Глаза Екатерины наполнились слезами. Генрих пел об их любви, никакими словами нельзя было описать этого лучше. Ей нравился его образ мыслей, чувственность, которую супруг проявлял и в любовных утехах, и в стихах. Нравился его свежий, чистый запах, его природная чистоплотность – каждый день он менял белье. Оно пахло травами, которыми прачки перекладывали вещи, этот запах всегда будет связан в мыслях Екатерины с ее мужем. Она действительно была счастливейшей из женщин!

Наконец о том, что они стали мужем и женой, было объявлено во всеуслышание. Екатерина впервые появилась при дворе в качестве королевы, одетая в синее траурное платье с опущенным ниже талии золотым поясом и в роскошной мантии, подбитой горностаем.

– Отныне, моя королева, вы будете рядом со мной на всех государственных и придворных церемониях, – сказал ей Генрих, и в глазах его засветилась гордость.

Вечером он предупредил Екатерину, чтобы та готовилась к его приходу, поэтому она отпустила горничных и села на огромную кровать под балдахином. Муж мог появиться из-за гобелена в любой момент. Однако потом Екатерина услышала топот нескольких ног, дверь в ее спальню внезапно распахнулась, и вошел Генрих в его дамастовой накидке. Екатерина услышала, как у него за спиной закрылась наружная дверь в ее апартаменты.

– Почему вы не воспользовались потайной лестницей?

– Меня сопровождали стражники и двое из моих придворных. Теперь люди знают, что мы женаты, и в Англии принято, чтобы короля видели посещающим свою жену. Это дело общественной важности, понимаете ли. Чтобы никто не сомневался в законности последствий. Не волнуйтесь, мои стражники останутся за дверью, пока я не соберусь уходить. – Он усмехнулся. – Долго же им придется ждать!

Они занялись любовью. Сначала Екатерине было трудно расслабиться, но она сказала себе, что должна свыкнуться с новыми обстоятельствами. Не ее это дело – обсуждать английские обычаи. Потом накатила знакомая волна блаженства, и она забыла обо всем, кроме прикосновений Генриха и его мелодичного голоса, мурлыкавшего ей на ушко слова любви.

Генрих выглядел великолепно. На нем была алая мантия, подбитая горностаем, а под ней – парчовый дублет, расшитый бриллиантами, рубинами, изумрудами, крупным жемчугом и другими драгоценными камнями. Екатерину одели в свадебное платье. Была середина лета, и они сидели на подушках в королевской барке, которая величественно рассекала воды Темзы, окруженная флотилией разукрашенных лодок. Позади остался Гринвич, впереди их ждали Лондон и Тауэр, где они проведут ближайшую ночь. Генрих объяснил, что английские монархи по традиции перед коронацией должны переночевать в Тауэре.

Вдоль берега собрались толпы, люди махали руками и приветствовали молодоженов радостными криками. Генрих отвечал улыбками, кивками, вскидывал руку, а Екатерина, тронутая таким теплым приемом, кланялась, поворачивая голову, то направо, то налево. То же ждало их всю дорогу вдоль реки.

– Они любят вас! – Генрих повернулся к ней. – И не только потому, что этот брак пошел на благо нашей торговле, они любят вас саму!

– Мне неловко, что они так сердечно относятся ко мне, – сказала Екатерина.

Молодые супруги высадились на берег и вошли в Тауэр через боковую дверь башни Байворд, где их встретил констебль и его стражники-йомены. Оттуда процессия направилась по Уотер-лейн к королевским апартаментам. Весь двор собрался в старинных залах башен Ланторн и Уордроб, где вечером король возвел в рыцари ордена Бани двадцать четыре человека. Екатерина сидела рядом с ним.

Ей не нравился Тауэр. И не только потому, что она знала о несчастном графе Уорике, который был заточен здесь лет десять назад. Во всем этом месте ощущалось нечто зловещее, и Екатерина радовалась, что они проведут здесь всего одну ночь. Генрих потратил огромные средства на переустройство мрачных старых покоев. Несмотря на его старания, комнаты королевы ей пришлись не по вкусу. Июньское солнце не проникало сквозь узкие окна, и миазмы печали будто висели в воздухе. Конечно, ведь здесь умерла королева Елизавета. Неудивительно, что в этих апартаментах с дорогой новой мебелью царит гнетущий дух.

