Илья мельком глянул на Маркела и спросил:

– Этот, который из Разбойного приказа, со слоном?

Троекуров утвердительно кивнул.

Илья ещё раз осмотрел Маркела, после поклонился Троекурову и вышел. Троекуров засмеялся, потёр руки… Но вдруг опять стал серьёзный, внимательно осмотрел Маркела и сказал:

– Что-то вид у тебя какой-то не наш. Одёжка как будто с чужого плеча, висит как мешок. Ну какой из тебя царёв гонец? Как ты такой царю покажешься? Но мы и это исправим! Силантий!

Пришёл, судя по одёжке, воеводский челядин. Троекуров указал ему на Маркела и сказал:

– Вот сними с него мерку, с этого гонца царёва, и чтобы к вечеру всё было в наилучшем виде.

Силантий пристально осмотрел Маркела, кивнул головой и ушёл.

Троекуров самодовольно заусмехался и сказал:

– Вот и ещё одно дело сделали. А теперь идём покажу тебе корабль. Уже неделю как готов. И кормщик наилучший! Получше Кирюхина! Аким Рыжов!

Сказав это, Троекуров встал из-за стола, начал обходить вокруг него…

И вдруг заорали под окном! Завизжали! Слон заревел, завыл! Народ уже немо стонал! Троекуров кинулся к окну, глянул в него и отшатнулся, закричал Маркелу:

– Взбесился твой! Ух, будет тебе дыба! Будет!

И побежал к двери. Маркел побежал за ним.

Когда они выбежали на крыльцо, во дворе творилось не расскажешь что! Слон, как очумелый, бегал туда-сюда, кидался на людей, разбрасывал! Люди метались взад-вперёд, в воротах была давка, выскочить было нельзя! Троекуров поднял руки, открыл рот и онемел…

А Маркел перескочил через балясины и соскочил во двор. Слон его увидел, отвернулся. Маркел кинулся к нему и закричал:

– Ширка! Ширка!

Слон побежал вдоль частокола. Маркел побежал за ним, в ушах заухало. Слон добежал до угла и вдруг остановился там, развернулся…

И помчался прямо на Маркела! Маркел остановился, развёл руки. Слон пробежал мимо него, опять развернулся, и встал на дыбы, и завыл! А потом опять как кинулся! Маркел отскочил, оступился, упал…

А слон добежал до него, встал прямо над ним, поднял ногу, заревел как бешеный…

И замер. Маркел смотрел на его ногу, на эту толстую ступню с пятью малыми копытцами, и думал, что вот сейчас слон как наступит на него – и от него только кровища во все стороны! Ну и ещё мозги, ну и дерьмо, и всё…

И так Маркелу горько стало! И он громко закричал:

– Хайдараба! Хайдараба, свинья!

И слон убрал ногу – медленно встал на неё, и отошёл к частоколу, и начал там остервенело рвать траву. Маркел поднялся, отряхнулся, подошёл к слону и постоял немного, потом осторожно погладил его по щеке и тихо сказал:

– Ширка, Ширка, что же ты наделал?

Слон перестал драть траву, медленно поднял хобот и так же медленно обкрутил им Маркела. И замер. Так они стояли и не шевелились.

И во дворе шум мало-помалу стих. Народ стоял вдоль стен, помалкивал. Троекуров осмотрел народ и очень громко и грозно спросил:

– Кто это посмел царёву животину обидеть? Выходи вперёд!

Вначале никто не выходил, а потом вышел Крюков, снял шапку и поклонился Троекурову. Троекуров с удивлением спросил:

– Как это ты?

– Да вот так, – ответил Крюков мрачным голосом. – Смотрю, мимо ходят люди, а тут стоит зверь нестреноженный. Ну, я и велел моим людям, чтобы они его стреножили, а он вдруг как взбесится! Вдруг как начнёт скакать! Еремеев, покажи стреногу!

Стрелец – наверное, тот самый Еремеев – поднял с земли цепь, толстенную. Слон, как её увидел, опять начал рыкать. Маркел опять стал унимать его. Еремеев бросил цепь, но Троекуров тотчас же велел:

– Еремеев, убери её! А вы пособите ему, что стоите?!

Это он сказал уже другим стрельцам. Цепь унесли. Маркел стоял возле слона, слон весь дрожал, порыкивал. В толпе, было слышно, стали говорить, что вот как слоны цепей не любят, кто бы мог подумать, и так далее. А Троекуров сошёл вниз, во двор. Крюков стоял без шапки, ждал грозы. Но Троекуров на него даже не глянул, а подошёл к Маркелу со слоном, но слишком близко подступать не стал, и сказал:

– Ладно, пойдём пока, посмотрим твой новый кораблик.

