– Милая принцесса, это счастье, что вы с нами. – Она поцеловала Каталину.
Король энергично кивал, выражая одобрение:
– Пойдемте, моя почтенная матушка. Мы должны занять свои места.
Он повел королеву с леди Маргарет к двери, ведущей в собор. Каталина на несколько мгновений осталась одна со своей свитой. Мария быстро взяла ее за руку, невеста глубоко вдохнула и приподняла подбородок. Тут дверь распахнулась, и вошел принц Генрих, в платье из серебристой ткани, расшитой золотыми розами; выглядел он великолепно. И снова от него дохнуло уверенностью в себе, так поразившей Каталину при первой встрече.
– Я пришел проводить ваше высочество в собор. – Он припал на колено и поцеловал ее пальцы.
Потом быстро поднялся и предложил Каталине руку. Принцесса была невысокая, так что они с Генрихом оказались почти одного роста; она ясно ощущала его близость и силу его руки. Это действительно был необыкновенный мальчик.
Под звуки труб, гобоев и свирелей они вышли из епископского дворца. При виде Каталины люди впадали в неистовство, выкрикивали благие пожелания и шумно выражали свое одобрение. У западного входа стояла сестра королевы Сесилия Йоркская – она должна была нести шлейф невесты. За ее спиной вдоль западной стены храма выстроились английские леди – их, наверное, была целая сотня, и все в роскошных нарядах.
Собор уже был полон гостей. Вдоль нефа от западного входа до перекрестья шел высокий помост, накрытый мягким ковром из красной шерсти, чтобы все могли лицезреть совершение этого брака, который принесет славу династии Тюдоров и обеспечит ее продолжение. Зазвучали трубы, принц Генрих снова предложил Каталине руку. Они поднялись по ступенькам на помост и медленно двинулись по нему. С одной стороны Каталина увидела короля и королеву: со своего места, отгороженного решеткой, они с пристрастием наблюдали за публикой – все ли внимание приковано к новобрачным. По другую сторону разместились лорд-мэр и другие отцы города.
Впереди под центральным сводом была устроена высокая платформа, на которую можно было подняться со всех четырех сторон. Здесь их ждал архиепископ Кентерберийский, величественный в своих праздничных ризах и усыпанной драгоценными камнями митре. Он должен был провести обряд. За ним рядами в соответствии с рангом выстроились исполненные важности епископы, аббаты, князья Церкви; они пришли сюда, дабы увидеть, как будет заключен союз с испанцами, и освятить его.
Артур тоже был там – стоял в ожидании у подножия платформы, высокий, полный достоинства, но какой-то дряблый, будто белое атласное платье на толстой подкладке было ему велико. Бледный лицом, он безучастно поклонился Каталине, когда та приблизилась. Отпустив руку Генриха, принцесса поднялась на платформу с одной стороны, тогда как Артур взошел на нее с другой.
Казалось, весь мир взирал на них, когда перед лицом Господа они стали мужем и женой.
После церемонии венчания архиепископ и клир торжественно проводили Артура с Екатериной к высокому алтарю, где была отслужена главная свадебная месса. Рука об руку молодожены вернулись на платформу и преклонили колена, чтобы просить благословения у короля и королевы, которые с радостью дали его. Екатерина заметила за их спинами леди Маргарет: от избытка чувств та вновь промакивала платочком слезы.
Странно было наконец почувствовать себя замужней женщиной. Все казалось нереальным. По пути с платформы в неф Екатерина покосилась на Артура. В том, как он кивал направо и налево, была тихая грация и какая-то истинно королевская невозмутимость, но, поймав на себе взгляд молодой супруги, Артур улыбнулся. За дверями собора, где их радостно приветствовала толпа, улыбка его стала шире. Они постояли, принимая поздравления, пока к ним не присоединились король и королева. Тогда по знаку отца Артур поднял руку.
– Люди добрые, – провозгласил он, – да будет известно всем, что сегодня я передаю в наследство супруге, леди Екатерине, третью часть своих доходов, которыми располагаю в качестве принца Уэльского.
Раздались искренние возгласы одобрения.
– Король Генрих! Принц Артур! – восклицали люди.
