Миска очищенных яблок уже стояла наготове вместе с плошкой заварного крема. Джейн взяла передник и надела его поверх дорожного платья.
Вскоре обе они были по локти в муке и сахаре и даже приготовили крошечное пирожное в форме короны; создавалось впечатление, будто честь этого дома зависит от их кулинарных талантов. Мать решила, что в будущем король должен иметь основательную причину для благосклонности к Сеймурам хотя бы потому, что знатно поел под крышей их дома.
Сейчас не время было обсуждать судьбу Джейн, и если так дело пойдет и дальше, подходящего момента для подобной беседы не подвернется за все три следующих дня. И снова Джейн мысленно поиграла с идеей остаться дома, когда двор тронется в путь.
С улицы пришли Джон с Нэдом, который вился позади старшего брата.
– Дедушка говорит, вы хотите подать вино в саду перед праздничным ужином?
– Скажи ему, что да, – ответила мать.
– Как у вас дела, мальчики? – спросила Джейн. – Я часто думаю о вас.
– Мы здоровы, но учитель слишком наседает на нас во время уроков, – скривился Джон.
– Они хорошо успевают, – сказала леди Сеймур.
– А ваша новая мачеха? – спросила Джейн.
– Она нас не любит, – буркнул Джон.
– Конечно любит, – вмешалась мать, раскатывая тесто так энергично, будто от этого зависела ее жизнь. – Просто у нее такая манера общения.
При этом хозяйка дома встретилась глазами с Джейн и состроила гримасу.
Когда мать удовлетворилась достигнутыми результатами и приготовления были завершены, они поднялись наверх по лестнице, чтобы переодеться к пиру. Джейн надела одно из своих красивейших черных придворных платьев и распустила светлые волосы. Воспользовавшись временным затишьем, пока царственная чета отдыхала, и радуясь, что королеве сейчас прислуживают Марджери и Мэри Норрис, Джейн пошла в домовую церковь.
Отец Джеймс зажигал свечи, и темнота расступалась. Он поднял взгляд и обрадовался, увидев гостью. Она встала на колени, чтобы получить благословение, с горечью отмечая, что священник постарел за время ее отсутствия.
– Как идет жизнь при дворе? – спросил он.
– Сложно, отец, – ответила Джейн. – Не знаю, сколько я еще смогу выносить этот конфликт между верностью двум сторонам и то, что творят с противниками короля. У меня сердце кровью обливается за прежнюю королеву.
Отец Джеймс нервно огляделся, как будто за каким-нибудь гобеленом мог прятаться сам мастер Кромвель, понизил голос и сказал:
– Осторожней, Джейн. Называть ее этим титулом теперь считается изменой.
– Тут никого нет, а по мне, так она и есть королева и останется ею до самой смерти. Я никогда не приму Анну Болейн в этом качестве от чистого сердца.
Месяцами подавляемое возмущение властно поднимало голос.
Старик-священник перекрестился:
– Нам, держащимся истинной веры, лучше хранить молчание, – прошептал он. – Я не Томас Мор, и вы не кентская монахиня. Как и большинство людей, я принес клятву, потому что не ищу мученической кончины. И все же меня тяготит признание главенства короля над Церковью и объявление наследниками его детей от королевы Анны, которая не может быть ему истинной супругой, пока жива Екатерина. Это сидит у меня в горле комком желчи. Но сегодня нам не стоит печалиться о таких вещах. Негоже являться пред очи короля с мрачными лицами. Несмотря ни на что, я обнаружил, что он мне нравится.
– Мне тоже, – призналась Джейн, – даже при том, что я ненавижу его за сотворенное зло. Это Анна своими чарами и коварством сбила его с верного пути. Она использовала религию как средство добиться успеха и богатства, и теперь все мы должны проникнуться ее убеждениями. Это неправильно, неправильно!
– Успокойтесь, дитя мое. – Отец Джеймс прикоснулся к ее рукаву. – Скоро начнется пир. Давайте сегодня наслаждаться жизнью и радоваться. Я уверен, Господу это угодно. Он знает, какую моральную ношу вы несете.
Король сидел в центре главного стола в Широком зале и был очень весел.
– Я рад слышать, что нас ждет славная охота в окрестных лесах! – лучась от удовольствия, сказал он и взял себе еще одну булочку с кремом. – Они превосходны, леди Сеймур.
