– Дорогая, вы только подумайте, – говорил Генрих, – самые утонченные и образованные умы Европы объявили мой брак кровосмесительным и противным Божественному закону, так что он может быть аннулирован и признан недействительным. Прежде всего, папа Юлий не имел права давать на него разрешение.

– Значит, наш брак совершится? – спросила Анна.

– Через некоторое время, – ответил Генрих. – Я надеюсь, Климент обратит внимание на эти вердикты и аннулирует мой брак, чтобы эта брешь была залатана.

Анна не верила своим ушам: правильно ли она его поняла? Неужели и теперь он по-прежнему собирается согласовывать свои действия с Римом? Ведь он назначил себя главой Английской церкви! И что же, он и правда думает, что теперь папа с распростертыми объятиями примет его обратно в свою паству? Анна отчаялась, потеряла всякую надежду. В сердце своем король оставался верным сыном Римской церкви.

Когда Генрих зачитал вердикт университетов в парламенте и опубликовал его, поднялся неизбежный ропот протеста.

– Самые громкие голоса раздаются со стороны женщин, которые скорее своенравны, чем умны или образованны, – отчитывался Кромвель. – Они обвиняют вашу милость в том, что вы подкупили ученых докторов. Будет разумно подождать, пока не утихнет этот шум, прежде чем действовать дальше.

– Моя книга заставит умолкнуть злые языки, – заявил Генрих. «Зерцало истины» было готово к публикации. – Или мы изыщем более действенные способы добиться тишины.

Книгу Генриха по большей части встретили презрительными насмешками, и Анна никогда еще не была столь непопулярна. Слухи и пересуды, окружавшие историю с Роузом, не смолкали. Когда Анна появлялась на публике, люди шипели ей вслед: «Убийца!»

Все более глубокая печаль поглощала Анну. Она рассчитывала, что, как только университеты выскажутся, Генрих отдаст распоряжение архиепископу Кентерберийскому, тот объявит брак короля недействительным, и тогда они поженятся. Но Генрих ничего не предпринимал, даже сейчас он искал более привычные пути к осуществлению желаемого. В настоящее время король изо всех сил старался спровоцировать Екатерину, чтобы та покинула его и тем дала основания для развода. Когда заболела принцесса Мария и Екатерина билась в отчаянии, желая увидеться с ней, Генрих сказал несчастной королеве, что, если хочет, она может ехать и не возвращаться оттуда. Но Екатерина была неглупа и решила остаться при дворе. Она сказала королю, что не покинет его ни ради дочери, ни ради кого бы то ни было другого на свете. О, она была умна!

Генрих применил иную стратегию. Когда пришло письмо из Ватикана с сообщением, что его дело может быть рассмотрено только в Риме, и нигде больше, король кричал и топал ногами: он никогда на такое не согласится.

– И мне плевать на Климентовы отлучения! – бушевал он, направляясь к Екатерине, чтобы заставить ее отозвать свое обращение к папе.

– Я говорила вам, что она откажется, – устало произнесла Анна, когда король вернулся от королевы в ужасном настроении.

– Она пожалеет об этом, – горячился Генрих. – Я отправлю к ней депутацию членов Тайного совета, пусть призовут ее к благоразумию.

Однако Екатерина отказалась быть разумной. Она твердила, что не подчинится никакому другому решению, кроме принятого Римом. Анне хотелось хорошенько встряхнуть эту несносную женщину.

– Так не может продолжаться! – вспылила она. – Она постоянно вам перечит.

– Согласен, но император – это сила. Шапуи наблюдает за каждым моим шагом. Я не должен спровоцировать войну.

– Император занят битвой с турками на Востоке, – заметила Анна. – Ему не до того, чтобы идти войной на Англию.

– Мне это известно, но будьте уверены, он проявляет пристальный интерес к происходящему здесь. И я не могу угадать, что он предпримет, если Екатерина попросит его вмешаться. Не забывайте, его владения обширны. Подумайте, какую армию он может собрать. Но вы правы, дорогая, эта ситуация не может тянуться и дальше.

