– Я не смогу тебя возненавидеть, – возразила Анна. – Говори!
Он медлил и не смотрел ей в глаза.
– Я как будто не могу насытиться женщинами: только о них и думаю день и ночь. Я не контролирую себя и не имею сил это изменить. Я… я даже брал силой вдов и лишал девственности девиц. Для меня все едино, – выдавил из себя Джордж.
Это признание потрясло Анну до самых глубин существа. Ее брат, которого она любила, как саму себя, признавался в насилии – самом гнусном из всех преступлений. Это было непостижимо. Неудивительно, что Джейн от него отвернулась!
– Нужно себя контролировать! – прошипела она и, подскочив, дала ему крепкую пощечину. – В тебе нет уважения к женщинам.
– Я не могу удержаться. – У Джорджа был совершенно подавленный вид; щека покраснела от удара. – Такова моя натура, иногда я ненавижу себя за это. Но в любом случае я не могу любить Джейн. Она испорченная. Она… она хотела видеть меня с одной из моих любовниц.
– Ради всего святого! – воскликнула Анна. – Что происходит с вами обоими? Джордж, эта несдержанность не доведет до добра. Ты хочешь подцепить сифилис? Ты должен следить за женой и положить конец ее дурному поведению. Перестань бросаться на других женщин! Мало найдется худших вещей среди того, что может сделать мужчина. Ты хоть представляешь, какую боль и какие несчастья это приносит? Посмотри на сестру Марию!
Джордж повесил голову:
– Я постараюсь, Анна. Честно, постараюсь.
Он протянул руку, но сестра не приняла ее, а, резко бросив:
– Я иду спать! – покинула брата.
В эту ночь Анне не спалось, она лежала без сна и пыталась свыкнуться с мыслью, что ее любимый брат принадлежал к тому разряду мужчин, которых она больше всего презирала. К утру она поняла: хотя Джордж горько и убийственно разочаровал ее, она не перестанет любить его. Они были слишком близки, чтобы такое могло произойти.
В середине августа Анна вернулась в свои гринвичские апартаменты рядом с турнирной площадкой. Генрих немедленно явился к ней и обнял так крепко, словно готов был не отпускать вечно:
– Дорогая! Вы представить себе не можете, как целительно для меня видеть вас в столь добром здравии. Я каждый день благодарю Господа за то, что он вернул вас мне.
– А я благодарю Его за ваше избавление от болезни.
– Он всегда благосклонен к праведным, – заметил Генрих, наконец отпуская Анну. – Надеюсь вскорости услышать о прибытии в Англию кардинала Кампеджо. Очевидно, он отложил поездку, так как был нездоров, а потом, разумеется, не мог приехать из-за потливой лихорадки. Но я верю, скоро он появится, и тогда, дорогая, закончится наше томительное ожидание.
Анна тоже отчаянно надеялась, что наступил конец всей этой неопределенности, домыслам и пересудам.
– Прошло уже восемнадцать месяцев с тех пор, как вы попросили меня выйти за вас замуж, – напомнила она. – Я не рассчитывала, что придется ждать так долго.
– И три года, как я влюбился в вас, – гладя ее по волосам, пробормотал Генрих и приподнял ее лицо за подбородок, чтобы поцеловать. – Но крепитесь, скоро все будет хорошо. – Потом взял лютню Анны. – В ваше отсутствие я написал для вас песню. Мелодия так и крутится у меня в голове, и это хорошо, потому что она постоянно вызывает у меня перед глазами ваш образ. Я так хотел исполнить ее вам, моя дорогая.
– Жажду услышать ваше сочинение, – отозвалась Анна.
Теперь она искусно умела заставлять Генриха верить, будто, как и он, пылает страстью. Однако песня, которую король исполнил своим чистым тенором, оказалась действительно волнующей.
Adieu madame, et ma maîtresse,
Adieu mon solas et ma joie!
Adieu jusque revoie,
Adieu vous dis par grand’ tristesse!
