Подали первую смену блюд. Анна чувствовала, что падчерица следит за ней. А потом, когда вся компания приступила к трапезе и наступила пауза в разговорах, то услышала, как Мария обратилась к леди Рочфорд и произнесла очень отчетливо:

– Не может быть, чтобы королева передала мне подобное послание. Ее величество находится так далеко отсюда. Вы, должно быть, имели в виду, что это слова леди Анны Болейн, так как я не признаю никакой другой королевы, кроме своей матери. В часовне я сделала реверанс перед Создателем леди Анны и моим, а тот, кто описал ей эту сцену иначе, ошибся и ввел ее в заблуждение.

Это было унизительно и обидно. Генрих вспыхнул от злости, но не успел он открыть рта, Анна повернулась к нему и таким же высоким и внятным голосом, как Мария, заявила:

– Клянусь, я смирю эту гордячку!

– Я с нею разберусь, – пробурчал король. – А пока оставим это.

Перед отъездом Генрих отвел Марию в кабинет и продержал там несколько минут. Однако, когда он оттуда вышел, по выражению лица и слезам на глазах Анна поняла, что дочь опять взяла над ним верх.

Теперь живот у Анны стал большим, и она быстро уставала. Месяца через три, по воле Божьей, она родит сына, живое воплощение своего отца. Генрих постоянно суетился вокруг супруги. Он предупредил архиепископа Кранмера, чтобы священники не утомляли королеву слишком долгими проповедями в церкви. Подарил ей для развлечения павлина и пеликана, которого привезли из какой-то далекой земли под названием Ньюфаундленд. Но лучшим подарком для нее стало распоряжение перевести Библию на английский язык. Толчком к этому послужило обращение духовенства, руководимого семью епископами-реформистами, которые были назначены на свои посты благодаря стараниям Анны, после того как она стала королевой. За перевод взялся ученый-реформатор Майлс Ковердейл, свою работу он собирался посвятить Генриху и его новой супруге. Анна обняла и расцеловала короля, когда тот сообщил ей о своем решении.

Она была рада получить от леди Лайл, жены коменданта Кале, пару ржанок к столу, певчую коноплянку в клетке и милую маленькую собачку. Разумеется, у леди Лайл имелись дочери, которых она надеялась пристроить ко двору, а потому желала снискать к себе расположение, но так как доброжелателей у Анны было крайне мало, этот жест внимания согрел ей сердце. Собачка оказалась презабавная. Она глядела на хозяйку задушевным вопрошающим взглядом, и Анна тут же придумала ей имя.

– Я назову тебя Маленькая Почему, ведь ты все время смотришь на меня, будто спрашиваешь почему!

Порадовало Анну и решение Генриха наказать Екатерину за отказ давать клятву верности: ее отправили под домашний арест в замок Кимболтон, который находился еще дальше от Лондона, чем Бакден. Потом король разослал по всей стране герольдов, чтобы предупредить своих подданных: любой, кто станет злословить о его любимой супруге и законных наследниках, будет обвинен в государственной измене. Наказание – смерть.

На второй неделе июля Джордж, теперь лорд-смотритель Пяти портов, отправился с посольством во Францию. Анну он оставил в подавленном состоянии. Ей не хотелось, чтобы брат уезжал накануне рождения ее долгожданного сына. Она нуждалась в Джордже: он всегда разгонял ее страхи или хотя бы просто выслушивал. Мария уехала домой в Хивер, впрочем, от нее было мало проку, да и какая она утешительница? Даже выходки Маленькой Почему или покорная преданность грейхаунда Уриана перестали развлекать Анну.

Неделей позже Генрих обрушил на супругу новость, что его дочь отказалась давать клятву. Когда он ушел, рыча сквозь зубы, что заставит ее заплатить за неповиновение, Анна взяла перо и написала леди Шелтон: «Поколотите ее хорошенько, потому что эта девица – проклятый бастард». Мария получит по заслугам, даже если Генрих этого не одобрит.

Вскоре вернулся Джордж.

– Решено, что в этом году я во Францию не поеду, – сообщил Генрих Анне. – Екатерина и Мария обозлены на вас и могут в мое отсутствие устроить какие-нибудь неприятности.

– Слава Богу! – воскликнула Анна. – Я чувствую себя намного спокойнее, когда вы рядом.