В то лето они попеременно проводили время то в Виндзоре, то в Хэмптон-Корте, каждый день охотились, ловили рыбу в Темзе и наслаждались хорошей погодой. Екатерина и Мария приехали вместе с ними в Виндзор, но, к радости Анны, не покидали апартаментов королевы. После того как Екатерина незадолго до отъезда из Гринвича перед всем двором назвала ее бесстыжим созданием, Анна не могла ручаться за свою сдержанность.

В конце июня Генриху исполнилось сорок. Какой-то юношеский задор еще сохранялся в нем, хотя за последнее время король раздался вширь, а волосы под беретом стали редеть. Зрелость шла ему. Высокий, элегантный, мускулистый и грациозный, он до сих пор привлекал к себе взгляды. Некоторые считали его совершенным образцом мужской красоты, но не Анна. Она не была очарована великолепием короля – слишком долго длилось ее знакомство с человеком, который скрывался под впечатляющей наружностью.

Достигнув сорокалетия, Генрих стал задумываться о том, как летит время. В его возрасте достойному мужу полагалось иметь сына, который уже был бы способен орудовать мечом на поле брани. Король часто говорил о своем желании отправиться в новый Крестовый поход против турок, но не мог этого осуществить, пока не обеспечит себя преемником. Желание иметь наследника являлось постоянной темой разговоров и предметом размышлений, мысль эта стала настолько неотвязной, что Анна начала опасаться, а не поздно ли ей вообще вынашивать детей. Ей уже исполнилось тридцать. Вот еще предмет для беспокойства!

– С меня хватит, – проворчал Генрих однажды вечером в июле, когда ввел Анну в приемный зал в Виндзоре и увидел уже сидевшую там Екатерину. – Я уеду от нее, так будет лучше.

Приняв участие в обычном фарсе – реверансе перед королевой – и пройдя к своему месту подальше от центра главного стола, Анна выбросила из головы слова Генриха как очередные пустые угрозы, полагая, что тут нечему радоваться. Однако король доказал ошибочность ее мнения.

– Упрямство Екатерины превратило мои угрызения совести в посмешище. Благодаря ей о моем Великом деле болтают по всему христианскому миру, – ворчал он позже. – Она покрыла меня позором, принесла мне бесчестье. Честное слово, я больше не стану терпеть ее непослушание. Когда мы через два дня переедем в Вудсток, я оставлю эту женщину здесь.

– Вы действительно оставите ее навсегда? – Анна не могла поверить своему счастью.

– Да, дорогая. Мне уже давно нужно было это сделать.

Наконец-то! Наконец-то!

– Вы предупредите ее заранее?

Генрих покачал головой:

– Я не могу вынести еще одну стычку. Когда мы уедем, я пошлю гонца, который передаст ей: мне угодно, чтобы она покинула замок в течение месяца и отправилась в дом, который сама для себя выберет. Она все поймет.

Да, она поймет, однако Анна не могла удержаться от мысли, что это был несколько трусливый способ осуществить задуманное расставание с супругой. Окажись Анна на месте Генриха, она сказала бы Екатерине пару ласковых на прощание! Но король всегда боялся своей испанки и ее могущественных родичей.

Ранним утром прекрасного летнего дня Генрих и Анна верхом покинули Виндзор, оставив Екатерину в неведении, какой судьбоносный шаг предпринял Генрих.

Два дня спустя перед ним, нервно переминаясь с ноги на ногу, стоял гонец и отчитывался: когда он передал королеве известие, что король ее покинул, королева попросила передать его величеству прощальные слова. Гонец откашлялся:

– Ваша милость, она сказала: «Куда бы я ни уехала, я остаюсь его женой и буду возносить за него свои молитвы».

Генрих взбесился:

– Отправляйтесь назад! Скажите королеве, что мне не нужны ее прощальные напутствия! Своим упрямством она причинила мне проблем без счета. Я знаю, она сильно полагается на императора, но пусть поймет, что Господь Всемогущий пока еще сильнее. Пусть прекратит донимать меня и займется своими делами. Я больше не хочу получать от нее никаких посланий.