– Мне не терпится показать вас своим подданным! – сказал он, крепко целуя ее в щеку.
Площадка для турниров в Тауэре была заполнена лордами, леди, государственными сановниками, королевскими слугами, одетыми в зеленое и белое – цвета Тюдоров, и целой толпой духовенства. Все толкались, торопясь занять свои места в огромной процессии. Генрих вскочил на коня, Екатерина забралась в носилки, обтянутые золотой парчой, которые везли две белые верховые лошади, и они двинулись вперед. Ревущие толпы сопровождали их на всем протяжении пути от холма Тауэр через Чипсайд, Темпл-Бар и Стрэнд в Вестминстерский дворец. Улицы были украшены прекрасными гобеленами, из питьевых фонтанчиков текло вино, и на каждом углу стояли священники, кадившие ладаном. Екатерине вспоминался ее торжественный въезд в Лондон около восьми лет назад.
Назавтра, в день Иоанна Крестителя, была назначена коронация. В тот вечер, возбужденные предстоящим, Екатерина и Генрих удалились в просторный Расписной зал: на стенах его красовались старинные фрески с изображением сцен возведения на трон святого Эдуарда Исповедника и библейских сражений. Перед ними стояла прекрасная дубовая кровать, на ее спинке были вырезаны королевские символы, а также знаки плодородия.
– Это брачное ложе моих родителей, – сказал Генрих. – Оно называется Райская постель.
Кровать была украшена дорогим дамастовым пологом и роскошно убрана, но в самом зале, несмотря на теплоту июньской ночи, воздух был сырым и прохладным. От влажных испарений Темзы по стенам ползли зловещие пятна плесени, разъедавшие яркие краски, серебро и золото фресок.
– Миропомазание отделяет короля от всех остальных людей. – Генрих повернулся к Екатерине. – Завтра я стану другим – помазанным, коронованным, наделенным божественной властью. Это странная и пугающая мысль. Мой отец всегда говорил, что королям дарована мудрость и прозорливость, в которой отказано простым смертным.
– Но еще важнее, мой Генрих, чтобы вы правили, будучи любимы своими подданными, – отозвалась Екатерина, беря его за руку. – А вам уже этого не занимать. Весь мир ликует. Люди рады иметь такого короля.
– Не говорите так, дорогая! – Генрих наклонился и поцеловал ее.
– Это правда, и я не одна держусь такого мнения. Я смотрю и вижу. Народ любит вас за молодость, за красоту, за храбрость, но больше всего – за вашу открытость и простоту в общении. Этому нельзя научиться, это дар. Они знают, что вам понятны вещи, близкие им самим. Если вы будете продолжать, как начали, то сохраните их любовь и преданность на всю жизнь.
– Я так и сделаю, Кэтрин! И вы должны помочь мне и поддержать меня.
– Я всегда буду с вами, Генрих! – поклялась она.
Он улыбнулся ей:
– Вы пойдете со мной в часовню Святого Стефана для ночного бдения?
– Вы не устали? Ведь вы провели в церкви прошлую ночь.
– Я чувствую, что это священный долг.
– Тогда пойду.
Рука об руку они прошли в часовню и вместе опустились на колени перед алтарем, освещенным единственной горевшей в храме лампадой. Высокие готические окна возносились к сводам крыши, но все тонуло во тьме, и ночь была тиха. Чувства Екатерины обострились от застоявшегося запаха церковных воскурений и звуков низкого голоса Генриха, произносящего молитвы. Она и сама попыталась молиться, но сначала слова не приходили. Екатерина слишком сильно ощущала присутствие рядом коленопреклоненного супруга. Золотоволосая голова склонена, руки молитвенно сложены – он был олицетворением христианского короля.
Они легли спать в четыре, но Екатерина почти не страдала от недостатка сна, даже когда ее разбудили рано поутру. Она поднялась, чувствуя себя отдохнувшей, и вместе с Генрихом прослушала мессу. Когда она снова вставала рядом с ним на колени у алтарной преграды, то мельком увидела его лицо – вдохновенное, поглощенное величием момента. Взгляд Генриха был устремлен на статую Богоматери с Младенцем. И тогда Екатерина поняла, что он готов к великому делу – ожидавшим его впереди долгим годам царствования.
