– Я не оставлю ее при дворе, чтобы она продолжала изводить меня своим нытьем! – заявил он.
Мария де Салинас тоже покидала двор. Получив права подданной английского короля, она собиралась выйти замуж за лорда Уиллоуби. Мария вся сияла, она с головой ушла в любовь, и Екатерина радовалась, что ее подруга наконец-то нашла себе достойную пару.
– Ох, я буду скучать по тебе, моя дорогая, – сказала она, обнимая на прощание свою наперсницу. – Ты так много пережила вместе со мной за прошедшие пятнадцать лет.
– Я тоже буду скучать по вас, ваше высочество, – со слезами на глазах ответила Мария, – но мы можем навещать друг друга. Я буду приезжать ко двору как можно чаще, и надеюсь, ваша милость посетит нас в нашем новом доме в Линкольншире.
Король подарил супругам на свадьбу замок Гримсторп.
– Охотно! – согласилась Екатерина. – Лорд Уиллоуби! – (Крупный, представительный мужчина с добрыми глазами выступил вперед и поклонился.) – Я знаю, вас не нужно просить хорошо заботиться о моей Марии, вы и так будете это делать, но я прошу вас иногда отпускать ее ко мне. Она была моим верным другом.
– Мадам, для меня будет большим удовольствием привозить Марию ко двору, когда бы вы ни пожелали этого, – ответил добряк Уиллоуби.
После множества поцелуев и объятий они уехали, и Екатерина почувствовала себя брошенной. Но по крайней мере, Мария была счастлива со своим Уильямом.
К счастью, у Екатерины оставались малышка Мария, которая занимала все ее мысли, а также Маргарет Поул и Мод Парр – они должны были заменить уехавшую. Мод теперь имела постоянное жилище при дворе и проводила время частью здесь, а частью – в доме мужа на Стрэнде, где следила за воспитанием детей. Генрих вернул Маргарет Поул графство Солсбери, которое было образовано стараниями ее благородных предков. С улучшением положения матери умный и весьма одаренный сын Маргарет Реджинальд был избавлен от печальной участи влачить жалкое существование в аббатстве Сион. Одаренный особым покровительством Генриха, он теперь обучался в Оксфорде за счет короля. Екатерина подозревала, что ее супруг, как и она сама, чувствует потребность загладить вину перед семейством Поул за те незаслуженные горести, которые им пришлось пережить в прошлом, хотя он никогда не признался бы в этом.
Король всегда хвалил Маргарет Поул.
– Она самая праведная женщина в Англии! – говорил он. – Я знаю всего нескольких леди, столь же набожных и ученых, и одна из них – вы, Кейт!
Генриха не беспокоило, что новоиспеченная леди Солсбери принадлежала к древнему королевскому роду, потому что ее преданность монарху была всем известна.
Екатерина любила проводить время с Маргарет за разговорами о детях. Старшая по возрасту и более опытная женщина давала советы, когда Екатерина нуждалась в них, и даже Генрих с упоением слушал ее.
– Я всегда считала, что не стоит кормить грудью до двух лет, – сказала Маргарет однажды утром. На улице было холодно, осень оставила на листьях деревьев ржаво-красный налет. Они втроем стояли в королевской детской, Екатерина держала на руках Марию и целовала ее пушистую рыжую головку. – Пока вашей милости не стоит беспокоиться об этом! Но какая же милая, сладкая крошка моя крестница!
– Она воистину наше благословение, – сказала Екатерина, крепко обнимая малышку.
Леди Брайан, по-матерински заботливая гувернантка Марии, поймала ее взгляд и с улыбкой кивнула:
– Это и правда так, ваша милость. С ней никаких хлопот – такой принцессой можно гордиться.
Генрих взял Марию из рук матери и поднял ее высоко в воздух, отчего девочка радостно завизжала.
– Эта малышка вчера проявила себя как нельзя лучше, – сообщил король. – Когда я показывал ее венецианскому послу и тот поцеловал ей ручку, она вела себя по-королевски. Я сказал ему, что она никогда не плачет.
– Это правда, сэр, – заметила леди Брайан. – Это самый довольный ребенок, какого я когда-либо видела.
– Она посмотрела на органиста и сказала: «Поп! Поп!» – поделился новостью Генрих. – Правда, моя маленькая леди?
Мария засмеялась, показывая три новых жемчужных зубика.
– Леди Брайан, вы воспитываете ее очень хорошо, – похвалила гувернантку Екатерина.
