– Ей-богу, там будущий король, которым мы будем гордиться! – воскликнул он. – Дорогая, я знаю, что не могу быть с вами, когда родится наш сын, но хочу находиться поблизости. В этом году я не поеду на дальнюю охоту и останусь неподалеку от Лондона.

– Для меня это большое утешение. – Анна пожала руку Генриха.

Он улыбнулся:

– Я распоряжусь, чтобы в каждой церкви совершались молебны о вашем благополучном разрешении от бремени, и попрошу своих любящих подданных молиться Иисусу, чтобы тот, если на то будет Его воля, послал нам принца. Я консультировался с врачами, и все они уверяют, что родится мальчик.

Откуда им знать? Они ни разу не осматривали ее, только спрашивали, как она себя чувствует, и уговаривали о себе заботиться. Деторождение – дело женщин! Анна уже наняла повитуху, которая находилась при дворе, объедалась вкусными блюдами и дни напролет бездельничала, наслаждаясь дворцовой роскошью. Но этой женщине дала прекрасные рекомендации леди Уорчестер.

Когда они закончили трапезу, Генрих повел Анну к астрологу, которого сам пригласил. Она слышала об Гловере, поскольку тот прославился на всю страну предсказаниями будущего. Гловер был не первым из провидцев, с кем советовался Генрих. Как и Анну, короля сильно волновал пол ребенка. Разумеется, все убеждали его, что родится мальчик, но суждение этого Гловера, снискавшего в народе большое уважение, имело особое значение.

Астролог, мужчина с волосами цвета воронова крыла, худым лицом и кустистыми бровями, был полностью погружен в свой собственный мир. Гловер показал Генриху и Анне таблицы небесных конфигураций, потом заглянул в какой-то стеклянный сосуд и долго-долго молчал, прежде чем повернулся к Анне:

– Я вижу, что ваша милость носит ребенка женского пола и правителя страны.

У Анны перехватило дыхание.

– Двоих детей? – резко спросил Генрих. – Принца и принцессу?

– Нет, ваша милость. Я вижу только одного ребенка.

– Как может младенец женского пола быть принцем? – удивился Генрих.

– Мое видение не открывает этого.

– Вы шарлатан! – тоном обвинителя заявил король. – Все говорят, что будет сын!

– Господин король, я знаю только то, что говорит мое стекло, – не сдавался Гловер.

– Не расстраивайтесь из-за него, дорогая, – сказал Генрих Анне, когда астролог удалился. – Он пройдоха!

– Так и есть, – согласилась она, желая поскорее забыть этот неприятный эпизод.

– Генрих, я размышляла о крещении принца. Есть ли в королевской гардеробной специальные крестильные мантии и покрывала?

– Возможно. Екатерина использовала очень дорогую крестильную пелену, которую привезла с собой из Испании, чтобы заворачивать в нее наших детей для совершения обряда.

– Думаете, эта вещь все еще у нее?

Какая сладкая месть – завернуть своего сына в эту пелену.

– Вероятно, – предположил Генрих.

– Вы попросите у нее?

Король по-волчьи осклабился:

– С удовольствием.

Ответ на просьбу пришел быстро. Господа не порадует, если Екатерина последует дурному совету и окажет содействие в столь ужасном деле.

– Как она смеет! – возмущалась Анна.

– Дорогая, она верно говорит, эта пелена – ее личная собственность. Не думаю, что в данном случае могу настаивать.

Как обычно, Генрих оказался беспомощным перед злобой Екатерины.

– Но это пренебрежение!

К изумлению Анны, Генрих на нее накинулся:

– Прежде всего, мы не должны были ее ни о чем просить. Анна, у меня есть более насущные дела. Я только что узнал, что папа объявил ничтожными все решения Кранмера, а наш брак незаконным и недействительным. И теперь весь христианский мир пребывает в убеждении, что мы с вами живем в грехе. Мало того, он пригрозил мне отлучением от Церкви, если я не расстанусь с вами к сентябрю.

– Вы можете не обращать на него внимания! – воскликнула Анна. – Теперь он вам больше не нужен!

– Я и не собираюсь! – крикнул Генрих. – Господь, которому известно мое чистое сердце, всегда благоприятствует моим начинаниям.