И они пошли. А слон стоял в углу двора, тихо порыкивал, и никто к нему уже не подходил, робели.

Так же и Маркел, когда его вели на плотбище, помалкивал. А что ему было говорить? Он же и так знал, что ему покажут. И так оно и случилось. Придя на плотбище, они почти сразу подошли к кирюхинскому стругу, там Маркела обвели вокруг него и показали, что с боков ему ещё набили досок для устойчивости, а возле мачты, чтобы не было от слона тесноты, переставили уключины. А ещё вот здесь, сказали, можно сделать для слона загончик.

Услыхав про загончик, Маркел мрачно хмыкнул. А Троекуров сердито сказал, что загончика лучше не надо, а то слон опять может разгневаться. И повернувшись к Маркелу, спросил, почему тот ничего не говорит.

– А что говорить, – сказал Маркел. – Струг крепкий, парус целый, вёсла новые. А люди где?

– А люди на амбаре, грузятся, – ответил Троекуров. И сразу продолжил: – Потому что верно ты сказал: надо скорее выходить! Ну, так и я скажу: сегодня выйдете. А как твой слон? Готов?

Маркел ответил, что готов, его только надо покормить. Троекуров удивился и сказал, что пусть Маркел велит, чтоб покормили.

– Он без меня не ест, – сказал Маркел.

– Ну так иди и сам корми! – в сердцах воскликнул Троекуров.

Маркел развернулся и пошёл обратно. И как только он пришёл на воеводский двор, то слон сразу радостно зарыкал. Маркел подошёл к слону, потрепал его за ухо и спросил, как он, не голоден ли. Слон быстро закивал, что голоден.

– Филиппов! – приказал Маркел.

А Филиппов со своими был уже на месте, и с ними было много всякого: ношка травы и ведро каши, два ведра затирки, три больших ведра воды и одна связка свежего мочала. Слон начал быстро и с большой охотой есть, Маркел смотрел на него и радостно похмыкивал.

А потом увидел, что к нему идут. Это был ещё один воеводский подьячий, Маркел его раньше не видел. А подьячий на ходу кричал:

– Маркел Петрович! Иди к нам! Уже накрыли!

Маркел опять обернулся к Филиппову, приказал ему быть за старшего, а сам пошёл к воеводским хоромам.

Там его ввели в воеводскую малую трапезную, и там он сел на лавку, а не на пол, и к столу, а не к земле, и там ему дали ложку, а нож у него был свой, филипповский, и не нужно было руки мыть, а так: сразу взял и сразу ешь. Маркел ел и улыбался, ему было хорошо, а подьячий, он назвался Мишкой, сам не ел, а только сидел напротив, угощал, расспрашивал о всяких пустяках, это как водятся ли в Кызылбашах рыбы, а слоны, а пьют ли там вино и курят ли табак-траву, – и тут же наливал, подкладывал. Маркел рассказывал. После ослабил пояс и прилёг. После Мишка помог ему снять сапоги, Маркел лёг поудобнее, заложил руки за голову, задумался. Потом огладил бороду и сказал, что борода слишком запущена, нет ли у них тут брадобрея. Мишка сказал, что есть, и сразу же спросил, позвать ли. Маркел ответил, что позвать. Мишка вышел, а Маркел заснул.

Проснулся он, когда уже смеркалось. Мишка сидел напротив. Маркел потрогал бороду, она была подправлена. Но Маркел не стал про это говорить, а только спросил, где Ширка. Ждёт во дворе, ответил Мишка. И прибавил, что и люди тоже ждут, на пристани. Маркел вскочил и хотел выходить, на что Мишка сказал, что царёву гонцу так негоже, и указал на небольшой сундук. Маркел запустил в него руку и достал оттуда шапку, рубаху, кафтан, сапоги, порты… Ну и так далее. И всё это были сукно, и парча, и камка всякая. Маркел переоделся, встал к свету, начал осматривать себя, дивиться. А тут Мишка ещё подал подорожную. Она и в самом деле была с позолоченной печатью! Маркел повертел её и так и сяк, но разворачивать пока не стал, а просто сунул за пазуху. Тогда Мишка подхватил его сундук, который был ещё наполовину не рассмотрен, – и они пошли к дверям.

Когда они вышли на крыльцо, было уже довольно сумеречно, слон по-прежнему стоял в углу двора, сверкал глазами, а рядом с ними сидели филипповские люди. Маркел подошёл к слону, потрепал его за ухом, сказал «Айда!» и, за верёвочку, повёл его на пристань.