– При таких родителях у нее наследственная грация. Радостно видеть, как она любит своего отца, – сказала наставница. – Каждый раз, завидев его милость, она подскакивает у меня на коленях.
– Бог не мог послать нам лучшего ребенка, – заявил Генрих, передавая Марию Маргарет Поул, к которой маленькая девочка очень быстро привязалась.
Позже, когда Генрих ушел и Екатерина прогуливалась с Маргарет по осеннему саду, та делилась с ней планами относительно замка Уорблингтон. Королева была задумчива: она размышляла обо всех своих невыживших детях. Какими бы они были? Екатерина помимо воли представила себе, как они носятся по аллеям, возятся в беседках, радуя сердце матери, здоровые и счастливые наследники английского престола.
– Если Бог пошлет нам сына, я буду совершенно счастлива, – сказала она.
– Ваша милость молоды. У вас еще много времени.
– Вы счастливица, Маргарет. У вас было пятеро сыновей и дочь, когда вам еще не исполнилось тридцати. Мне уже тридцать, и у меня всего одна дочь.
– Запаситесь терпением и молитесь, мадам. Я уверена, ваши молитвы будут услышаны.
И тут у Екатерины зародилась идея. Она знала о недоверии Генриха к своим родственникам Плантагенетам. По примеру отца он рассматривал их как угрозу своей безопасности на троне, боялся заговоров с их стороны.
– Некоторые из них больше всего на свете хотят восстановления дома Йорков, – однажды поведал он супруге. – Считают нас, Тюдоров, узурпаторами. Они забыли, что мой отец женился на законной наследнице дома Йорков. Говорю вам, Кейт, я не потерплю никаких притязаний на мою корону!
Три года назад именно за такое преступление он казнил своего кузена Эдмунда де ла Поля, предыдущего герцога Саффолка. Тем не менее за границей скрывался отправленный в изгнание брат де ла Поля, Ричард, которому нравилось называть себя Белая Роза. Генрих был уверен, что в позапрошлом году он пытался вторгнуться в Англию из Бретани, хотя было заявлено, что целью вторжения являлась защита герцогства.
– Я слежу за ним, – рычал Генрих, – и не удивлюсь, если этот лис, король Франциск, предложил ему поддержку лишь для того, чтобы подразнить меня, как делал Людовик!
За прошедшие годы были обезврежены несколько других соперников короля, а их дети еще не доросли до того, чтобы представлять угрозу. Но когда они повзрослеют, то могут свернуть на ту же дорожку…
Екатерина размышляла. Ей представлялось, что есть способ покончить с этим соперничеством – лучший, чем все придуманные доселе.
– Маргарет, – сказала она однажды, отрываясь от вышивания, – вам не кажется, что брак Реджинальда с принцессой гармонично свяжет старую королевскую линию с новой? Это будет похоже на союз между родителями короля – объединение Ланкастеров и Йорков, а оно положило конец гражданской войне. Узы между домами Тюдоров и Плантагенетов укрепятся, и наши семьи свяжет вечная любовь.
Маргарет смотрела на королеву, и на ее продолговатом бледном лице отображалось движение чувств.
– Знаете, мадам, – сказала она, расплываясь в улыбке, – иногда я думаю, что лучше бы заниматься политикой предоставили нам, женщинам!
Рассвет майского дня 1517 года выдался золотисто-розовым, что предвещало прекрасную погоду. Дворцовые слуги были на ногах уже несколько часов, готовясь к дневным торжествам. Генрих выбрал место в парке Элтема, откуда открывался впечатляющий вид на Лондон, и там под деревьями были накрыты столы для королевского пикника. Неподалеку на поросшей вереском пустоши мирно паслись олени с молодым выводком; сегодня охотники их не потревожат.
Екатерина сидела в мягком кресле, зажав в руке письмо лорда Уиллоуби. Она была рада за Марию, с трепетом читала, какие у нее новости, но отчаянно завидовала ей и ненавидела себя за это. Потому что Мария родила своего первого ребенка – здорового сына, которого они с Уильямом, разумеется, назвали в честь короля. Лорд Уиллоуби спросил, не соблаговолят ли их милости оказать им честь быть восприемниками дитяти. О, конечно, конечно, они соблаговолят, и Екатерина собралась отправить своего священника Хорхе де Атеку, назначенного Генрихом епископом Лландаффа, провести обряд крещения. И все же она не могла удержаться и не сравнивать себя со счастливицей Марией. Казалось несправедливым, что ее подруга с такой легкостью и так скоро родила сына, а все сыновья самой Екатерины умерли. О чем только думает Господь?