– За неизменную целомудренность вас называют Святой Агнесой! – посмеиваясь, сказала Мария, когда они сидели и болтали в одной из дворцовых комнат, отведенных Уиллу Кэри как одному из джентльменов короля.

Первое время, пока Анна еще мало кого здесь знала, она в свободное время часто приходила к сестре. Мария угощала ее хорошим вином с марципанами и посвящала во все придворные сплетни.

– Говорят, никто не принимает вас за англичанку, но только за прирожденную француженку. Может быть, не слишком хорошо казаться такой, раз мы воюем с Францией?

– Какая разница, – отозвалась Анна. – Я не могу не быть собой. И, кроме того, сомневаюсь, что отец купит мне новые платья в английском стиле. В любом случае я заметила, что некоторые дамы уже копируют мои наряды.

Мария пожала плечами:

– Что касается нарядов, нам, вероятно, придется взяться за шитье. Уилл говорит, скоро будут устроены торжества по случаю приезда имперских послов. Они собираются вести переговоры о помолвке принцессы Марии с императором.

– Но она еще дитя! – Анна вспомнила бургундский двор и холодного, презрительного эрцгерцога Карла с его тяжелой отвисшей челюстью. Теперь он был королем Испании и императором Священной Римской империи – самым могущественным человеком в мире, и ему было уже двадцать два года. Сердце Анны обливалось кровью от жалости к малютке-принцессе, которую обручат с таким неказистым мужчиной. – Он ей в отцы годится! Девочке всего шесть лет!

Тем не менее она прекрасно понимала, почему король, явно обожавший свою дочь, готов был отдать ее, несчастную малышку, замуж за человека, который был почти в четыре раза старше. Отец Анны сделал бы то же самое, если бы представилась такая выгодная возможность.

– Она будет императрицей. Этот брак принесет ей славу, – говорила Мария. – Я думаю, королева рада. Император – ее племянник. Ну, как бы там ни было, а планируется устроить живые картины для короля, королевы и послов. Празднество состоится во дворце Йорк у кардинала Уолси. Ты хочешь участвовать? Я могу замолвить за тебя словечко.

– Очень бы хотелось. – Анна улыбнулась, стараясь не думать о бедной маленькой принцессе.

Через два дня король пришел навестить жену и дочь. Он стал еще мощнее и солиднее, чем раньше, – крупный мужчина с величавой внешностью и при этом легкий в общении, хотя, судя по прищуру глаз, рыжим волосам и поджатым губам, Анна легко могла представить, каким опасным становился этот человек, если его провоцировали. Только в прошлом году он отправил на эшафот своего кузена, герцога Бекингема, якобы за попытку захватить трон, после чего Пенсхерст, где когда-то служил брат Анны Томас, был конфискован короной. Отца назначили управляющим имением, и к его многочисленным должностям прибавилась еще одна.

Король наклонился поцеловать королеву и очень нежно заговорил с ней. Потом ему представили Анну. Генрих по-прежнему мало привлекал ее, однако, когда король задержал на ней пронзительный взгляд своих синих глаз, она была вынуждена признать, что в нем есть особый магнетизм. Разумеется, причины тому – власть, которой он обладал, и его выдающиеся таланты. К тому же человек он был высокообразованный. Когда король проверял познания принцессы в латыни и французском, обращаясь к ней на этих языках, то говорил бегло, а когда позднее сыграл на лютне для королевы и ее дам и спел одну из песен собственного сочинения, то привел всех в полный восторг.

А еще он любил свою жену. Нет, Анна не забыла инцидент с Этьенеттой де Лабом; несомненно, были и другие – короли всегда остаются королями, и она уже давно убедилась в этом на примере развратника Франциска, – но союз Генриха и Екатерины выглядел хорошим, крепким. Это видели все. Тем не менее часть присутствовавших в покоях дам не могла отвести от короля глаз, а некоторые просто из кожи вон лезли, лишь бы привлечь к себе его внимание. Анна не сомневалась: Генриху достаточно шевельнуть мизинцем – и полдюжины из этих женщин охотно упадут в его объятия, а то и сразу в постель. Однако король, глубоко вовлеченный в беседу с женой и дочерью, не обращал на них внимания.