Оставив ее, Генрих ушел в свои апартаменты, где лорды и прочие придворные подготовили его к церемонии. Екатерину фрейлины обрядили в прекраснейшее платье из белого атласа с золотой вышивкой. Волосы своей госпожи дамы оставили незаплетенными, и они свободно свисали вдоль спины. На голову ей возложили усыпанный восточным жемчугом и самоцветами венец, а плечи накрыли алой мантией, подбитой мехом горностая.
Генрих ожидал супругу.
– Вы прекрасны! – выдохнул он. – Я так горжусь вами!
Проводив ее к носилкам, он занял место под балдахином, который несли пятеро баронов Пяти портов[8]. Длинная процессия двинулась вперед, придворные дамы и кавалеры Екатерины ехали следом за ней в колясках и верхом, а король замыкал шествие. Они медленно перемещались по ярко-алым дорожкам, раскатанным от дворца до огромных западных ворот Вестминстерского аббатства. Густая толпа людей с обеих сторон шумно выражала свою радость.
Для Екатерины день коронации прошел как в тумане. Было столько бесценных, упоительных моментов, столько сцен, которые она будет лелеять в своих воспоминаниях. Генрих восседает на почетном коронационном троне; блеск камней в короне святого Эдуарда Исповедника, надетой на голову королю после миропомазания; приветственные выкрики собравшихся владык, духовных и светских, и почтительно склоняемые одна за другой головы. Ей никогда не забыть священного момента, когда сама она была миропомазана, и того, как архиепископ Кентерберийский благоговейно возложил на ее голову тяжелую золотую диадему, сверкавшую сапфирами, рубинами и жемчугами. Сердце Екатерины было переполнено. Она была готова посвятить всю свою жизнь Господу и служению на благо королевства своего мужа.
Но вот Генрих и Екатерина рука об руку вышли из аббатства – король с королевой без всяких оговорок, освященные церковным обрядом, увенчанные коронами. Толпа обезумела. Позже им сказали, что красные дорожки были разорваны на куски горожанами, жаждущими получить что-нибудь на память. Молодые монархи двигались сквозь толпу, со всех сторон им желали счастья и благополучия. В конце концов они оказались в Вестминстер-Холле, под островерхой крышей которого должен был состояться коронационный пир. Поднявшись по ступенькам, король и королева сели за стол на помосте.
В зал верхом на коне въехал сэр Роберт Даймок, защитник короля, готовый бросить вызов любому, кто усомнится в праве его господина на трон. Екатерина заволновалась. Эта часть церемонии внушала благоговение. Как объяснил Генрих, семья Даймока уже более столетия удерживает за собой должность защитников Англии. Сэр Роберт исполнил свою обязанность с блеском: широким жестом бросил на землю латную рукавицу и обвел всех собравшихся пристальным взглядом, ожидая желающих поднять ее. Никто, разумеется, не вышел, и Генрих весело вручил сэру Роберту золотой кубок в награду за службу. После этого начался пир.
За коронацией последовали дни празднества. Генрих больше всего на свете любил турниры и лично распоряжался организацией нескольких ристалищ в садах Вестминстерского дворца. Екатерина сидела рядом с ним в деревянном павильоне, увешанном гобеленами и расписанном коронами, розами и гранатами. За спиной у нее плотной стайкой расположились фрейлины. Она с истинно королевским величием наблюдала за состязаниями, а Генрих рядом с ней бурно выражал одобрение победителям, сам готовый и жаждавший вступить в бой. Однако в этот раз он снизошел к мольбам советников, убеждавших его не подвергать опасности свое королевское величество, пока не появится наследник. Екатерина страстно надеялась, что этого не придется долго ждать.
Она разделяла чувства Генриха и невольно с особым нетерпением следила за его друзьями, подбадривала их – этих избранных молодых людей, которые входили в ближнее окружение короля. Заправлял там всем светловолосый хранитель королевского стула[9] Уильям Комптон. В детстве он был пажом Генриха и остался его ближайшим другом среди придворных. Еще в ближнем круге короля находился Чарльз Брэндон, один из самых красивых мужчин при дворе: его можно было принять за Генриха даже вблизи – так он походил на своего монарха. Брэндон получил должность благодаря тому, что его отец погиб, сражаясь за недавно почившего монарха в битве при Босуорте. Он был так очарователен, что Екатерина не могла не испытывать к нему симпатии. Комптон, по мнению королевы, слишком уж откровенно флиртовал с фрейлинами, а его влияние на короля вызывало у нее опасения, хотя по отношению к самой Екатерине Комптон был безупречно вежлив и обходителен.