Мать была вне себя от счастья. Король щедро нахваливал каждое блюдо, которое ему подавали, и, судя по тому, с какой жадностью он их поглощал, похвалы эти не были притворными.
– Сезон весьма удачный, сэр, – сказал отец. – Мы отправимся завтра поутру и дадим вашей милости повод хорошенько поразмяться. Но, боюсь, больше ничего хорошего в наших краях нет. Урожай уничтожен ненастьем.
– Я слышал об этом, – хмуро отозвался король. – Надеюсь, скоро все наладится.
Сэр Джон посмотрел на Джейн, сидевшую за столом между Гарри и отцом Джеймсом, и повернулся к королеве:
– Ваша милость, надеюсь, вы довольны моей дочерью.
Анна кивнула и улыбнулась ей:
– Мне не на что пожаловаться.
Разве это похвала!
– У вас прекрасная семья, – с задумчивым видом сказал Генрих матери.
– Я родила десятерых, сэр, и четверых схоронила, да упокоит Господь их души. – Она сглотнула. – Мы считаем, что нам очень повезло.
– О, быть сельским джентльменом и иметь дом, полный детей, и такой отличный стол! – король вздохнул.
– Ваша милость созданы для более великих дел, – вступил в беседу сэр Джон.
– Да, конечно, – отозвался Генрих. – Но именно такие, как вы, сельские джентльмены и составляют хребет этого королевства. Новые люди, которые исправно служат мне и поддерживают мои реформы.
Анна снова улыбнулась. Джейн почувствовала, как напрягся сидевший рядом с ней отец Джеймс. И еще она поняла, что, хотя король изображал из себя веселого гостя и делал все, чтобы они чувствовали себя раскованно в его присутствии, под его показной беспечностью и благодушием таилось глубокое несчастье. Джейн видела, как глаза короля останавливаются на ее братьях, и представляла себе, что он думает: в его лета надо бы уже иметь несколько здоровых сыновей вроде них. Если бы добрая королева Екатерина родила ему сыновей, то сидела бы сейчас здесь рядом с ним, а не чахла в замке Кимболтон.
После того как унесли блюда с едой, был подан гиппокрас. Король остался за столом, он обсуждал с сэром Джоном местную политику, пока другие мужчины играли в карты или кости. Анна поблагодарила мать и отправилась в постель. У нее явно не было желания провести вечер за разговором с хозяйкой о домашних делах, к тому же мать с трудом держалась на ногах от усталости, ее так и клонило в сон. Даже король заметил это и позволил ей подняться наверх, сердечно поблагодарив за превосходный пир, который она устроила.
– Вы счастливый человек, сэр Джон, ваша жена такая хорошая женщина, – сказал он, глядя вслед леди Сеймур. – Кроткая, хорошего рода и, главное, плодовитая. – Генрих вздохнул. – Это настоящее благословение.
– Я знаю, сэр, – откликнулся отец, и тон его был весьма многозначительным.
Король задумчиво взглянул на него, но ничего не сказал. После чего заговорил о ценах на зерно.
Лиззи и Дороти вслед за матерью отправились спать. Брайан подошел к Джейн, одиноко сидевшей у огня и вышивавшей наволочку в подарок королю.
– Прекрасный вечер, – сказал он, оглядывая ее своим единственным сардоническим глазом. – Но его милость несчастен.
– Надеюсь, не мы тому виной? – тревожно спросила Джейн.
– Нет. – Брайан понизил голос. – Это все та несносная женщина. Вы слышали, как она бранила его по пути сюда, словно торговка рыбой?
Джейн нервно взглянула на короля, но тот был поглощен беседой с ее отцом.
– И у нее были серьезные основания для жалоб?
– О да! – Брайан скривился. – Император хочет, чтобы леди Марию восстановили в праве наследовать престол. Ни к чему говорить, как разозлилась мадам Анна. Полагаю, она опасается, что король это сделает, а ему, вероятно, придется так поступить, если супруга не родит ему сына. Елизавета слишком мала, чтобы править. – Сэр Фрэнсис наклонился к Джейн, так что их лбы почти соприкоснулись. – Но как она может зачать ребенка, если король к ней не приближается?