Служба у королевы была оставлена. Генрих понимал, что это неприятно им обеим, а потому отвел Анне отдельные покои с отдельным входом с галереи над турнирной площадкой – обычно их предоставляли фаворитам – и велел повесить в них прекрасные гобелены, поставить резную кровать с балдахином и снабдить хозяйку жилища роскошной серебряной посудой.

Как прекрасно иметь собственные апартаменты и досуг, чтобы наслаждаться жизнью!..

– Это всего лишь предвкушение того, что вы получите в свое время, – обещал Генрих.

Теперь Анна могла развлекать своих друзей в приватной обстановке и проводить время за музицированием, сочинением стихов, карточными играми и сплетнями. Джордж приходил к ней почти каждый день, иногда брал с собой Джейн, но та явно чувствовала себя неуютно среди леди и джентльменов, многие из которых были своекорыстны и заполняли покои фаворитки короля в поисках веселья, остроумных разговоров и королевских милостей. Анна вздохнула с облегчением, когда невестка перестала заглядывать к ней.

В начале мая у ее дверей появился Генрих:

– Доктор Фокс вернулся из Рима.

А вот и сам добрый вестник, стоит за спиной короля.

– Добро пожаловать! – приветствовала гостя Анна, стараясь не захлебнуться в волне радостных надежд. – Вы привезли нам хорошие новости?

– Ваша милость, госпожа Анна, это не совсем то, на что мы надеялись, но его святейшество согласился прислать кардинала Кампеджо в Англию для слушания дела вместе с кардиналом Уолси. Однако нам не удалось убедить его дать поручение, наделяющее кардинала Уолси полномочиями для вынесения решения. Тем не менее, сир, мы оба полны оптимизма, учитывая расположение его святейшества к вашей милости.

– Это прекрасная новость! – воскликнула Анна. – Благодарю вас, доктор Фокс, благодарю вас!

Генрих взял ее за руку и повел к кардиналу, сгорая от нетерпения передать ему известие.

– Прекрасно, прекрасно! – сказал Уолси, нервно поглядывая на Анну.

Но вдруг подал голос Фокс:

– Тут имеется одна причина для беспокойства, ваша милость. До его святейшества дошли слухи, что мистрисс Анна – простите меня, госпожа, – ждет ребенка, и он склоняется к мысли, что она может быть не достойна стать королевой.

– Это злостная клевета! – возмутилась Анна.

Генрих готов был метать громы и молнии.

– Ради Бога, я не допущу, чтобы на вас возводили напраслину! Милорд кардинал, вы сейчас же напишете папе и проинформируете его, что он без нужды тяготится грузом ужасного заблуждения, в которое был введен злыми языками. Вы подчеркнете совершенную добродетель госпожи Анны, ее целомудрие, благочестие, мудрость, ее благородное происхождение от королевских кровей, прекрасные манеры, молодость и очевидную способность вынашивать детей. Вы скажете ему, что это те основания, на коих покоится мое желание, и качества, за которые госпожу Анну высоко ценят и уважают здесь.

Уолси энергично кивал, выражая одобрение.

– Я напишу немедленно, сир, – пообещал он. – Мир должен знать правду о госпоже Анне, – и поклонился в ее сторону.

Однако мир – по крайней мере, английская его часть, – казалось, вместо кардинала прислушивался к полоумной монахине из Кента, которая распространяла в народе дикие пророчества и заявляла, что у нее бывают святые видения.

– Эта неугомонная особа публично высказывается против меня, – сказал Анне раздосадованный Генрих. – Она сумасшедшая, но собирает вокруг себя огромные толпы, где бы ни появилась. Теперь, как мне сообщили, она предсказывает, что если я откажусь от законной жены, как она называет Екатерину, то больше не буду владыкой в этом королевстве и умру как смерд. – Он пожал плечами. – Это невероятно!

Анна встревожилась:

– Генрих, если невежественные люди верят ее фантазиям, вы должны предпринять против нее какие-нибудь действия.

– Дорогая, она просто безобидная сумасшедшая, – возразил он. – Не обращайте на нее внимания.

