, он пришел без предупреждения. Дверь, ведущая на его личную галерею, отворилась, и появился он, прекрасный ликом и одетый во все зеленое с золотом. Первым делом ему на глаза попалась Нан. Она была в коричневом платье, с непокрытыми распущенными волосами. Торопливо присев в реверансе, хозяйка упорхнула, чтобы переодеться и принести из дворцовой буфетной холодного мяса и высокий пирог. Генрих усмехнулся ей вслед.

– Я слышал, она здесь всем заправляет, – буркнул он.

Джейн кивнула и состроила гримасу. Она ожидала визита короля в течение двух последних дней. Предвкушая встречу, Джейн надела платье цвета голубиной грудки, которое ей очень шло, и распустила волосы. Медальон с портретом Генриха висел у нее на шее.

– Я поем здесь, просто чтобы ее порадовать, – сказал король, взял руку Джейн и поцеловал. – А потом, полагаю, она и ваш брат удалятся в соседнюю комнату, чтобы, если вы закричите, что я на вас набросился, они услышали и мигом явились на зов. – Он хохотнул.

– Надеюсь, у вас нет таких намерений. – Джейн улыбнулась. – А если есть, я лучше сразу закричу.

Потом вернулась Нан. Выглядела она более презентабельно и рассыпалась в извинениях:

– Это очень скромное угощение, ваша милость. Мой супруг вскоре закончит свои дела и присоединится к нам. – Говоря это, она раскладывала еду по оловянным тарелкам.

– Выглядит хорошо, – похвалил Генрих. – Настоящий пир, леди Сеймур! – Он сел и с удовольствием принялся за еду, прижимаясь коленом к ноге Джейн под скатертью.

Как приятно было снова оказаться рядом с ним!

Вернулся Эдвард и выразил удовольствие по поводу того, что его господин уже прибыл, после чего они очень приятно провели целый час за ужином. Но когда исчез последний кусочек яблочного пирога и Генрих намекнул, что хозяевам пора бы покинуть комнату, Эдвард стал возражать:

– Сэр, я так понял, все это было организовано, чтобы защитить репутацию Джейн. Может быть, лучше оставить дверь открытой?

– Со мной ее репутации ничто не грозит, сэр Эдвард, – нахмурился Генрих. – Я не сделаю ничего такого, что скомпрометирует ее. Вы и ваша добрая супруга будете в пределах слышимости, и это достаточная защита. Или я не рыцарь, которому известны правила рыцарской чести?

– О нет, нет, ваша милость, у меня и в мыслях этого не было, – поспешил заверить короля Эдвард.

Генрих хлопнул его по спине:

– Я знаю. Вы должны простить мне горячность влюбленного. Уверен, вы чувствовали то же к прекрасной Нан.

Та радостно встрепенулась, услышав комплимент. Эдвард с гордостью посмотрел на жену.

– Я и сейчас это чувствую, – галантно сказал он. – Пойдем, Нан, мы удалимся в спальню. Желаю вашей милости доброй ночи.

Это был первый из множества вечеров, которые Джейн провела с Генрихом, сидя у камина, разговаривая с ним, слушая, как он читает стихи, играет на лютне и поет чистым тенором, или занимаясь тем, что обычно делают влюбленные. Поцелуи быстро сменялись ласками, а потом он укладывал ее на ковер перед очагом, и они лежали там вместе, давая и получая удовольствие. Джейн испытывала захватывающие новые ощущения, которые возникали в ее теле. Проходило немного времени, и они прокрадывались в ее спальню, где занимались любовью в постели. Джейн снова и снова отмахивалась от страхов забеременеть. Пока им везло, и это придавало ей храбрости. Кроме того, ее чувства к Генриху постепенно углублялись. И он тоже вовсе не терял к ней интереса, напротив, становился все более пылким. Она чувствовала, что они были и друзьями, и любовниками.