Сидя на украшенной трибуне сбоку от турнирной площадки, Анна следила за лицом королевы в момент, когда король в сияющих доспехах, на покрытом роскошной попоной белом жеребце выводил участников состязания на ристалище. Екатерина смотрела на мужа с таким обожанием, будто на святого. Вот Генрих развернул коня, поклонился супруге с седла и опустил копье, чтобы она дала ему знак своей благосклонности; королева оживленно потянулась вперед и повязала на древко копья шарф цветов Испании. Послы императора, сидевшие между нею и кардиналом Уолси, одобрительно заулыбались. Потом король отвернулся, и Анна заметила, что лицо королевы изменилось. Екатерина смотрела на серебристую конскую попону, на которой был вышит девиз: «Она ранила мне сердце».

Вероятно, это всего лишь элемент любовной игры, правила которой Анна хорошо знала, но у королевы был потрясенный вид. Затем она, казалось, пришла в себя. Тем временем другие рыцари приближались к трибуне и дамы, толкаясь, дарили им знаки своей симпатии. Какой-то джентльмен салютовал Анне. Она узнала Джеймса Батлера, который улыбался ей из-под забрала.

– Моя избранница! – провозгласил он.

Анна не желала его внимания, не хотела публично признавать себя будущей супругой этого джентльмена, но знала: отказать будет грубо, поэтому со всей возможной грацией, какую только смогла изобразить, повязала свой платок на его копье, и Батлер ускакал вполне счастливый.

Начался турнир, и на площадке появился Генри Норрис. Сердце Анны екнуло. Сэр Генри выглядел еще прекраснее, чем запомнился ей, но на данном ему знаке любви были ясно видны цвета рода Файнс. Анна оглядела сидевших на балконе женщин и увидела среди них Мэри Файнс – она подбадривала мужа. Ничего не оставалось, как отвести глаза.

Джеймс Батлер проявил себя доблестно и выиграл приз, получая который сделал поклон в сторону Анны, демонстрируя миру, что подвиг был совершен в ее честь. Однако король превзошел всех и под громовые аплодисменты зрителей одержал решающую победу.

Покидая королевскую трибуну следом за Екатериной, Анна старалась держаться к ней поближе в надежде, что Джеймс Батлер не станет ее отыскивать. К счастью, ей удалось избежать встречи с поклонником, затерявшись в толпе людей, которые устремились в павильон, где были поданы закуски. Король находился там, он громко похвалялся своими подвигами перед королевой и восхищенной толпой придворных и фрейлин. Анна задумалась, кто мог пронзить его сердце? И посмел отказать ему? Кем бы ни была эта женщина, Анна молча ей аплодировала.

В тот вечер король и королева ужинали наедине с послами, а свободная от своих обязанностей Анна поспешила в комнаты Марии, чтобы добавить последние штрихи к костюму, который должна будет надеть через два дня для участия в живой картине. Верная слову, Мария выпросила для сестры одну из вожделенных многими ролей. Несомненно, благодаря влиянию Уилла Кэри.

Анна удивилась, застав Марию в подавленном настроении; сестра была поглощена какими-то своими мыслями. Попыталась изобразить радостное оживление, но безуспешно.

– Я знаю, что-то происходит, – сказала Анна, беря в руки тяжелое платье из белого шелка, чтобы закончить на нем вышивку золотой нитью.

– Я не смею тебе открыться, – пробормотала Мария.

– Давай же, это необходимо, – настаивала Анна. – Иначе я буду тревожиться.

Темные глаза Марии наполнились слезами. Она всегда так красиво плакала.

– Обещай, что не расскажешь об этом ни одной живой душе, особенно Уиллу, – выпалила Мария. – Король пытается соблазнить меня, но я не хочу! – Она начала всхлипывать, больше не контролируя себя.

– Какой ужас! – воскликнула Анна. Теперь девиз на попоне коня Генриха приобрел отвратительный смысл. – Ты должна сказать «нет»!

– Я сказала! А он рассердился. – Мария промокнула глаза платком. – Это началось в Рождество. Он делал мне комплименты, дарил подарки, и я думала, что он просто хочет сделать мне приятное. Но потом он стал намекать, мол, готов проявить настоящую щедрость, а в прошлом месяце даровал Уиллу земли. Он был польщен, но я-то знаю, что это такое на самом деле: приманка, подтверждение, что меня хорошо наградят.