[39] Когда-нибудь, надеялась Анна, она, возможно, почувствует настоящую любовь к Генриху, в ней возникнет чувство, подобное тому, какое она испытывала к Норрису. Когда на следующий день она увидела в свите короля сэра Генри, то не подала виду, что заметила, дабы не выдать себя. Тем не менее она знала: он следил за ней взглядом, и ощущала исходящее от него тепло.
Джордж и его неудачный брак продолжали тревожить Анну. Она хотела как-нибудь помочь, поэтому отыскала Джейн и пригласила на ужин в свои покои. Дамы начали с обмена любезностями, но Джейн вела себя настороженно, явно считая, что Анна примет сторону Джорджа или что все Болейны замараны одними грехами. Анна решила развеять эти иллюзии.
– Джордж признался, что был неверен вам, – сказала она.
Наступила тишина.
– Полагаю, он сообщил вам, что я отвечала ему тем же, – ответила Джейн, обиженно выпятив губы.
– Да. Дорогая сестрица, почему вы так несчастливы вместе?
– Он животное! – взорвалась Джейн. – Я не могу сказать, что он делал со мной: вы наверняка не поверите.
– Испытайте меня. – В душе Анна сомневалась, что действительно хочет это услышать. – Все сказанное останется между нами.
– У него… такой чувственный аппетит.
– Знаю. Это не секрет. Он всегда был любителем женщин, но я надеялась, все уладится после брака.
– Я говорю не об изменах. – Джейн начала всхлипывать. – Я говорю о его пороках. Он заставлял меня… Стыд не дает мне произнести подобное вслух… О Боже, это было мерзко и отвратительно – позорище! – Она закрыла лицо руками.
При французском дворе Анна наслушалась о разных сексуальных практиках, но понятия не имела, о чем толкует Джейн. Может быть, ее невестка слишком наивна и не понимает, что нормально, а что нет? Правда, Джордж называл ее порочной.
– Честно говоря, я в затруднении, – призналась Анна.
– Вам следует радоваться своему неведению, – отозвалась Джейн. – То, что несколько раз делал со мной Джордж, – гнусный грех против Господа.
Анна пришла в еще большее недоумение:
– Если вы не выразитесь более определенно, я не смогу помочь.
Джейн покраснела.
– Так делают животные! – выпалила она.
Анна облегченно выдохнула, вспоминая эротические рисунки, которые видела во Франции.
– Но здесь нет ничего противоестественного, – заметила она.
– С каких это пор содомия естественна? – прошипела Джейн.
С Джорджем Анна говорить не стала. Отправила все, о чем узнала, в тайники своего сознания – так далеко, чтобы больше не иметь с этим дела. Она знала, что ей следует ненавидеть Джорджа как худшего из мужчин на всем белом свете, но не могла.
Она попыталась выразить сочувствие Джейн, но та не приняла его. После первого признания она отказалась дальше распространяться о проблемах своего брака и вскоре попрощалась. С тех пор во время их редких встреч – а Анна подозревала, что Джейн ее избегает, – невестка выглядела еще более отстраненной, даже обиженной. Складывалось впечатление, будто она винит Анну за то, что та заставила ее разоткровенничаться.
Впрочем, у Анны хватало и собственных дел. Королева Екатерина по-прежнему руководила двором. Когда они встречались лицом к лицу, она была достаточно корректна, но жизнь под одной крышей не доставляла радости им обеим.
– Мое положение ненормально, – однажды вечером пожаловалась Анна Генриху, когда они ужинали с кардиналом. – Я не фрейлина и не жена. Для меня нет места при дворе.
– Для соблюдения приличий, госпожа Анна, вам было бы лучше иметь собственный дом, – заметил Уолси.
Человеку со стороны или не слишком осведомленному в те дни могло показаться, что они с кардиналом лучшие друзья, так умело Анна изображала симпатию к нему и благодарность за предполагаемые старания завершить Великое дело.
– Согласен, – откликнулся Генрих. – Я мог бы посещать вас там, дорогая. Мы должны найти для вас дом.
Анна на мгновение задумалась:
– Раз ваша милость так часто бывает здесь, в Гринвиче, я бы хотела поселиться где-нибудь неподалеку.