Но Анна видела, что за этими громкими словами таился страх. В глазах верных христиан Генрих был раскольником-прелюбодеем, которого вскоре могут лишить благодати Господней. И его враги наготове – только и ждут момента броситься в атаку… Ах, как же важно, чтобы Анна родила сына и показала всем: Бог улыбается Генриху.

– Вчера вечером король много раз танцевал с леди Кэри, – сказала Джейн Рочфорд.

– Они старые друзья, – отозвалась Анна, передавая корзинку с шелковыми нитками Нэн Гейнсфорд.

Ходили слухи, что леди Кэри спала с Генрихом до того, как вышла замуж за сэра Николаса Кэри, но это было давным-давно, еще до истории с Бесси Блаунт. Тем не менее Джейн поглядывала на Анну искоса, со злорадным выражением, будто говоря: «Мне известно кое-что такое, чего вы не знаете».

– Что вы хотите этим сказать, Джейн? – живо спросила Анна.

Джейн, казалось, не хотела выдавать свой секрет, но Анна подозревала, что на самом деле фрейлина наслаждается этой ситуацией.

– Мне не хотелось бы ничего говорить. Возможно, это вообще ничего не значит, но… К тому же ваша милость ждет ребенка…

– И что с того? – потребовала ответа Анна. Другие дамы переглянулись.

– Я видела, как он поцеловал ее, – сказала Джейн.

Анна будто получила оплеуху и взъярилась:

– Поцеловал ее? Так что, это выходило за рамки простой учтивости?

– Мне показалось, это больше, чем просто учтивость, – ответила Джейн.

Анна обвела испытующим взглядом испуганные лица женщин, стоявших вокруг:

– Кто-нибудь из вас видел это?

Нэн Сэвилл с виноватым видом произнесла:

– Да, ваша милость.

– Только один раз?

– Я видела, как он поцеловал ее три раза, – снова подала голос Джейн.

– Ну что же, – попыталась оправдать короля Анна, – вероятно, это был придворный флирт. А теперь займемся делом: какой узор мы должны вышить на этом алтарном покрывале?

Как ей удалось дожить до вечера и вести себя так, будто ничего особенного не произошло, Анна и сама не знала, но к пяти часам она больше не могла выносить эту муку и отпустила всех прислужниц, сказав, что ей нужно отдохнуть. Потом послала за Норрисом – человеком, которому доверяла больше других. Из всех людей именно он должен знать, действительно ли Генрих ей неверен.

– Что я могу сделать для вашей милости? – стоя перед Анной, спросил Норрис.

Для соблюдения приличий в соседней с гостиной спальне, но вне пределов слышимости находилась Мария.

– Сэр Генри, могу я спросить вас кое о чем в строжайшей тайне? – стараясь не заплакать, произнесла Анна.

– Разумеется, мадам. – На лице Норриса отобразились напряженное внимание и тревога.

– Король изменяет мне с леди Кэри?

Норрис смутился. Замялся.

– Ваше лицо дало ответ за вас, – сказала Анна, и из ее глаз полились слезы.

– О моя дорогая леди! – В мгновение ока Норрис опустился на одно колено и взял ее за руки. – Ни за что на свете я не стал бы расстраивать вас.

– Но я должна знать! – всхлипнула Анна. – Если об этом шушукаются мои дамы, то скоро заговорит и весь двор. Он никогда не изменял мне. Восемь лет был верен.

Норрис заглянул в глаза Анне. Он продолжал держать ее за руки, и она все отдала бы за то, чтобы он заключил ее в объятия и успокоил от всего сердца. Ничто другое не могло утешить Анну. Гораздо сильнее, чем сердце, была задета гордость, потому что сердце ее никогда по-настоящему не принадлежало Генриху. Но ведь король обожал свою Анну! Она же особенная – не такая, как Екатерина, которой он изменял много раз.

Непростительным был обман и то, что он сделал ее предметом насмешек для всего двора, особенно для врагов, которые будут смеяться в кулаки или даже более открыто.

Анна не поддалась порыву растаять в кольце сильных рук Норриса и найти в них забвение. Она не опустится до уровня Генриха.