Тем летом в Лондоне снова появилась страшная потливая лихорадка. Люди заражались ею с ужасающей скоростью. Одиннадцать лет назад эта болезнь унесла жизни старших братьев Анны. Сама она тогда находилась во Франции и не испытала всего ужаса подобных эпидемий, а теперь ее охватил страх, что в любой момент лихорадка может сразить ее, что, проснувшись утром здоровой, она умрет к обеду. Любые незначительные симптомы недомогания – ощущение легкого перегрева, вполне естественное в жарком мае, или едва заметная тяжесть дыхания – воспринимались как зловещие признаки. Некоторые говорили, что помогает кровопускание. Генрих полагался на действенность какого-то варева из трав в патоке. Но Анна не верила ни в то ни в другое. Когда доходило до дела, не было никакого способа уберечься от болезни, кроме избегания контактов с теми, кто уже заразился.

Анна беспокоилась, слыша от людей, будто этот приход потницы является наказанием Божьим королю за его отказ от своей законной королевы. Но к Генриху зараза не приставала.

– Они могут с тем же успехом заявлять, что это наказание мне за жизнь с ней в грехе! – рычал он. – Не тревожьтесь, дорогая.

Генриху сообщили, что количество зарегистрированных в Лондоне случаев потливой лихорадки возросло до сорока тысяч. Анна присутствовала при этом и видела, как с лица короля сошла краска. Несмотря на всю свою храбрость – а этот человек искал славы на полях сражений во Франции, – он испытывал непреодолимый страх перед болезнями, и неудивительно, учитывая, что у него не было законного наследника.

– Мы должны покинуть Гринвич, – произнес король хриплым от страха голосом. – Двор уезжает завтра.

Он рассуждал сам с собой, куда лучше податься и какие части страны наиболее безопасны, когда пришло известие, что потница вторглась и в королевский двор: заболели двое слуг и сэр Генри Норрис.

Анну затрясло. Нет! Норрис не должен умереть! Бог не совершит такой жестокости. Она силилась успокоиться.

– Боже, Боже, только не Норрис! – причитал Генрих. – Лучший из моих джентльменов, храни его Господь! Я буду молиться за него, – продолжал король. – Мы уедем сегодня же. Я прикажу распустить двор. Дорогая, вы дрожите. Не бойтесь, умоляю вас. Мы поедем в Уолтхэм в Эссексе, где у меня есть небольшой дом. Там мы будем в безопасности. Это далеко от заразы.

– А как насчет королевы? – спросила Анна.

– Она тоже должна поехать. Я не могу отослать ее в такое время. Помните, пока не вынесено решение, все должны видеть, что я забочусь о ней как о своей жене. – Он кликнул слуг и, повернувшись к Анне, добавил: – Мы возьмем с собой совсем небольшую свиту.

«Жить бок о бок с Екатериной будет нелегко», – подумала она, хотя королева продолжала демонстрировать любезность, пусть и отстраненную. И еще будет трудно скрывать свой страх за Норриса. По крайней мере, Генриха будут информировать о течении его болезни.

В Уолтхэме Анну поместили вместе с дамами королевы, ни одна из которых не могла сказать ей в те дни доброго слова. А Генрих, к досаде Анны, бóльшую часть времени проводил с Екатериной, когда не запирался в своем кабинете для проведения экспериментов с лекарствами от потницы. Анна подозревала, что король накапливает заслуги перед Господом на случай, если его брак признают законным, чего, разумеется, и быть не могло. Однако Генрих предстал перед ней с другой стороны: она начала понимать, как сильно он на самом деле боится гнева Божьего.

Уолси, который уже переболел потливой лихорадкой и был к ней невосприимчив, писал часто. Норрис, к счастью, шел на поправку, за что Анна втайне возносила прочувствованные хвалы Небу. Пока бушевала лихорадка, все дела государства, кроме Великого дела, застыли в подвешенном состоянии, но у кардинала хватало занятий, которые держали его без сна до самой ночи.

– Напишите Уолси, дорогая, – попросил однажды вечером Генрих, когда Екатерина легла спать и они урвали часок уединения в тиши личных покоев короля. – Поблагодарите его за усердие.