И вновь воздух огласился торжествующим ревом труб, воем гобоев и переливчатыми трелями свирелей.
Именно в этот момент Екатерина случайно заметила взгляд принца Генриха, устремленный на брата: в его глазах промелькнул огонек неприкрытой зависти. Потом он погас, и Генрих вновь просиял улыбкой, стал махать и кланялся толпе, как будто приветствия предназначались только ему. Екатерина подумала, что ревновать брата, который всегда и во всем будет первенствовать, вполне естественно. И все же ее смутила столь открытая злоба в глазах этого юнца.
Однако она забыла об этом сразу, как только Артур взял ее руку в свою, холодную и влажную. Его лоб блестел от пота. Принц выглядел неважно, и она забеспокоилась: каково-то ему выносить все эти пышные церемонии и шумные торжества. Ее тревожило, что Артур еще не оправился от болезни, которую десять дней назад пренебрежительно назвал всего лишь простудой. Правда, времени на переживания не было: Артур вел ее следом за принцем Генрихом, которого назначили возглавлять большую процессию на обратном пути во дворец епископа, где должен был состояться пир.
Войдя в зал, Екатерина едва не столкнулась с лорд-мэром и олдерменами. Все они старательно выгибали шеи, чтобы как можно лучше ее рассмотреть. Это вызвало много смеха. Принцессу впечатлило, что не только королевская семья, но и все приглашенные ели с тарелок из чистого золота, инкрустированных жемчугом и драгоценными камнями. При свечах мириады самоцветов и тяжелых золотых цепей, которыми украсили себя благородные гости, сверкали и искрились.
Как показалось Екатерине, застолье длилось много часов. Под звуки фанфар приносили все новые перемены блюд, и вино лилось нескончаемой рекой. Она сидела за столом на почетном месте справа от короля, рядом с ней разместился остроумный дон Педро де Айала. Предполагалось, что он будет исполнять должность посла ее родителей в Шотландии, но несколько лет назад он приехал в Лондон по дипломатическим делам, да тут и остался.
– Мне здесь нравится, ваше высочество, – говорил он Екатерине. – Климат подходящий для здоровья, а Шотландия слишком холодна для испанца. И разумеется, мое присутствие в Лондоне в тот момент, когда решался вопрос о вашем браке, оказалось весьма полезным для короля Фердинанда и королевы Изабеллы.
У Екатерины создалось впечатление, что дон Педро и не собирался возвращаться к своим обязанностям в Шотландии. Он открыто ей заявил: раз теперь она замужем, он ожидает позволения отправиться домой. Кажется, Айала пользовался популярностью среди английских придворных и был мил королю. Самой Екатерине дон Педро тоже, скорее, понравился, однако она заметила обращенный на него сердитый взгляд доктора де Пуэблы: тот сидел за столом на менее почетном месте, дальше от короля. Не требовалось большой проницательности, чтобы догадаться: Пуэбла, постоянный посол их католических величеств, чувствовал, что дон Педро потеснил его с почетного места.
Король весело болтал, разглагольствуя о стоимости того или иного поданного на стол блюда, а также остроумно изумлялся способности некоторых лордов принаряжаться к празднику, запаздывая при этом с уплатой налогов. Королева в основном говорила о том, какой трогательной была церемония и как вкусна еда. Екатерина вежливо соглашалась, хотя про себя считала английскую еду пресной и даже близко не сравнимой с той разнообразной и богатой кухней, которой она наслаждалась в Испании. Тут было одно жареное мясо да пироги с толстыми корками!
Принц Генрих ни о чем другом не мог говорить, кроме как о турнирах и живых картинах, которые будут устроены в ближайшие дни в честь бракосочетания. Ему не терпелось принять участие в ристаниях, так что королю наконец пришлось решительно наложить запрет: принц был слишком молод. Генрих надулся, но ненадолго: его сестра Маргарита отпустила какую-то шуточку, и он снова развеселился. Екатерине нравилась Маргарита – темно-рыжая, живая, своевольная девочка двенадцати лет, и она надеялась, что ее золовку еще не скоро отправят на север, чтобы выдать замуж за короля шотландцев. Екатерина вполне могла представить себе, как сильно будет тосковать по дочери королева Елизавета, ведь их близость бросалась в глаза.