Вечером Генрих и Екатерина вышли прогуляться по верху замковой стены. По ней можно было пройти из башни Вейкфилд к башне Ланторн и посмотреть сверху на внутренние дворы замка. Генрих находился в таком приподнятом настроении, что Екатерина не стала рассказывать, как мало ей здесь нравится. Но потом супруг повернулся к ней:

– Сегодня, любовь моя, я не приду к вам. Перед коронацией я предамся ночному бдению в часовне Святого Иоанна.

Он уже водил ее на верхний этаж массивной башни Цезаря и показывал изысканную маленькую церквушку.

Сердце Екатерины упало, но она, конечно же, с улыбкой одобрила его намерение. Ей очень нравилась набожность мужа. Как и она, он слушал по пять месс каждый день и завел правило каждый вечер присутствовать вместе с ней на вечерне в ее покоях. Теология была его страстью, и он наслаждался своей славой знатока вероучения. Его вера была истовой и чистой, и Екатерина понимала, насколько важно для него соблюсти пост и провести ночь без сна.

В эту ночь она выбрала из своих фрейлин Мэри Рус, чтобы та спала на соломенном тюфяке в ее опочивальне. Екатерина распорядилась, чтобы та незаметно удалилась, если паче чаяния придет король. Потом Екатерина попыталась заснуть, но судьба юного Уорика не давала ей покоя. Где его содержали? Осознавал ли он, какие могут быть последствия участия в заговоре, что ему грозит? Представив, какой ужас охватил его в тот день, когда за ним пришли, Екатерина задрожала. Затем мысли ее переключились на судьбу двух юных принцесс, которых четверть века назад сгубил в Тауэре злой король Генрих. Об этом и сейчас говорили разве что шепотом. Екатерина поежилась в своей теплой постели. Кости этих детей тоже покоились где-то здесь, но пока их никто не обнаружил…

Не скоро ей удалось заснуть в эту ночь.

Проснулась Екатерина оттого, что в комнате кто-то всхлипывал. Стояла тьма.

– Мэри? – тихо позвала она.

Ответа не последовало, но плач не прекратился.

Екатерина приподнялась. В углу на стуле, закрыв лицо руками, сидела какая-то женщина, ее плечи вздрагивали. Это была не Мэри. Платье на незнакомке, кажется, было черное, и чепец какой-то необычной формы.

– Кто здесь? – спросила Екатерина, совершенно проснувшаяся и удивленная.

Кому из ее фрейлин понадобилось искать убежища у нее в комнате, чтобы выплакаться? И почему?

Женщина не обращала на хозяйку спальни никакого внимания и продолжала рыдать, очевидно терзаемая великим горем. Екатерина склонилась к краю кровати, думая, что Мэри, наверное, тоже проснулась, но увидела свою приближенную крепко спящей.

– Кто бы вы ни были, прошу, позвольте мне вам помочь! – сказала Екатерина.

И вновь женщина даже не взглянула на нее.

Глаза Екатерины постепенно привыкали к темноте. Теперь она разглядела, что хотя чепец на гостье был знакомой формы, напоминавшей фронтон здания, но наушники слишком коротки – таких Екатерина никогда не видела. Лица незнакомки ей разглядеть так и не удавалось, женщина не отнимала от него рук. Было совершенно ясно, что эта особа находилась в самом ужасном состоянии.

Екатерина соскользнула с постели, намереваясь мягко прикоснуться к плечу дамы и обратить на себя ее внимание, но тут случилось нечто странное. Фигура исчезла. Стула, на котором сидела незнакомка, тоже не было, и, кроме дыхания Мэри, в комнате не раздавалось ни звука.

Несколько мгновений Екатерина неотрывно смотрела на то место, где сидела дама, потом забралась обратно в постель, озадаченная и немало напуганная. Может быть, ей это приснилось?

На следующее утро Екатерина испытала облегчение, выйдя из покоев королевы и услышав, как за ней закрылись двери. А снаружи, рассеивая последние остатки ночных теней, стоял Генрих, как обычно жизнерадостный, в сиянии золота и драгоценных камней, спешащий совершить свой торжественный въезд в Лондон.