Генрих погладил ее по щеке:

– Осталось уже недолго, дорогая. Доктора говорят, обычно второй раз роды проходят легче.

Они и прошли легче: все заняло не больше двух часов. Ребенок появился раньше, чем рассчитывала Анна. Она еще даже не успела отправиться в уединение. Но страдания оказались напрасными.

Когда повитуха завернула крошечного младенца в пеленку и накрыла его мертвое личико, Анна откинулась на подушку, сотрясаясь от рыданий.

– Почему? Почему? – сквозь слезы вопрошала она. – Почему у других женщин есть сыновья, а у меня нет?

Фрейлины пытались утешить ее, но, когда услышали, что идет Генрих, в страхе отпрянули, восклицая:

– Король! Король!

Анна вся сжалась на смятой постели. Она знала, что наверняка выглядит ужасно: лицо влажно от слез, тело взмокло от родовых потуг – ее еще не вымыли, – и на ней окровавленная сорочка. Она накрылась простыней и покрывалом. Маленькая Почему вскочила на постель и свернулась калачиком рядом, будто чувствуя, в каком отчаянии пребывает хозяйка.

Генрих смотрел на жену обиженно и укоризненно. Взгляд его не оставлял сомнений в том, кого он считает виновником неудачи.

– Мне так жаль! – всхлипнула Анна. – Он родился слишком рано.

– Где он? – требовательно спросил Генрих.

– Здесь, ваша милость. – Акушерка нервно передала королю сверток с мертвым тельцем. Генрих откинул покров с личика.

– О Боже, мой сын, мой маленький мальчик, – бормотал он, убитый горем, и по лицу его струились слезы. – Заберите. – Король сунул сверток обратно в руки повитухе, с усилием возобладал над своими эмоциями и обвел взглядом всех, кто стоял в комнате. – Вы никому об этом не скажете. Если спросят, вы должны отвечать, что у королевы произошел выкидыш. Не говорите, что это был мальчик. Все всё поняли?

Было ясно, что Генрих не хотел выглядеть глупцом в глазах всего христианского мира.

Женщины нервно закивали, выражая согласие.

– Я оставлю вас отдыхать, – сказал король супруге. – Дамы, позаботьтесь о королеве.

Анна лежала и тихо плакала. Все должно было сложиться иначе. Напрасны ее мечты о власти и правлении добродетельных женщин. Все это одни иллюзии, исполнение которых зависит от воли мужчин. Потому что, когда доходит до дела, оказывается, власть женщины обеспечивается только телом – лишь оно позволяет ей удержаться наверху.

Оправилась Анна быстро. В конце июля она уже могла сопровождать Генриха в ежегодном летнем охотничьем туре по королевству. Но дух ее был надломлен: после того как она потеряла сына, король оставался с ней холоден. Ну почему, почему, ведь она тоже оплакивала ребенка? И конечно, переживала, какие последствия эта трагедия будет иметь для нее самой.

Если до родов Анна находилась в подавленном состоянии, то теперь впала в отчаяние. Казалось невозможным подняться надо всеми невзгодами и снова стать той изысканной, остроумной женщиной, в которую когда-то влюбился Генрих. Но тем не менее она должна была снова завоевать его. Он тоже перенес горькое разочарование, но под внешней отстраненностью сердце его продолжало биться любовью к ней. Она должна в это верить.

Особой охоты к любовным утехам Анна не ощущала, однако Генрих вернулся в ее постель. Правда, в его поведении ощущалась натужность, будто он занимался любовью из чувства долга. Анна охотно уступала, зная, что единственный способ удержать при себе короля – это зачать сына. Она себя не обманывала: для них обоих время, проведенное в постели, было безрадостным.

А вскоре Анне открылась и истинная причина. Очевидно, при дворе не было особой тайны в том, что король ей изменяет – и притом с ее собственной фрейлиной! Семнадцатилетней Джоан Эшли, милой девушкой, которую Анна считала скромницей, но более подходящим словом для нее оказалось «проныра». Сама Анна мало доверяла королю, да и хватало тех, кто бросал прозрачные намеки. Один раз она даже застала Джейн Рочфорд за сплетнями об этом деле и была встречена смущенной тишиной. Судя по всему, история тянулась уже довольно долгое время.